Отпущение через растление

Почему такая сдержанная реакция Запада? Я говорю не о политиках. Политики свое дело знают и выдавят из ситуации максимум. И политическую изоляцию России. И экономические неприятности для нас – не игрушечные, а совершенно реальные. И новый имидж РФ и россиян – народа-агрессора, злобно вырвавшего кусок из-за рта больного брата. Это все будет сделано и делается уже.

Но я говорю о другом. Почему нет многотысячных демонстраций перед российскими посольствами? Почему такие неоднозначные результаты дают социологи? В общем, почему у провластных журналистов так много поводов говорить «Проехали! Даже вот Запад нас понял. Политики, конечно, покривляются еще. Но в целом проехали»? Ведь казалось бы, случай абсолютно беспрецедентный: первая аннексия в Европе за 70 лет.

Тут несколько причин. Конечно, многим в Европе не нравится однополярный мир, даже несмотря на то, что они сами живут в этом мире. Поэтому протест РФ против западного глобализма, а переориентация Украины на Запад, что ни говори, является успехом такого глобализма, им симпатичен.

Есть и другая причина: какая там разница, что одни русские отобрали у других русских что-то такое, что все равно всегда было русским? Это для нас, а еще больше для украинцев имеет значение – Россия, Украина, русский язык, украинский язык, 1783-й год, 1855-й год, 1954-й, «Севастополь останется русским»... Для западного обывателя, если он, конечно, не интеллектуал-историк, ничего этого нет: русские и русские, а что они там едят, икру или брюкву – это пусть они сами разбираются. РФ-ый Крым, украинский – один черт, все равно – русский.

Но главная причина западной, и особенно немецкой «мягкости» все же в другом. Аннексия Крыма разрушает нормы международного права и, что еще важнее, международной морали и тем самым оправдывает преступления самого Запада перед законом и моралью, особенно перед моралью. Заметней всего это в Германии. Гитлеровский период с его немыслимыми преступлениями стал для немцев (особенно для западных немцев) сильнейшей коллективной психотравмой, породившей комплекс вины. Проявляет себя этот комплекс в очень разных формах: от страха перед повторением и попыток загладить вину – на уровне народа в целом, до попыток отрицать вину, обвинять политических антогонистов гитлеровской Германии (СССР и Красной Армии, прежде всего), перекладывать вину на жертв («евреи виноваты в Холокосте») и даже до попыток возрождения нацизма – все это, конечно, в гораздо более мелких масштабах, на уровне индивидов и социальных групп.

Поэтому даже многократно раздутые истории о том, что победители Гитлера были не лучше его самого, например, о «зверствах Красной Армии» или о «варварской бомбежке Дрездена» восприимаются здесь, мягко говоря, с благосклонным интересом. А уж реальные истории о том, что не одни мы были чудовищами, но и противник наш был не лучше, как, например, история пакта Молотова-Риббентропа, или история Катыни, или история Хиросимы – это всё уж просто бальзам на сердце. Любой факт плохости русских (советских) и американцев снижает остроту переживания собственной плохости.

А тут такая удача. Внуки победителя, прежде всего победителя морального, нацепив на себя символы победы над нами, чтоб ни у кого не осталось уж никаких сомнений, один в один повторяю то, что наши деды учинили в 38-м году с Чехословакией. Значит, мы больше не подлецы, а они не молодцы. Какая радость! За что же на них, на этих замечательных подлецов нам сердиться? Они же нас в наших собственных глазах реабилируют!

Нечто похожее чувствуюти жители и других западных стран. Несмотря на усилия пропаганды, все агрессивные войны, которые Запад вел в последние десятилетия на Балканах, в Афганистане, в Ираке или Ливии, стали для граждан государств-участников этих войн такими же по сути, хотя, конечно, и более слабыми по интенсивности коллективными психотравмами – источниками комплекса вины. Именно поэтому, например, так много снимается фильмов о югославских войнах – эти фильмы стремятся доказать оправданность западного вмешательства в югославские события. Причем многие режиссеры пытаются убедить в этом даже не столько зрителя, сколько сами себя – поэтому и фильмы у них выходят такими малоубедительными.

А тут такой подарок! Без каких бы то ни было ссылок на защиту своей территориальной целостности или на защиты беззащитного мирного населения, откровенно, цинично, вопреки своим устным и письменным обещаниям, страна совершает не просто акт агрессии, а акт аннексии части другой страны, да еще страны, в которой на подъеме демократический процесс. Ну, не подлецы разве! Но раз они – подлецы, то это значит, что мы-то сами с нашими войнами за демократию уже и не такие уж страшные подлецы. А в общем, даже можно сказать – славные ребята. Это ли не прекрасно! За что же нам на этих страшных подлецов так уж страшно сердиться?

Аннексия Крыма снизила планку допустимого в международных отношениях, переместила границу между хорошим и плохим, допустимым и недопустимым в сторону плохого. Сделана заявка считать нормальным то, что раньше считалось плохим. Иначе говоря, сделан шаг в сторону моральной деградации международных отношений. И этот шаг многими приветствуется не прагматически, а психологически. В мире, в котором плохое считается нормальным, преступнику жить комфортней. Его грехи получили отпущение. Только – не через раскаяние, а через растление.