Отчет по игре "Хогвартс 1978: Под звуки нестареющего вальса..."

feles_zu_f — 07.06.2011

Это попытка более или менее упорядоченного рассказа о том, что и как видела профессор Нокс за два дня и две ночи в Хогвартсе. Он не вполне точен хронологически и, безусловно, субъективен: это, собственно, не столько отчет, сколько просто разрозненные пряди воспоминаний, собранные в думосброс, в первую очередь, для личного пользования.

Кроме того, это очень длинный отчет. Так уж вышло.

...Что же я помню?

Я помню, как мне неожиданно было доверено кураторство самого сложного Дома из всех.

Помню историю с не в меру гениальными близнецами Фергюссон и разбитым зеркалом Еиналеж. Помню, как Министерство пыталось вменить невероятное стечение обстоятельств, повлекшее за собой гибель зеркала, Дамблдору в вину. Помню, как расспрашивала Мадлейн и Оливера сама, как нервничала за ребят; помню, как все обошлось.

Я помню ночь дежурства с пятницы на субботу. Толпы детей после отбоя. Ромильда Селвин вызывает Ремуса Люпина – и оказывается, что Ромильды перед нами нет, у нее пустой взгляд и изменился голос, а с нами говорит некая вздорная сущность, называющая себя королевой и пытающаяся использовать Люпина. Помню, как до утра мы ломали голову – что делать? История ожерелья волновала не столь, но необходимо было сделать так, чтобы студентку-медиума оставили в покое.

Я помню ночь, библиотеку и спонтанный разговор со Слагхорном-младшим. Помню, как все пыталась найти какие-то верные слова, достучаться, объяснить – чтобы он не наломал дров, чтобы не сложился глупо в самом начале пути, чтобы выдержал, доказав, что его семь лет на факультете Слизерин были не зря. Помню, как пыталась разбудить в парнишке гордость, как убеждала его, что не время ломаться, и как боялась, что он все-таки сломается.

Я помню первую встречу с королевой. Я не видела королевы; я видела только нашу студентку, Ромильду Селвин – закатившиеся глаза, безвольные руки, не ее голос. Дух пытался использовать Ремуса Люпина, манипулируя его заветными желаниями; я сбивала духа вопросами, потому что боялась, что Люпин согласится, и еще хотела только одного: чтобы это оставило Ромильду в покое и более никогда не смело трогать студентов школы.

Я помню ночные же долгие беседы с Люпиным и гостьей из Норвегии, которая так явственно не выглядела человеком, что прямой вопрос на эту тему даже как-то не формулировался.

…Помню, как в какой-то момент поймала себя на том, что меня как Делии Нокс, с ее проблемами, сомнениями и несущественными планами, нет – а есть куратор Дома Слизерин, и есть дети этого Дома, интересы которых в этой школе, кроме меня, представлять более некому.

Помню, как вдруг разом ушли мелкие страхи, опасения и рутинная суета, и на их место пришло внятное осознание долга.
Помню, как поняла: проблемы каждого из слизеринцев стали и моими проблемами тоже.
Помню, как это все изменило.

Помню утро и приезд гостей. «Овсянка, сэр!» Большой Зал пронизан рассеянным золотистым свечением, сонные дети собираются за столами. Мирные разговоры за столом преподавателей. Коллега Диггори тихо покачивает маленького Седрика.

Я помню свою лекцию, которую начинала, практически не зная еще, о чем говорить. Помню, как говорила просто то, что думала – и как страшно мне было смотреть на четыре факультета, на наших детей, которые более или менее мирно прожили семь лет в гнезде, чтобы завтра покинуть его - и, возможно, умереть. Я смотрела на студентов, и меня накрывало волной злого бессилия от невозможности удержать их от страшной ошибки, от нежелания принимать тот факт, что очень скоро не все, но многие из сидящих в Большом Зале школьников сойдутся по разные стороны сил – и начнут убивать тех, с кем только вчера сидели в одном классе. Убивать других людей – и жечь, коверкать Темной Магией собственные души.

Я не помню толком, что именно я говорила; меня держало тогда не вдохновение лектора, а страх. Страх – и еще крошечная, почти иллюзорная надежда, что хотя бы кто-нибудь один в этом Зале все-таки меня услышит, все-таки изменит дорогу и останется жив физически и, что важнее, душой. Я отдавала себе отчет в том, что это почти нереальная задача, что 99% из тех, кто слушал меня, уже выбрали свой путь и не свернут, но не могла опустить руки и сдаться. Не из доблести или чести, а просто из душного, липкого страха за детей, которые еще все-таки были моими учениками, за всех, кто сейчас еще был жив и не совершил непоправимых ошибок.

Особенно тяжело мне было смотреть на факультет Слизерин – из которого, как я понимала, выйдет бОльшая часть Упивающихся Смертью этого выпуска.

Можно было, в своем роде, не бояться за отважный Гриффиндор, за спокойный разумный Рейвенкло, за добрый мягкий Хаффлпафф: самым дурным исходом для них могла стать смерть от руки палача, но это была бы смерть тела, а не души. Но когда я переводила взгляд на Слизерин, часть которого, как я знала, наверняка уже завтра отдаст себя в руки Того-Кого-Нельзя-Называть, даст себя использовать, погубить – даст сделать себя палачами для тех, других, у меня в горле вставал ком. Они все еще были здесь – живые, нормальные студенты, совсем юные, совсем… обыкновенные дети; и мне было до тошноты страшно представить, как изменят их Темные Метки на запястье, как выжрут им душу, потушат взгляд. Это был невыносимый диссонанс.

Уже тогда я поняла, что говорю, в первую и главную очередь адресуясь к Слизерину. И тогда, и позже, на экзамене по истории магии. Я ехала в Школу в начале семестра, чтобы просто отбыть преподавательский долг – а в процессе вдруг поняла, что бОльшая часть моих слов и действий предназначена для Дома Слизерин, замкнутого, тяжелого, недоверчивого – и, внезапно, самого интересного для меня из всех.

Чего я не помню, так это момента, когда поняла, что совсем пропала – что привязана к своему подопечному факультету уже не только узами долга, а еще и узами сердца. Когда осознала, что легко не будет ни в коем случае, что я даже почти наверняка не добьюсь никакого успеха – и меня это не оттолкнуло.

Смешно сказать: зимой я забрала свое сердце назад от того, чему оно, казалось бы, и должно было принадлежать, отказалась, окончив Синий факультет, следовать по пути декана Рейвенкло и даже самой леди Ровены – а по весне вдруг отдала свое сердце сама, нечаянно, не желая ничего в ответ, да еще такому факультету, от которого вряд ли мог быть хоть какой-то положительный «откат».

До сих пор не вполне понимаю, что же произошло тогда и как так вышло, что я ощутила холодный, неласковый, полный проблем Слизерин более близким себе, чем Рейвенкло, в стенах которого я еще не так давно училась.

Я помню, как после лекции мы вновь встретились с норвежской гостьей. Зная о цели ее визита, я поинтересовалась, как Грегори Адамс прошел первое испытание; усмехнувшись, мисс Ренгфилд ответила мне:

- Он его провалил. Но видели бы Вы, КАК он его провалил!..

Грегори, обаятельный хаотик, и тут был в своем репертуаре, умудрившись впервые в истории выманить Зеркало Судеб из колодца и добровольно (!) привести его (!!) в Школу (!!!). Норвегия еще не подозревала, какие потрясения ее ожидали.

Днем продолжалось разбирательство по делу близнецов Фергюссон. В промежутке я успела сопроводить, с разрешения Директора, Грегори и его двух сестер – названную и родную Синистру и родную, но почти незнакомую Ребекку, - в Лес на второе задание. В конце тропинки в Лесу нас ждал непроглядный мрак: сначала в нем пропала мисс Ренгфилд, потом, чтобы подстраховать детей, пошла я. К сожалению, Лес покружил меня и выбросил на опушку; сколько я ни звала, ни Грегори, ни его сестры не отзывались. Я бросилась обратно по тропинке; она обрывалась возле столика с единственным кувшином «Выпей меня», наполненным странной жидкостью. Детей и норвежской гостьи нигде не было видно. Я собрала немного жидкости из кувшина в крышечку от губной помады – больше у меня с собой не было ничего, чтобы взять образец, - и вынуждена была вернуться к Замку, с тем, чтобы обнаружить, что меня перестали пускать дверные проемы.

В течение ближайших нескольких часов я принесла много невинной радости студентам, застревая в воздухе возле каждой двери и будучи вынуждена ожидать, пока кто-нибудь меня через нее не проведет. Пару раз, забывшись, я пыталась пройти через проемы дверей, как обычно, и оба раза теряла сознание: первый раз меня оживили дети у библиотеки, а второй раз добрый директор Дамблдор, к незамутненному удовольствию окружающих, продемонстрировал на мне действие заклинания «Нашатырус».

Тогда же, днем, состоялась наша вторая и последняя встреча с капризной королевой Маргарет, имени которой я не встречала ни в одной исторической хронике. Королева требовала принести ей извинения – что я немедленно и сделала, кажется, немного ее разочаровав такой быстрой капитуляцией.

Маргарет не понимала – пока у нее в руках находилась моя студентка, она могла потребовать от меня не только извиниться, а даже пройтись по лужайке колесом, напевая «У Мэри был барашек» – и я бы все выполнила: меня не интересовала призрачная королева, меня интересовала только насущная необходимость убрать ее из головы и тела Ромильды Селвин.

Тем не менее, свое обещание Маргарет выполнила, в обмен на собранное нашими героическими студентами по всей школе ожерелье исцелив Ремуса Люпина, а затем, к моему вящему облегчению, рассеявшись в воздухе.

Я помню, как меня отозвал в сторону Северус Снейп и признался, что у него пропала магия. Учитывая, что почувствовал потерю он аккурат тогда, когда пил некий сок, было логично предположить, что Снейпа отравили – но кто и зачем, неизвестно. Я предложила Снейпу сходить, для начала, в Запретный Лес – как я понимала, там можно было неким образом получить ответы на интересующие тебя вопросы, в том числе и на тот, что означен выше.

Собственно, мне и самой нужно было выяснить, как снять свой эффект непроходимости дверей, изрядно мешавший перемещениям.

Поход в Лес обернулся для нас не вполне тем, что мы ожидали. Тропинка вывела к столику с двумя кувшинами и красноречиво пустым стаканом. Надпись на столе гласила, что выпивший полный стакан зелья сможет узреть невидимое обычным глазом. Мы договорились, что первой пить буду я – и, если все пойдет правильно, задам вопрос, как Северусу обрести магию; если же у нас ничего бы не вышло, то он должен был найти дорогу обратно в Замок и позвать помощь.

Дальнейшее было одним из самых тяжелых эпизодов за все время. Я налила в стакан красную жидкость; стоило мне сделать первый глоток, как Северус как-то охнул и согнулся пополам: очевидно, зелье было основано на создании своего рода односторонней симпатической связи между исполнителем ритуала и его сопровождающим. Прервавшись, я полезла было с расспросами, но Снейп отмахнулся, прося меня пить дальше. Остановиться или поменяться с ним ролями я уже не могла – ритуал нельзя было прерывать; все, что было в моей власти – это максимально быстро, не затягивая, осушить бокал. На вкус зелье было отвратительным: сладко-соленое, густое и теплое.

Когда я закончила, Северус уже лежал на траве. К счастью, он был жив и даже в сознании, но абсолютно обессилен. Я хотела уже бросить все и немедленно возвращаться в Хогвартс, но гордый мальчик настоял на том, чтобы мы продолжали путь. Я огляделась; в первый момент мне показалось, что все напрасно, и ритуал ничего не дал – но потом я внезапно увидела продолжение тропинки, которое вело в уже знакомый мне черный туман.

Подняв Снейпа «Мобиликорпусом», я вошла в туман. Там не было абсолютно ничего: ни верха, ни низа – казалось, лгали все шесть чувств сразу. Я несколько раз окликнула пустоту, все-таки надеясь, что мне отзовутся; но все было тщетно. Вдруг кто-то (или что-то?) схватил меня за руку, обещая вывести туда, куда мне нужно. Выбора не было, и я позволила невидимке указывать нам путь; когда он пропал, мы поняли, что стоим где-то на открытом месте, под ногами была трава, шумели деревья, и… мы ничего не видели.

Вероятно, этот эпизод можно было вписывать в учебники, как хрестоматийный пример эпической неудачи. Мы находились, как выяснилось позже, у стены замка; Снейпу удалось нащупать дверь, а мне – открыть, но, при этом, я не могла войти внутрь, а Северус был слишком слаб, чтобы сделать это сам. Вдобавок, мы оба все еще были слепы.

В итоге, конечно, на наши голоса кто-то отозвался и помог мне пройти в дверь и пронести за собой Снейпа; затем было Больничное крыло, где наши злоключения относительно закончились.
Минус был только один: проблему Снейпа мы так и не решили. Тем не менее, забегая вперед, скажу, что позже действие выпитого им зелья развеялось само собой, и магия все-таки к нему вернулась.

…Я помню экзамены. Мы сидели и говорили – о Диане Мак Кехте и его сыне, и о любви, и о страхе, и о том, что страшнее смерти; позже я узнАю, что именно после разговора о том, как из любви, из невозможности видеть любимого человека чудовищем, можно пойти на убийство, Энид Розенберг – вещь в себе, нацеленная, спокойная, очень разумная девушка, - откажет в своей руке Ретту Уильямсу.

Еще позже я узнАю, что она сделает это потому, что Ретт – красавчик, аристократ, шалопай, кудрявая ветреная голова, - собирался принять Метку.

Я помню, как близился бал – но вместо радости меня все сильнее охватывало чувство надвигающейся беды. Я была готова биться об заклад, что в Замке действует вербовщик в ряды Лорда – и уверена была, на какой факультет он пришел в первую очередь.

Было невыносимо ходить по Хогвартсу, сознавая, что где-то среди толпы затесался тот, кто прямо сейчас, в эту минуту, уговаривает моих студентов перейти на сторону Упивающихся – стать пушечным мясом для Того-Кого-Нельзя-Называть, загубить себя.

Я несколько раз предпринимала попытки – дважды мне не удалось, и Дамблдор пожимал плечами, и я понимала, что выгляжу параноиком, но интуитивное чувство опасности было настолько острым, что я продолжала копать – и, с помощью информации от Ремуса Люпина, все-таки нашла.

Вербовщиком оказался Джерри Старлайт; а на палочке Регулуса Блэка нашли два Круциатуса плюс Метку на руке.

Посмотреть в глаза Регулусу, когда Дамблдор вызвал меня в кабинет и сказал, что поиски увенчались успехом, я так и не смогла. Мне хотелось выть от безысходности, от того, что уже поздно.

Признаться, первым, что я почувствовала, когда много позже Грегори Адамс по секрету сообщил мне, что Блэк бежал, было облегчение. Умом я понимала, что из-под стражи бежал Упивающийся Смертью – но облегчение при мысли о том, что ни сегодня, ни завтра Регулус не окажется в Азкабане среди дементоров, было сильнее.

Доркас Медоуз, близкий друг Блэка, говорила мне, что он очень сожалел о своей Метке; возможно, была еще какая-то надежда.
Возможно.

Потом был бал – где выяснилось, что Астарта Паркинсон все-таки выйдет замуж за любимого человека, а Гораций Слагхорн остается в Школе на должности библиотекаря. Тогда же Грегори Адамс отказался от своей человеческой сущности, пройдя третье испытание.

Я помню лицо Синистры Адамс при этом известии. Она приняла назначение на должность в Норвегии, она формально оставалась рядом с братом – и знала, что ей предстоит состариться и умереть на его глазах, знала, что ей предстоит навеки его потерять; знала и все равно поддержала его решение стать конунгом.
Синистра Адамс, пусть и не родная ему по крови, действительно очень сильно любила своего брата.
Легко умереть ради близкого человека. Гораздо труднее ради него жить.

Когда Дамблдор закончил озвучивать объявления, я почти подняла руку, чтобы попросить директора сказать еще кое-что – и не решилась, оставив это на другой, менее формальный момент.

Несколькими часами ранее директор позвал меня в кабинет – что-то журчало и постукивало, слышалась музыка, в комнате царил желтый уютный полумрак. Директор угостил меня, как школьницу, лимонной долькой – и… предложил не увольняться, а остаться в Школе в должности декана Дома Слизерин.

Что-то, наверное, такое содержалось в этих лимонных дольках.
К Балу я была уже уверена в своем решении.

Последним, что я помню, была ночь в учительской – тепло тлел камин, мы с коллегами обсуждали прошедший день... Профессор Монтегю и профессор Диггори собирались отметить окончание учебного года, а я неожиданно для себя сказала, что хочу посидеть со своим факультетом.

И позже, когда я обнаружила себя сидящей в гостиной Слизерина, среди бывших и нынешних студентов, и говорящей с ними – я, кажется, почти поняла, почему выбрала именно так.

Я смотрела на слизеринцев: тех, кто уже выпустился, и тех, кому предстояло еще учиться, и думала о тех из них, кого уже не удалось спасти, о тех, кто принял Метку, выбрав тупиковый путь.

Думала о том, что знаю, почему все-таки согласилась на пост декана Слизерина: просто с целью сделать все, от меня зависящее, чтобы в выпуске следующего года Тот-Кого-Нельзя-Называть получил хотя бы одним слугой меньше.

Меня не вполне трогали абстрактные разговоры о Добре и Зле – я просто хотела, чтобы дети этого факультета – моего факультета, - впредь выпускались свободными, а не рабами Метки, и вершили свою судьбу сами, а не по указке злобного психопата.

И значит, наверное, я была на своем месте.

Благодарности:

Директору Дамблдору. Спасибо Вам за мудрое наставничество и умение дать свободу выбора. И за ту лимонную дольку - отдельно.

Коллегам:
Профессор МакГонагалл, вы были строгой, внимательной и надежной. Спасибо, что слушали меня. Спасибо, что слышали.
Профессор Монтегю. Вы оказались спокойной, разумной и с отличной долей здравого юмора - именно такой, какой и должна быть представительница факультета Рейвенкло. : ) Спасибо вам за совместную деятельность, мне очень понравилось. И я надеюсь, что вы останетесь в школе.
Профессор Диггори. Вы были мягкой, теплой и очень... доброй. Мне жаль, что я не знала о проблеме с маленьким Седриком и не могла вам помочь. Он вырастет замечательным человеком, я уверена. И спасибо вам и профессору Монтегю за педсоветы и мирные разговоры в учительской.

Гостям школы:

Госпожа Ренгфилд, вы были прекрасны, не вполне человечны и действительно нечеловечески терпеливы к моим попыткам вас уберечь от Запретного Леса.) Спасибо за все.
Господам Паркинсону и Скримджеру: за содействие. И за противодействие тоже.
Госпожа МакВитрин - мы мало пересекались, но спасибо вам за адекватность и сотрудничество.)

Школе:

Гриффиндор, вы были такие каноничные, что дальше, кажется, уже некуда. : ) Поименно перечислять боюсь - страшно забыть кого-то.
Хаффлпафф, вы были очень чудесные и душевные. : ) Спасибо за совместные действия, отдельно - за Больничное Крыло под надзором вашей старосты.
Рейвенкло, меня пробирала ностальгия каждый раз, когда я заходила в вашу гостиную. Спасибо за то, что сохранили дух факультета, и еще - спасибо за последнюю ночь со свечами, синими сумерками и гитарой. Особенно за "Мы покинем город Гаммельн".
Слизерин, все, что я могла вам сказать, я уже сказала в отчете.

Игротехникам - без вас этой игры бы не было. Вы оживили волшебный мир.
Эльфам из Леса - отдельное спасибо. : ))

Мастерам - я... не знаю,что сказать такого, что не прозвучало бы пошло или банально. Спасибо вам за Сказку. Огромное.