"Ой, я даже помню из-за чего все случилось, - говорит она,

В общем, мы играли с девочками-соседками, нам лет по шесть-восемь было, и у меня на макушке сидел прекрасный пышный бант. Я очень не любила свои волосы, они не лежали красивыми волнами, а кудрявились, шапкой такой лохматой бестолковой. А тут бант эти мои несчастные кудряшки вроде бы узаконил.И все девчонки им восхищались. И я, обычно мышь робкая, тут вдруг почувствовала себя красивой, не хуже других. И от этого стала ужасно щедрая. Пошла, взяла мамины духи и всех надушила.
А вечером пришла мама. Она даже не шлепала меня и не ругала, просто у нее сделалось чужое лицо и она сказала, что такая девочка ей не нужна и она сейчас вот прямо меня отдаст в детский дом.
Я н секунды не сомневалась, что отдаст, мама строгая была у меня, деточка. Не секунды не сомневалась. Но и не плакала, не просила. А что толку плакать, я же действительно сделала ужасное и самое место мне в детском доме, где живут бледные заплаканные девочки, растрачивающие на подруг-замарашек мамины духи. И наверное это не только справедливо, но и хорошо - жить именно там.
Так что я пошла к кровати собирать свое барахлишко. Трусишки какие-то, зайца тряпичного еще взяла... Насчет банта очень переживала - не заставит ли мама снять, может быть девочкам из детских домов банты просто не положены. Нет, не заставила.
Я так обрадовалась из-за банта и так боялась, что мама вспомнит и заставит снять, что тут же схватила свою корзинку с барахлишком, протянула маме лапку и мы пошли. Дошли аж до следующей улице и только там повернули назад домой. Вы знаете, деточка, а я ведь никакой радости от этого прощения-возвращения и не почувствовала. Только когда уже к дому подходили и я увидела в окне папу, как он сидит на подоконнике и курит - с того самого момента курит, как они с мамой пришли домой и узнали о моем преступлении - вот только тогда стало мне как-то не по себе. Будто схватила конфетку, сунула жадно в рот, а это оказался кусок мыла"