Онегин

В этот раз я уже не плакала над Татьяниной любовью, а совсем наоборот — была целиком на стороне Онегина, Ленского, Ольги — но не Татьяны.
За всю поэму мы с вами так и не увидели собственно Татьяны Лариной — какая она? Добрая? (почему? по какому поступку это видно?) Злая? (те же вопросы). Она умная? Дурочка? Дура? Мудрая женщина? Ангел с русскою душой — почему? По каким поступкам это видно?
Мы сначала встречаем Таню, вскипячённую пубертатом, а потом — связанную обязательствами. Свободной Татьяниной воли мы ни разу не увидели. Письмо написала дурёха в любовной горячке, ответила Онегину «найн» трусиха, знающая, чем заканчиваются иные ответы в адрес Вронских. Не захотела под поезд наш «ангел с русскою душой». А то любовь, любовь!
Вообще, Пушкин, несмотря на гибель Ленского, несравнимо добрее к своим героям. И Евгений, и Татьяна заранее знают, чем кончилась ненаписанная ещё «Анна Каренина» и не хотят туда идти. Так, веерами и письмами помахали изящно перед нами, и откланялись. Очевидно, что Нашевсё и Онегин с Татьяной в сговоре, Пушкин им всё рассказал. И Евгений, разумеется, сначала выбрал персонаж Вронского:
— Не хочу быть занудой Карениным. Не моё это, АлексанСергеич, увольте мою душу от греха! Лучше я поэта шлёпну... та и мне не хочется! Но как я вас считаю своим другом, то пусть лучше я, чем тот пижон Дубровский. Знаю, больно, но давайте пистолет, ставьте меня под снегопад, — это я выдержу. А роль Каренина нетъ. Категорически отказываюсь идти в роль мужа красавицы, что бросается под поезд! Ставьте меня под снегопад, давайте поэта, Татьянины письма, что угодно, но только не брак. Только не это, meine Sonne!
Ладно, бурчит добрый Пушкин, и помогает своему Онегину не стать Карениным, научает, что сказать даме:
Что может быть на свете хуже
Семьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже,
И днем и вечером одна;
Где скучный муж, ей цену зная
(Судьбу, однако ж, проклиная),
Всегда нахмурен, молчалив,
Сердит и холодно-ревнив!
Татьяна с нашим ужасом всё то слушает и падает на каждом слове в обморок (мы с ней). Но сговор группы лиц во главе с автором вскрывается в конце, где Татьяна так же с помощью доброго meine Sonne вывернулась из-под поезда: «Угу, угу, другому я, так отдана, что всё — финал».
Понимаете? Не такой добрый Лев Толстой с этого места начал:
— Какой такой финал, мои голубчики? Ваше Солнце уже всё, теперь я ваш добрый автор, давайте ваши ручки, пройдёмте под поезд.
Пушкин пожалел. Он рассказал своим героям всё, что с ними может быть, и герои удержались от ещё большей трагедии. Евгений — честно дал Татьяне расклад, в какую такую противную рыбу он превратится. А Татьяна устроила нам финал на самом интересном месте. Мол, всё, — я замужем, продолжения истории технически невозможны. Ага!
Нет, товарищи. Нет в русской литературе таких добрых авторов, как Пушкин. Солнце Наше. Пожалел абсолютно всех:
— Татьяну спас от поезда, под который она бы непременно бросилась с таким характером;
— Онегина спас от Татьяны дважды: сначала от роли плохого мужа, от которого жена сбегает к Вронскому, а потом от роли Вронского, от которого жена сбегает под поезд;
— Ольгу спас от нашего осуждения, аккуратно объясняя нам, придуркам, что на танцах — танцуют!!! Это — нормально!! Стреляться насмерть из-за этого ненормально. А танцевать и хихикать — нормально. Вокруг деньрожденья и дворянские войны.
— Ленского спас от бесславья. Писакал там Ленский что-то рифмованно, писакал среди ромашек, а вот нате вам — бессмертный поэт. Наш.
Пушкин — молодец. А я доползу сегодня когда-нибудь до кровати и спать, а?!! Всё равно ничего работать не могу, без сил.