Orcinus orca

haritonoff — 14.01.2016 К любым популярным статьям о древних гигантских морских (и не только) животных обязательно будет комментарий читателя в духе "где бы было человечество, если бы такие твари водились сегодня". Ответ простой – там же, где и сейчас. Сегодня существуют, или существовали на памяти человечества, не менее впечатляющие, огромные и свирепые создания, чем в прошедших эпохах. Серия постов про крупнейших позвоночных наглядно иллюстрирует, что у каждой группы животных когда-либо, в разное время, существовал крупнейший представитель, что неизбежно – кто-то обязательно будет самым большим. Это "когда-либо" чаще оказывается в прошлом – но только потому, что история человечества по сравнению с историей жизни на Земле занимает ничтожно малый отрезок времени, а вовсе не потому, что прошедшие эпохи были какими-то особенными "временами гигантов", а нынешняя – "время карликов". Особенно если учесть, что крупнейшее животное за всю историю планеты, превышающее если не длиной, то уж массой точно любого известного динозавра – синий кит – пока еще живет в наши дни. Крупнейшее хищное животное, представляете, тоже живет в наши дни – это кашалот, лишь чуть-чуть уступающий длиной (но не массой) самому большому мезозойскому ихтиозавру.


Слева – череп морского чудовища прошедших эпох (кронозавр); справа – современного (косатка).

Но размер для страшности чудовища не играет решающей роли. Сегодня самый грозный хищник планеты – вовсе не кашалот, мирно хавающий своих кальмаров где-то на километровой глубине, а семидесятикилограммовый человек. Следом же за ним по успешности в качестве хищника (как и по интеллектуальным способностям) идет относительно небольшое (ну как небольшое – представьте себе железнодорожную цистерну с зубами) китообразное, получившее говорящее прозвище Убийца Китов.



Именно так, а не распространенное в прессе «кит-убийца». Это калька с английского "killer whale", которое появилось в XVIII веке вследствие неправильного перевода испанского "asesina ballenas" – "убийца китов". Не повторяйте глупость за каким-то плохо знавшим испанский британским китобоем, умершим триста лет назад, тем более что косатка не является ни китом (это дельфин), ни убийцей – вот другие, настоящие киты в былые времена действительно отправили к Посейдону немало охотников за ворванью и амброй, а достоверных убийств человека косаткой известно всего пара случаев, и те в дельфинариях, когда вынужденный изо дня в день делать противоестественное пленник нападал на дрессировщика.



В дикой природе же убийств человека касаткой неизвестно ни одного, а известные случаи нападений можно расценить как игру или защиту. И не потому, что они такие добренькие. Хотя в каком-то смысле добрее человека – у них совершенно отсутствует агрессия по отношению к своим собратьям. Максимум, что может сделать разозленная поведением сородичей косатка – хлопнуть хвостом по воде, показывая, что ей что-то не нравится. Не вследствие какого-то "более высокого по сравнению с нашим духовного развития", конечно (они могут, к примеру, весело играть с раненым тюленем, подбрасывая и трепля его, перед тем, как добить) – просто разное внутривидовое поведение у их и нашего вида.

Но факт есть факт – косатки воспринимают человека не как добычу (ниже объясню почему), а как… скажем, довольно необычный и интересный объект окружающего мира. Вот, к примеру, касатка имитирует звук лодочного мотора:



Зачем? Пытается общаться с человеком посредством его штуковины (косатка достаточно умна, чтобы не воспринимать лодку как живое существо)? Или у нее есть вот так проявляющееся чувство юмора? Но это человеческое понятие, применимо ли оно к развитой, но нечеловеческой психике? На эти вопросы у меня нет ответа, но можно с уверенностью сказать, что это не случайно совпадающий звук – косатки очень умело обращаются со звуками, легко перенимают "языки" других китообразных, если содержатся с ними в неволе, и включают элементы их "речи" в свой репертуар.

А в природе с другими видами дельфинов разговор иногда бывает другой:









Добрые они или злые? Ни то, ни другое – они как мы…

Можно говорить о звуках, издаваемых косатками, как о примитивной речи, а не просто опознавательных и эмоциональных сигналах, как у большинства других зверей. В Антарктике был случай во времена китового промысла, когда крупная популяция из нескольких сотен касаток охотилась в районе рыболовного промысла и тем самым мешала рыбакам. Те вызвали китобоев, которые смогли сделать единственный выстрел из гарпунной пушки, после чего вокруг их корабля на площади в пятьдесят квадратных миль не осталось ни одной косатки – они аккуратно избегали китобойца, но продолжали мешать рыболовным судам, находившимся в отдалении. То есть дельфины смогли в течение получаса сообщить находившимся в отдалении от них сородичам приметы китобойного судна и "рекомендацию" держаться подальше именно от него.



Самое интересное, что как рыболовные, так и китобойные суда флотилии были переделаны из корветов Второй мировой войны и на вид были совершенно одинаковы, единственным заметным различием для нас была бы гарпунная пушка, помещавшаяся на носу китобойца. Но можно предположить, что косатки отличали его не по внешнему виду, а по звуку – двигателя, других механизмов, выделяя какие-то неведомые нам особенности и описывая их друг другу. Эхолокация и слух играет в жизни китов и дельфинов примерно ту же роль, что в нашей – зрение; в слуховых, а не зрительных, как мы, образах они преимущественно воспринимают пространственную картину окружающего пространства и в них же "мыслят". Возможно, поэтому "язык" дельфинов до сих пор толком не расшифрован – у нас с ними слишком разные способы обработки информации, разные структуры мозга в них задействованы. Попробуйте изобразить карту местности звуками, к примеру.



Подтверждением вышесказанному может служить эксперимент, проводившийся во Флориде, когда исследователи записывали звуки, издаваемые дельфинами, когда тем показывали восемь погруженных в воду объектов, включая пластмассовый кубик, игрушечного утенка, цветочный горшок и прочую мдень, для которой у дельфинов не могло быть инстинктивных звуковых обозначений. Из издаваемых подопытными звуков выделили звуковые образы, и когда их воспроизводили дельфину в игровой форме, он мог идентифицировать эти объекты с точностью в 86%; тот же результат выдавали и дельфины, ранее не участвовавшие в опыте, когда им проигрывали запись – то есть понимали описание ранее ими не виденных предметов, сделанных другой особью.



Там же, проводя эксперименты на афалинах (этот близкий к косаткам род является прообразом "абстрактного стереотипного дельфина" в массовом сознании) выяснили, что у каждого дельфина есть свое имя, на которое он откликается, когда к нему обращаются сородичи, причем оно даётся дельфину ещё при рождении и представляет собой характерный свист, средняя продолжительность которого – 0,9 секунды. Когда аудиозапись имени проигрывалось для стаи, на него отзывалась конкретная особь. Исследование элементов свиста дельфинов по методу Ципфа дало примерно тот же график, что и человеческие языки, то есть звуки дельфинов можно называть языком без кавычек, и так я и буду писать дальше.



Однако даже после полной расшифровки напрямую, без специальной аппаратуры, не только акустической, но и компьютерной, у человека с дельфинами общаться не получится никогда: мы различаем изменения звука во времени, если они следуют с темпом не выше 50-70 в секунду, а дельфинам доступен темп до 2000 в секунду; человек воспринимает частоты максимум до 15–20 кГц, дельфин — до 150–200 кГц; дельфин способен услышать звук в десятки раз более слабый, чем тот, который доступен человеческому уху, а возможность проанализировать звук, отделить одни частоты от других у дельфина в 4 раза выше, чем у человека. Все это предоставляет в распоряжение этих зверей звуковую палитру, несопоставимую с тем, что имеем мы.

А еще язык косаток (и других китообразных) может сворачиваться в трубочку:


Через эту трубочку маленкие дельфинчики пьют молоко – губ-то нет


Всё это однако не означает, что дельфины способны разговаривать о каких-то высоких материях, недоступных нашему языку – азбукой Морзе, состоящей из двух знаков (подобной по сравнению с дельфиньей является наша состоящая из небольшого числа звуков речь) можно передать не меньше информации, чем китайской грамотой из сотен иероглифов. Ждать, что дельфины поведают нам какие-то недоступные тайны мироздания, тоже не стоит – это очень сообразительные, но всё же животные. Но изучение их мышления позволит лучше понять наше собственное – мышление обезьян лишь упрощенная копия нашего, а в случае с дельфинами мы можем изучать особенности "другой модели", выявляя общие принципы.



Вернемся однако конкретно к косаткам – теперь можно без кавычек и оговорок. Их социальная структура ближе к человеческой, чем у прочих животных. У большинства общественных животных ведь как – особи, живущие вместе на определенной территории, выстраивают между собой более или менее сложную иерархию. Одна территория – одна стая. У косаток, как и у людей, социальная структура обусловлена больше культурными и языковыми факторами. Ячейка их общества представляет собой семью, состоящую из самки и до четырех поколений ее потомков. Более крупная единица – скажем, род – состоит из одной или нескольких семей, связанных тесным родством и, как правило, передвигающихся совместно. Как самки, так и самцы всю жизнь остаются в одном роду. У родственных родов, не так давно произошедших от общего предкового, диалекты практически одинаковые. Такие рода относят к одному племени. Рода с разными, но все же имеющими общие черты диалектами относят к разным племенам одного клана. Семьи с совсем несхожими диалектами относят к разным кланам. Наконец, несколько кланов (иногда один) могут образовывать популяцию.



Диалект передается из поколения в поколение не генетически, а посредством обучения, причем детеныши наследуют репертуар только материнского племени, хотя мать и отец относятся, как правило, к разным племенам, что было доказано молекулярно-генетическими исследованиями. Спаривания чаще происходят между особями с максимально отличающимися диалектами – так косатки избегают инбридинга. Легкий акцент у них считается сексуально привлекательным. Но не явное коверканье нормального языка – между популяциями спаривания не наблюдали даже в тех случаях, если их ареал в значительной степени перекрывался.

Народы мира Косатки разных популяций (кликабельно):


Наконец, все популяции косаток на Земле можно объединить (сами они не объединяются) в два… народа? Две расы? Короче, две разновидности – резидентные и транзитные. Генетически они полностью совместимы, однако анализ геномов тех и других показал, что скрещивания между ними не происходило по меньшей мере последние 100 тысяч лет, при том, что живут они часто на одной территории:



Шовинизмом косатки не страдают – по крайней мере, войн между ними никто не наблюдал – и предполагают, что такое разделение происходит только из-за языковых и (снова рискну без кавычек) культурных отличий. Грубо говоря, транзитный парень-косатка не знает, как ухаживать за резидентной самочкой, чтобы ей понравиться, и наоборот. Да и не будет он за ней ухаживать, не нравится она ему – слишком другая. Сто тысяч лет – это побольше различий должно было накопиться, чем между скандинавом и австралийским аборигеном.


Семья резидентных косаток загоняет косяк сельди


А войн между косатками не бывает в том числе потому, что они не конкурируют за пищевые ресурсы в одной местности. Культурные отличия действительно глубоки: резидентные косатки – преимущественно рыболовы, не воспринимающие добычу крупнее метра, а транзитные – это как раз и есть народ Убийц Китов, охотники на морского зверя – тюленей, каланов, других дельфинов и китов, в том числе крупнейших. Транзитные неразговорчивы – их добыча умна и ее легко спугнуть, а основа их общества не семья, а маленькая охотничья группа особей в пять. Зато у транзитных вся популяция имеет один и тот же диалект, поскольку косатки переходят из одной группы в другую.


Белых акул касатки переворачивают брюхом вверх и обездвиживают, лишая возможности дышать. У акул они обычно выедают только печень (акулье мясо невкусно), и убивают их скорее как врагов, а не как добычу – подобная мотивация тоже роднит их с нами.

Это не поведенческие особенности, а именно культурные – навыки охоты у косаток не врожденные, детеныши учатся им у взрослых, у отдельных стай есть свои наработанные приемы охоты, отличающиеся от тактики других. Дружное опрокидывание льдины, на которой скрывается пингвин, несколькими особями (по команде?), выбрасывание по мелководью на пляж с морскими котиками, дружная загонная охота на рыбу по сути не сложнее согласованных действий муравьев или пчел, он это не врожденный рефлекс, а передаваемый из поколения в поколение навык. Косатка транзитной группы, привыкшая нападать на китов в полном безмолвии, слушая океан (чтобы те не услышали ее сигналов и не уплыли), просто не может эффективно ловить рыбу, так как при этом для координации нужна активная эхолокация, которую она применять не привыкла.



Косатки целенаправленно поднимают волну, смывающую тюленя со льдины:


У каждой популяции свои излюбленные объекты охоты и свои приемы, поэтому разные популяции в одной местности не мешают друг другу, не претендуя на дичь соседей. У наших далеких предков во времена, когда дичи хватало на всех, судя по археологическим данным, было похоже – на одних стоянках кроманьонцев находят преимущественно кости лошадей, на других – бизонов и т.д.



Берет добычу с берега:


UPD И наконец, ловля птиц на приманку(!)

У нас с ними много и других общих черт – нахождение на вершине пищевых цепей по всей своей (суша и море соответственно) части планеты, забота о стариках, срок жизни (около 60-90 лет) и… климакс. "Бабушки и дедушки" косаток не принимают участия в размножении, зато воспитывают внуков, передавая им семейные традиции: географические знания об участке обитания, приемы охоты и язык.



Ну и способностью думать – это не просто домыслы на основе их поведения, а анатомия: в мозгу дельфинов есть система длинных ассоциативных внутрикорковых связей, подобная таковой в коре приматов и человека. В общем вот такие создания, заслуживающие уважения.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив