Открыв чехол, я обомлел

karakovski — 12.10.2010 Открыв чехол, я обомлел. Гриф гитары, моего любимого 12-струнного "Washburn", был разломан надвое. Не знаю, как я справился с собой. Оставалось пять минут до начала презентации моей книги.

Надо ли говорить, что всё пошло наперекосяк. Лариса Румарчук по неизвестной причине начала вечер с длинной обвинительной речи в мой адрес. Смысл её совершенно неадекватного спича сводился к тому, что молодого писателя Караковского надо немедленно осудить за то, что он пишет об отбросах общества, и кроме прозы также занимается музыкой (надо же выбрать что-то одно!). Самый сок был именно в отдельных формулировках и пассажах, ни одного из которых я, к сожалению, не запомнил, так как скорбел по инструменту и терялся в догадках, что же мне теперь делать на сцене (кстати, кто был, напомните в комментах!). Народ в зале оценил фрик-шоу Румарчук вполне адекватно - как хэппенинг, творческий трип, направленный на расширение сознания без применения психотропных средств. Иными словами, все ржали.

Дальше выступал Алхутов, который вошёл в зал на последних словах вступительной речи, пропустив, таким образом, всё самое интересное. Серёжа выдал короткую речь, в которой похвалил моё умение развивать сюжеты и любовь к описанию "крайних ситуаций". Дальше на сцену вразвалочку вышел издатель Алексей Дмитриевич Ануфриев - кто не знает, это ОЧЕНЬ солидный мужчина, способный задавить своим авторитетом кого угодно. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего для Румарчук, но, как ни странно, он был корректен. Ануфриев невозмутимо объяснил, что в современной городской жизни такие люди, о которых я пишу, спокойно ходят по улице, и никто их отбросами не считает. Про то, что Кодекс строителя коммунизма давно отменили, он напоминать не стал, но на всякий случай пояснил, что времена меняются, и критерии оценки литературных произведений тоже не должны отрываться от существующей вокруг нас объективной реальности, а то потом бывает очень больно, и не сразу понятно, отчего. Несколько тёплых слов сказала Елена Мошкова - не по текстам, а в порядке дружеской поддержки. Больше говорить было некому, и на сцену вышел я. Мне, конечно, меньше всего улыбалось заниматься самооправданием, я вообще не предполагал, что у вечера получится столь гротескный сценарий. Пришлось немного рассказать о замысле книги, по возможности, забыв всё сказанное до меня.

Такие книги, как "Мне слишком мало тебя" пишутся один-два раза в жизнь. В моём случае - возможно, больше, но ненамного. Определив свои художественные задачи лет в 15, я уже тогда точно знал, что напишу эту книгу. Но сначала мне надо было всё перенести на своей шкуре: я принципиально использовал биографический метод, рассказывая только о том, что произошло либо со мной, либо с людьми, в чьей искренности сомневаться у меня нет оснований (даже рассказ о девушке-бисексуалке построен на двух реально происшедших рядом со мной эпизодах). Я не считаю, что пишу чернуху. Я считаю, что каждый человек может стать жертвой, а может и не стать. И если человеку не повезёт пострадать от окружающей его реальности, он вряд ли будет после этого гламурно выглядеть. Разве представляют собой приятное зрелище больные с 50% ожогов? Нет. Так же, к примеру, и подростки, тусующиеся в подъездах. Они просто ещё не захватили мир, и потому выглядят жалко. Когда наступит время, никто не назовёт их отбросами общества: общество будет принадлежать им.

Я сознательно построил книгу на парадоксах, на игре с читателем. Ни один эпизод в книге нельзя трактовать однозначно, и в то же время они требуют очень категоричной, крайней трактовки, ведь я пишу о чести, благородстве. Скажем, в "Девочке, которая всех спасла" я всеми силами убеждаю читателя, что Юля - это сильный, волевой персонаж, а Витенька - слабый, не знающий, чего он хочет. Но поступки героев, взятые отдельно от авторской речи демонстрируют ровно противоположное: Юля мечется между любовями, профессиями и даже влюбляется в подружку (это уже, конечно, почти на грани стёба, но всё-таки не стёб, потому что любовь - это всегда очень серьёзно); Витенька же целеустремлённо и пошагово движется к самоубийству. Почему я так делаю? Потому что я считаю, что жизнь вообще крайне парадоксальна, и для понимания её законов надо иметь способность к эмпатии ("сопереживанию"), выходу за рамки своего эгоизма и т.п. И вообще необходимо постоянно развиваться, меняться... ну и так далее. Если этого не делать, то люди не будут понимать друг друга (как в "Княжне Софико" - человек понял, что совершил предательство только тогда, когда было уже слишком поздно). Вот о чём важно писать - что в жизни нет "положительных" или "отрицательных" героев, а есть низкие и благородные поступки. И ещё игра, в которой нет ни зла, ни добра...

...Потом было уже не так интересно. Я прочёл три текста песен и одно стихотворение. Румарчук пыталась меня лечить и здесь, но это была для меня уже не такая принципиальная тема, поэтических амбиций у меня нет. Тогда я решил порезвиться, раз уж музыыки не получилось. Сначала, по предложению Алхутова, прочёл "Московские городские новости" (этот жутко стёёбный текст можно будет прочесть в следующем номере "Контрабанды"), а потом "Семидесятые", предварительно сообщив, что этот рассказ опубликован в "Октябре". Румарчук потихоньку ушла во время исполнения этого номера, видимо, не понимая ни слова. Зрителям, конечно, понравилось (я знал, что читаю для mary_joe, потмоу что в этой ситуации иначе просто и быть не могло, жаль, что Димка Бебенин к тому времени уже ушёл). Потом я продал немного своих книжек, весело пообщался с ребятами. Ануфриев предложил довезти нас до дома на своей машине, и мы поехали ко мне отмечать выход книги. Отмечание выражалось в ужине и разговоре об издательских делах...

Ума не приложу, что мне делать без гитары. Это ж под угрозой теперь куча концертов. Гоню от себя мысли, что типа книга вышла, гитара сломана, с творчеством можно завязывать... Ни за что не позволю себя подвести слушателей, нашу группу, устроителей концертов. Надо сжать зубы и что-то придумать либо с ремонтом, либо с новым инструментом.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив