"Отчего вы не убиты?" - спросил Скобелев.

major_colville — 10.07.2019

Разного рода высказывания, поступки и случаи из жизни знаменитого генерала М.Д. Скобелева хорошо известны и описаны во многих книгах и мемуарах, особенно у Немировича-Данченко. Приведем отрывок из воспоминаний Л. А. Богуславского, отчасти перекликающийся и с прошлой заметкой, и с довольно знаменитыми рассказами гардемарина А.А. Майера (например, «дело Студитского») с которым они были знакомы.

Во время осады Геок-Тепе в 1880-81гг. произошла ночная вылазка 28 декабря, во время которой русскими войсками были понесены большие потери. Потеряно орудие и знамя 4го батальона 81го пехотного Апшеронского полка. Текинцы незаметно вышли из крепости и внезапно атаковали саперов, ведущих работы, и передовые линии. Некоторые взводы были изрублены до единого человека, жестокая рукопашная закипела среди траншей и редутов.

Отчего вы не убиты? - спросил Скобелев. — "Ихняя взяла!" Ночная вылазка текинцев против траншей апшеронцев 28 декабря 1880г.

Щербак А.В., 1900г. «Командир 4-го Апшеронского батальона, князь Магалов, со своими офицерами и частью солдат, находясь во второй параллели, спокойно поджидал очередной смены, как вдруг, неожиданно для всех, на траншею бросается масса полуобнаженных, с шашками в руках, тэкинцев... Натиск был так стремителен, так неждан, что солдаты едва успели сделать несколько выстрелов, как на головы их с насыпи посыпались шашечные удары...

Узкие траншеи затрудняли штыковую работу. В короткое время траншея заваливается телами убитых и раненых. Тэкинцы, не занимая ее, несутся к первой параллели, куда отступают уцелевшие апшеронцы. Резервы неприятеля, следуя по пятам за авангардом, забирают своих убитых и раненых, стаскивая что можно с наших, предпочитая всему — ружья и патроны.

Другая часть неприятельского авангарда врывается на батареи. Артиллеристы, не успевшие зарядить орудия, защищают их саблями и револьверами, но их искрошивают до половины; при этом неприятель успевает захватить одно горное орудие. Мортиру, забранную им, отбивают. Неприятель с батарей мчится дальше...

Атака тэкинцев на Правофланговую калу встречается лейтенантом Шеманом непрерывными залпами из морских картечниц — это удерживает натиск.

Массы неприятеля не успевают еще достигнуть следующей траншеи, как в нее делаются несколько дружных залпов, а потом бросаются в штыки. Это Красноводский местный батальон. Тэкинцы смешиваются и быстро отступают. Красноводский батальон занимает вторую параллель и преследует отступающего неприятеля учащенными залпами... В темноте раздается удалая песня охотников. Воропанов с командой спешит в подмогу. Еще несколько залпов...

Ð¡ÑÑÑÐºÐ° Ð¾ÑÑÑÐ´Ð° Ð¾ÑÐ¾ÑÐ½Ð¸ÐºÐ¾Ð² Ð¿Ð¾Ð´Ð¿Ð¾ÑÑÑÐ¸ÐºÐ° ÐÐ¿ÑÐµÑÐ¾Ð½ÑÐºÐ¾Ð³Ð¾ Ð¿Ð¾Ð»ÐºÐ° ÐÐ¾ÑÐ¾Ð¿Ð°Ð½Ð¾Ð²Ð° Ñ ÑÐµÐºÐ¸Ð½ÑÐ°Ð¼Ð¸ Ð² Ð½Ð¾ÑÑ Ñ 12 Ð½Ð° 13 Ð°Ð²Ð³ÑÑÑÐ° 1880Ð³. — Стычка отряда охотников подпоручика Апшеронского полка Воропанова с текинцами в ночь с 12 на 13 августа 1880г.

Атака неприятеля отбита на всех пунктах. Наша потеря: убиты: подполковник Мамацев, князь Магалов; подпоручики: Сандецкий, Чикарев, Готте, врач Апшеронского батальона Троцкий и 90 нижних чинов. Ранены: штабс-капитан Прогульбицкий и до 40 нижних чинов. Кроме того, мы потеряли: одно горное орудие и знамя Апшеронского батальона, но, в то же время убиты: командир батальона, субалтерные офицеры, знаменщик и почти все солдаты, находившиеся при нем. За честь, — более жизни, — отдавать было нечего...»

В разгар боя многие русские солдаты, перемешавшиеся на поле с врагами, кричали «Стреляйте, братцы, стреляйте! Нас тут мало - все больше текинцы» и погибали под залповым огнем, но и противник вскоре обратился в бегство.

Богуславскому повезло, основной удар пришелся не на его участок, и он с дюжиной солдат сумел выбраться из траншеи. Отстреливаясь, небольшая организованная группа пятилась, но не позволила сломать свой строй.

«Я положительно не знал, куда мне идти. Вперед двигаться, где виднелись толпы текинцев, уже начавших грабить убитых, не имело смысла. Увидя, как мала моя команда, они наверное задавили бы ее своею численностью; отступить к 1-й параллели—не возможно было, ибо там сосредоточилась теперь вся масса текинцев. О движении в лагерь не могло быть и речи. Мое недоумение разрешил бывший со мной унтер-офицер Ткачёв, посоветовав мне остаться на месте. «Все равно, - говорил Ткачёв, - их погонят назад, и тогда, ваше благородие, мы их примем здесь». Вскоре моя команда увеличилась еще несколькими человеками от разных рот.

Я никогда не забуду картины ночного боя 28-го декабря; она была поразительная. С целью поддержать вылазку, текинцы открыли со стен сильнейший ружейный огонь, и вся крепость была как-бы опоясана широким огненным кольцом. Наш лагерь тоже горел: 60 орудий открыли огонь по крепости. Все поле битвы искрилось частыми ружейными огоньками. Треск ружей, выстрелы из орудий, гром от разрывавшихся снарядов, крики текинцев и по временам наше «ура»— все это слилось вместе и в воздухе стоял какой-то невообразимый гул.

Прошло минуты три; позади начали раздаваться правильные выдержанные залпы: — значит, неприятель отступал; и, действительно, он не замедлил появиться около нас. Сначала показались одиночные бежавшие текинцы, а затем они повалили беспорядочными толпами.

Текинцы, как и вообще все среднеазиатские народы, решительны только в первые моменты боя: если они сопровождаются успехом, тогда храбрость их проявляется в полном блеске; но достаточно малейшей неудачи — и решимость у азиатов исчезает безвозвратно: они начинают бежать, и уже никакая сила их не остановит. Теперь те же текинцы, которые так стремительно рвались вперед, неудержимо пробегали мимо меня в 20 шагах, объятые каким-то паническим страхом. Солдаты мои не замедлили воспользоваться случаем и посылали в толпу неприятеля залп за залпом.

Через несколько минут стала подходить какая-то часть, то полковник Куропаткин вёл нашу 16ю роту. От товарищей своих я узнал печальные вести: знамя наше взято, Магалов, Чикарев и Готто убиты, а почти вся 14я рота вырезана. Вслед затем прибыл Скобелев с начальником штаба полковником Гродековым и со свитою.

«Где вы были?» обратился ко мне генерал; я ответил, что оставался на том месте, где он меня застал. «Отчего же вы не убиты?» спросил Михаил Дмитриевич. Я видел хорошо, что генерал наш сердит; тем не менее, вопрос его меня удивил и отчасти взволновал. «Ваше превосходительство, - ответил я, - место, на котором вы изволили застать меня с командою, именно такое, где убивали; если я остался жив, то во всяком случай это не моя вина».

Генерал не возразил на это ни слова, а приказал мне подробно описать ему ход боя. Я начал рассказывать, что знал, и передал известия о потере знамени и смерти офицеров. «Вот это плохо, что знамя потеряно, - сказал Скобелев, - отправляйтесь сейчас с несколькими человеками, осмотрите все канавы и окрестную местность, быть может знамя не взято текинцами и где-нибудь лежит».

Бывший здесь командир туркестанской роты доложил генералу о том, как наши солдаты, замешанные в толпе текинцев, кричали, чтобы по ним продолжали стрелять. Тогда Михаил Дмитриевич обратился к подошедшей в это время 14й роте, в которой осталось только 17 человек, поблагодарил ее за доблесть, и поздравил оставшегося в живых фельдфебеля Острелина георгиевским кавалером. К несчастью, самые тщательные поиски за знаменем оказались тщетны: я обшарил все канавы и ручьи, доходил до стен крепости и все-таки знамени не нашел. Как оказалось впоследствии, текинцы унесли его с собою в крепость.

Вылазка 28-го декабря стоила нам очень дорого: убиты 6 штаб- и обер-офицеров и 91 нижний чин; ранены: 1 обер-офицер и 30 нижних чинов. Собственно 3 роты Апшеронцев потеряли убитыми: командира батальона, подполковника князя К.И. Магалова, поручика В.Л. Чикарева, подпоручика А.П. Готто и батальонного врача Троцкого, нижних чинов 74; ранено — 28 нижних чинов. Кроме того, текинцы захватили одно горное орудие и два зарядных ящика.

Главная причина постигшей Апшеронцев катастрофы заключалась в полной нераспорядительности траншей-майора Богаевскаго, который, когда уже смеркалось, не озаботился выслать вперед охранительную цепь; Не было впереди ни одного секрета—это факт, не подлежащий сомнению и оспариванию, о чем я докладывал генералу Скобелеву, в присутствии его начальника штаба, полковника Гродекова (ныне генерал-майор).

2-я причина—малочисленность трех рот, занимавших линию обороны почти в 8оо шагов длины. Траншеи еще не были вполне окончены, не имели ступенек, и мы сидели в ямах, откуда выскочить не так легко было. Текинцы рубили солдат сверху.

3-я причина—это смущение в ротах, когда бежавшие саперы начали кричать: «что вы по своим стреляете!» Успей роты произвести второй и третий залп,— дело могло принять совсем другой оборот, и Апшеронцев не постигла-бы такая неудача.

Положение наше было самое тяжелое. Потеря знамени угнетала офицеров и солдат нравственно: мы не могли смотреть друг другу в глаза, хотя, собственно говоря, укор Апшеронцам в этом был бы несправедливым, ибо за честь знамени они отдали свою жизнь: около знамени лег командир батальона и почти вся рота с ее офицерами».

Современного человека может покоробить высказывание Скобелева, но он был опытным военным психолгом, по крайней мере, с большинством своих подчиненных (или лучше сказать с людьми определённого склада характера, а вот с другими частенько оказывался достаточно доверчив и наивен, об этом писал и Немирович-Данченко, и подтвердила трагедия с его матерью), о чем может говорить следующая история.

«7-го января, меня (Богуславского)и гардемарина Майера потребовали в кибитку Скобелева. «Я вас посылаю, - сказал нам генерал, - сделать взрыв в стене; дойдите до «подковы», отсюда спуститесь в ров и произведите взрыв, а теперь отправляйтесь к начальнику штаба за подробными указаниями». Мы поклонились и вышли из кибитки. Полковник Гродеков на карте показал нам где «подкова», приказал делать все в величайшей тишине, и в случае, если текинцы заметят нас, то, не открывая своего намерения, без стрельбы отступить. В качестве переводчика нам дали армянина Тервартанова.

В 8 часов вечера гардемарин Майер с матросами, гальванической батареей и двумя пудами пироксилина, а я с 40 Апшеронцами — вышли из 3-й параллели и поползли к стене. Ночь была холодная, очень темная и, вдобавок, моросило. Мы без шума приближались к крепости, стены которой едва заметными темными линиями обозначались впереди. По дороге попадалось множество убитых текинцев, которых неприятель не убрал. До подковы, судя по карте, было не более 150 шагов, а между тем мы ползли уже минут 10, и этой траншеи еще не видно было. Остановились, чтобы осмотреться, и увидели, что направляемся к юго-западному углу крепости. Повернули назад и уже ползли вдоль рва, шагов в 15 от него. На стенах слышался разговор и видно было, как караульные курили кальян. Вот, наконец, и желанная подкова.

Но в то время, как Майер собирался уже переходить ров, Тервартанов сообщил, что голоса текинцев раздаются снова во рву, и они собираются на вылазку. Я и теперь не могу сказать наверное: правду ли говорил переводчик, или он, струсив, соврал нам. Последнее мне кажется вернее, ибо в эту ночь текинцы никакой вылазки не делали. Однако, имея в виду точное приказание полковника Гродекова, мы решились отступить, не желая быть открыты неприятелем.

Скобелев ожидал нас в траншее. Узнав в чем дело, он рассердился на нас и на переводчика. «Переводчик, наверное, вам соврал. А вы, мальчишки, поверили ему. Хотя бы, наконец, сделали по стене залп, чтобы показать текинцам вашу дерзость». Название «мальчишки» до такой степени нас разобидело, что, едва ушёл генерал, как мы вновь вышли из траншеи и опять поползли к стене. Не успели мы сделать и 40 шагов, как слышим позади зовущие нас голоса: то был с казаками полковник князь Эристов, посланный Скобелевым за нами. «Воротитесь — вас генерал требует», сказал он нам. Мы отправились. Михаил Дмитриевич» сидел уже в своей кибитке, за большим столом, на котором горели два канделябра.

- Вы это куда пошли, кто вам приказал, - накинулся на нас генерал, - обидно стало, что мальчишками вас назвал; но ведь мальчишки не значит трусы, а в трусости я вас не обвинял.

Ну чего вы стоите и молчите. Да, вы оба мальчишки, обоим вам вместе, поди, и тридцати восьми лет нет; я вам в отцы гожусь.

Видя, что наш генерал переменил тон, мы немного оправились.

- В отцы—не в отцы, а в дядюшки годитесь, ваше пр-во, - сказал Майер.

- А как вы думаете, сколько мне лет?

- 36 лет, ваше пр-во, - ответил я.

- Ну, положим, не 36, а целых 39. Однако убирайтесь, - сказал генерал, вставая из за-стола, - и без моего приказания никуда не суйтесь.

Затем он взял нас обоих за плечи и ласково подтолкнул к двери. Мы раскланялись и вышли».

Интересно, что А. Майер не описывает этот случай, хотя крайне подробно пишет про многие другие события. Наоборот, он отмечает, что Скобелев был все же недоволен, правда не в разговоре с ними, а с его командиром Николаем Николаевичем Шеманом. Художественный вымысел или скромность, доходящая до самобичевания? Тем более, что в конце концов, мину при штурме крепости взорвал именно Майер.

Ð.Ð. Ð¨ÐµÐ¼Ð°Ð½ Ð² 1887Ð³. (Ð½Ð° Ð³ÑÑÐ´Ð¸ ÐÐ»Ð°Ð´Ð¸Ð¼Ð¸Ñ IV ÑÑÐµÐ¿ÐµÐ½Ð¸ Ñ Ð¼ÐµÑÐ°Ð¼Ð¸ Ð¸ Ð±Ð°Ð½ÑÐ¾Ð¼, Ð·Ð° ÐÐµÐ¾Ðº-Ð¢ÐµÐ¿Ðµ), Ð¸ Ð² 1880Ð³. Ð½Ð° ÐºÐ°ÑÑÐ¸Ð½Ðµ Ð.Ð. Ð¢ÑÐ¾Ð½Ñ, 2009Ð³. — Н.Н. Шеман в 1887г. (на груди Владимир IV степени с мечами и бантом, за Геок-Тепе), и в 1880г. на картине А.А. Троня, 2009г.

«— Так вы говорите, что генерал был очень не доволен на гардемарина, что он не взорвал мину? — спрашивал лейтенант Ш-н кого-то из офицеров в траншее.

— Страшно не доволен! И рвет и мечет; говорит, что надо было броситься в штыки, не разбирая числа людей неприятеля, работавших в это время во рву.

— Да ведь с гардемарином было всего десятка два людей!

— Генерал не обращает на это внимания; ему не дает покоя мысль, что брешь до сих пор не готова и что, пожалуй, артиллерия не будет в состоянии пробить ее...

— Да вон идет и генерал, — и офицер рысью побежал к своей роте, чтобы встретить Михаила Дмитриевича на своем месте.

Лейтенант пошел навстречу генералу, здоровавшемуся с частями, расположенными в траншее.

— А, здравствуйте, моряк! — обратился Михаил Дмитриевич к лейтенанту, приложившемуся под козырек. — Вы ведь переведены сюда из правофланговой? — продолжал генерал, не останавливаясь, обращаясь к идущему рядом с ним лейтенанту.

— Точно так, ваше превосходительство, только что прибыл с двумя картечницами.

— А ведь ваш гардемарин осрамился вчера. Слышали?

— Слышал, ваше превосходительство; много было народу во рву, вот он...

— Пустяки! И он и Богославский (так в тексте) прямо струсили! Я ведь так надеялся на этот взрыв пироксилином. Вы возьметесь взорвать? — быстро повернулся Скобелев к лейтенанту.

— Возьмусь и считаю это великой честью для себя, — ответил Ш-н, и краска удовольствия бросилась ему в лицо при мысли об удачном исполнении этого безрассудно отважного предприятия.

— Так пойдемте, я вам покажу хорошее и безопасное место, откуда можно будет осмотреть стену и выбрать подходящий пункт для взрыва, — и генерал ускорил шаги...»

Потерянное знамя было найдено во время штурма апшеронцами из команды охотников Воропанова. Оглушительное «ура», солдаты и офицеры обнимали друг друга, целовали древко и полотнище, но Скобелев приказал не выносить знамя в строй и отнести к его кибитке. Лишь 14 января 1881г. пришла телеграмма, извещавшая, что император повелел вернуть утерянное и возвращенное знамя 4му батальону.