Октавиан Август как человек

sergeytsvetkov — 23.02.2025

Август как государственный деятель, основатель и правитель Римской Империи, известен каждому. Но многие ли знают его как человека? Существует немало цитат из его сочинений и высказываний, которые показывают его в отношениях с друзьями, членами семьи, в шутливых разговорах с согражданами или соратниками по военной службе, как трудолюбивого, сознательного слугу государства, искренне защищающего его интересы. Известно ли вам, что он любил играть? Известно ли вам, что он был суеверен? Известно ли вам, что он обладал чувством юмора и не лез за словом в карман? Я попытаюсь познакомить вас с тем Августом, который объяснил развод со своей второй женой Скрибонией, сказав, что «устал от её дурного нрава»; который, когда жители испанского города сообщили, что на его алтаре чудесным образом выросла пальма, заметил: «Отсюда ясно, как часто вы совершаете на нём жертвоприношения»; который установил на своём форуме статуи выдающихся римлян и во время церемонии их посвящения сказал, «что это он делает для того, чтобы и его, пока он жив, и всех правителей после него граждане побуждали бы брать пример с этих мужей».

Август боялся грома и молнии; он держал при себе тюленью шкуру в качестве талисмана, а при приближении грозы прятался в сводчатом помещении. Этот страх не был безосновательным: во время ночного перехода в Испании его факелоносца поразила и убила молния. Август верил в пророческую силу снов, как собственных, так и чужих. Благодаря предупреждению, полученному во сне, он чудом избежал смерти в лагере при Филиппах. Он не начинал никаких важных дел в ноны; они не увенчались бы успехом из-за неблагоприятного названия дня. Но обильная роса в начале длинного путешествия была хорошим предзнаменованием скорого и успешного возвращения. Если, одеваясь, он надевал обувь не на ту ногу, это сулило несчастье; он сделал это в то утро, когда его чуть не погубил мятеж в его войске.

Иногда необходимо напомнить, что римляне были такими же людьми, как и мы, а не далёкими сверхчеловеческими существами, с которыми у нас нет ничего общего. В декабре 57 г. до н. э. Цицерон страдал расстройством желудка в течение десяти дней. У Августа было несколько опасных болезней и множество физических расстройств: слабая левая нога, на которую он порой прихрамывал; слабеющий указательный палец на правой руке, иногда не позволявший ему писать; проблемы с желудком, случавшиеся каждую весну; неспособность переносить солнце даже зимой, желчные камни.

До нас дошло множество шуток Августа.

Некий Веттий распахал землю над могилой отца, и Август заметил: «Вот это — поистине почтить (возделать) память отца!», обыграв значение слова colere. Умер римский всадник, и лишь после его смерти стало известно, что его долги превышают двадцать миллионов сестерциев. Когда его имущество распродавалось на аукционе для погашения долгов, агенту императора была продана подушка. Все удивлялись, на кой-чёрт императору понадобилась эта подушка? Август любезно объяснил: «Тюфяк, на котором он мог спокойно спать, хотя столько был должен, нужно приобрести для безмятежного сна». Покупая пурпурную ткань, император пожаловался, что она слишком тёмного цвета. Продавец сказал: «Подними её повыше и посмотри». Август ответил: «Я стану прогуливаться по крыше, чтобы римский народ говорил, что я хорошо одет?». Секст Пакувий Тавр, который в должности трибуна внёс законопроект о переименовании месяца секстилия в честь Августа, видимо, ожидал вознаграждения. Он попросил у императора денежный подарок и сказал, что в столице уже ходит слух, что он получил крупный дар. Но Август ответил лишь: «Да ты этому не верь». Сенатор Руф, напившись на пиру, высказал враждебность в отношении Августа. На следующий день, протрезвев и устыдившись, он попросил у императора прощения и получил его. Затем он сказал: «Никто не поверит, что ты возвратил мне благоволение, если чего-нибудь не подаришь мне». Император дал ему подарок, сказав: «Ради своей пользы, я постараюсь никогда на тебя не гневаться». Август получил как почетный дар от галлов золотую цепь весом в сто фунтов. Долабелла в шутку, но отчасти и надеясь, сказал главнокомандующему: «Вручи мне такую награду, как эта цепь». Август ответил: «Я бы лучше наградил тебя гражданским венком». Ибо эта последняя награда, состоявшая из венка из дубовых листьев, ничего бы не стоила. Начальник конного отряда, отстранённый от командования, всё же попросил жалованья, объяснив: «Я прошу не ради наживы, но чтобы казалось, будто я получил от тебя дар и поэтому сложил с себя должность». Август ответил: «Ты при всех утверждай, что получил, а я не стану отрицать, что дал». В другой раз император отправил молодого офицера в отставку с позором. Последний спросил: «Что я скажу своему отцу?» «Скажи ему, — ответил главнокомандующий, — что я тебе не понравился». Говорят, что когда Август услышал о приказе царя Ирода убить всех мальчиков младше двух лет, включая и собственного сына Ирода, он заметил: «Лучше уж быть свиньей Ирода, чем его сыном». Но некоторые считают эту историю апокрифической.

Иногда остроумный комментарий мог быть довольно неприязненным. Некий Ватиний, хромавший из-за подагры, желал создать впечатление, что преодолел свою слабость, и в присутствии Августа похвастался, что может пройти милю. «Неудивительно, — сказал император, — ведь дни становятся длиннее». Однажды вечером императору подали очень дешёвый и простой обед. Уходя, он шепнул на ухо хозяину: «Не думал, что я настолько знаком с тобой». Но однажды, как нам известно, коса нашла на камень. В театре Август увидел, что некий всадник пьёт. Он послал ему записку: «Когда я хочу поесть, я иду домой». Ему вернулся ответ: «Да, но тебе не нужно беспокоиться за своё место».

Можно понять, что из-за высокого положения, которое занимал Август, его шутки иногда могли обидеть. Видимо, так произошло с поэтом Горацием. Император написал своему помощнику и близкому другу Меценату:

До сих пор я сам мог писать своим друзьям [это само по себе любопытно]; но так как теперь я очень занят, а здоровье моё некрепко, то я хочу отнять у тебя нашего Горация. Поэтому пусть он перейдёт от стола твоих нахлебников к нашему царскому столу и пусть поможет нам в сочинении писем.

Последнее предложение, несомненно, было задумано как шутливое. Гораций отказался, и тактичный Меценат должен был как-то обойти приказ императора. Но Гораций был слишком чувствителен и обиделся на «стол нахлебников». Одна из его од была правдоподобно интерпретирована как завуалированный ответ: «Юпитер обратился к золоту, желая соблазнить Данаю. Царь Филипп мог взять любой город, куда вьючный мул мог провезти взятку. Кажется, что золото способно купить что угодно». Затем неожиданно: «Меценат, я был прав, отказавшись от высокой должности… Имея несколько акров, я счастливее владельца африканских поместий. У меня нет стад и виноградников, но я не нищий», — это ответ на «стол нахлебников». Дело не в том, что у Горация не было чувства юмора, — было в избытке; но эта конкретная шутка ударила по больному месту. Очевидно, Гораций сослался на слабое здоровье, отклоняя должность секретаря, и император писал ему: «Располагай в моём доме всеми правами, как если бы это был твой дом: это будет не случайно, а только справедливо, потому что я хотел, чтобы между нами были именно такие отношения, если бы это допустило твоё здоровье». И снова, теперь опять в шутливом тоне: «Как я о тебе помню, можешь услышать и от нашего Септимия, ибо мне случилось при нём высказывать моё о тебе мнение. И хотя ты, гордец, относишься к нашей дружбе с презрением, мы со своей стороны не отплатим тебе надменностью». Можно не сомневаться, что слова Августа не были дурно истолкованы, когда он подтвердил получение подарочного экземпляра некоторых од следующим образом:

Принёс мне Онисий твою книжечку, которая словно сама извиняется, что так мала; но я её принимаю с удовольствием. Кажется мне, что ты боишься, как бы твои книжки не оказались больше тебя самого. Но если рост у тебя и малый, то полнота немалая. Так что ты бы мог писать и по целому секстарию, чтобы книжечка твоя была кругленькая, как и твоё брюшко.

После публикации первой книги посланий Горация, в которых он обращается ко многим великим и не очень своим современникам, Август написал: «Знай, что я на тебя сердит за то, что в стольких произведениях такого рода ты не беседуешь прежде всего со мной. Или ты боишься, что потомки, увидев твою к нам близость, сочтут её позором для тебя?» Поэт ответил посвящением императору первого послания второй книги, защищая поэзию в целом и современную поэзию в частности.

У первого императора были свои любимые выражения: „Осторожный полководец лучше безрассудного“, „Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей“, „Спеши не торопясь“. О людях, которые не платят по долгам, — „заплатит в греческие календы“. Чтобы описать поспешность — „скорей, чем спаржа варится“.

Неизбежным следствием его положения, — а возможно, и темперамента, — было то, что он нелегко приобретал друзей, как сообщает нам Светоний, но, добавляет биограф, он твёрдо хранил верность тем друзьям, которых имел, даже если иногда они вызывали его недовольство. И сообщается, что после падения Юлии и своего публичного отречения от неё Август был охвачен стыдом и сожалением и часто повторял: „Ничего этого не приключилось бы со мною, если бы живы были Агриппа или Меценат!“ Когда его близкий друг Ноний Аспренат был обвинён в убийстве, Август спросил у сената, как ему следует поступить. „Я в затруднении, — сказал он, — ибо опасаюсь, что если приду в суд, то сочтут, что я прикрываю обвиняемого от законов, а если не приду, то сочтут, что я покинул друга и обрёк его на осуждение“. И с одобрения сената он просидел в суде на скамье несколько часов, но не сказал ни слова.

Друг и патрон Вергилия, поэт Корнелий Галл, занимал командную должность в войне против Антония и Клеопатры, и Август назначил его первым наместником Египта. Но власть наместника вскружила Галлу голову — он фактически изменил императору и был отозван. Август удовлетворился изгнанием Галла из своего окружения; сенат, однако, преследовал его своими постановлениями, пока в отчаянии он не покончил с собой. Август поблагодарил это учреждение за рвение и лояльность, но посетовал: „Мне одному не позволено сердиться на своих друзей в той мере, в какой я желаю“. Очевидно, Август и от других ожидал такой же верности друзьям. Однажды он примирил историка Тимагена с Азинием Поллионом, великим оратором и патроном Вергилия. Когда Тимаген оклеветал императорскую семью и получил отказ от дома, Поллион принял его в своём доме, откуда тот продолжил клеветнические нападки. Однажды Август и Поллион встретились и, как рассказывают, последовал такой диалог:

—Ты содержишь дикого зверя. Наслаждайся им, Поллион, наслаждайся.

—Если ты прикажешь, Цезарь, я откажу ему от дома.

—Неужели ты думаешь, что я сделаю это, после того, как примирил вас?

Светоний сообщает нам, что для того, чтобы не сказать больше или меньше намеченного в серьёзных беседах — даже с Ливией, Август излагал свои мысли в письменном виде и потом читал их, вместо того, чтобы говорить экспромтом.

23 сентября 1 г. н. э., в свой шестьдесят третий день рождения, Август написал своему внуку Гаю Цезарю, находившемуся на службе в Сирии:

„Здравствуй, мой Гай, мой милый ослёнок, которого, боги свидетели, мне всегда не хватает, когда ты вдали от меня. Но особенно в такие дни, как нынешний, глаза мои ищут моего Гая, который, где бы он ни был, надеюсь, в радости и добром здравии отметил мой шестьдесят четвертый год рождения. Ведь, как видишь, мы избежали критического для всех стариков шестьдесят третьего года. Я же молю богов, чтобы — сколько у меня ни осталось времени — нам была дана возможность прожить его в здравии и при наибольшем благоденствии государства, раз вы ведёте себя достойно и готовы унаследовать моё положение“.

И в другой раз он писал Гаю:

„Поскольку постоянно возникают бесчисленные дела, о которых мы должны писать друг другу и, однако, сохранять их в тайне, условимся между собой, если ты не против, о следующей тайнописи: когда нужно что-то зашифровать, будем вместо каждой буквы использовать следующую, например, b вместо a, c вместо b и так далее по порядку, затем вместо буквы x вновь вернёмся к a.

Из писем видно, что ел он скромно, как и полагалось при его слабом здоровье: „Никакой иудей не справлял субботний пост с таким усердием, милый Тиберий, как я постился нынче: только в бане, через час после захода солнца, пожевал я кусок-другой перед тем, как растираться“. И о том же сказано в коротком фрагменте из другого письма: „Возвращаясь из царской курии, я в носилках съел ломоть хлеба и несколько ягод толстокожего винограда“, и опять: „В одноколке мы подкрепились хлебом и финиками“.

Но его страсть к игре была сильнее:

„За обедом, милый Тиберий [пишет он снова], гости у нас были всё те же, да ещё пришли Виниций и Силий Старший. За едой и вчера и сегодня мы играли по-стариковски: бросали кости и у кого выпадет „собака“ [по очку на каждой кости] или шестёрка, тот ставил на кон по денарию за кость, а у кого выпадет „Венера“ [все четыре кости с разными очками], тот забирал деньги».

И ещё:

«Милый Тиберий, мы провели Квинкватрии с полным удовольствием: играли всякий день [праздник продолжался пять дней], так что доска не остывала. Твой брат за игрой очень горячился, но в конечном счёте проиграл немного: он был в большом проигрыше, но против ожидания помаленьку из него выбрался. Что до меня, то я проиграл тысяч двадцать, но только потому, что играл, не скупясь, на широкую руку, как обычно. Если бы стребовать всё, что я каждому уступил, да удержать всё, что я каждому одолжил, то был бы я в выигрыше на все пятьдесят тысяч. Но мне это не нужно: пусть лучше моя щедрость прославит меня до небес».

И своей дочери Юлии он писал: «Посылаю тебе двести пятьдесят денариев, как и всем остальным гостям, на случай, если кому за обедом захочется сыграть в кости или в чёт и нечёт».

С Юлией связано несколько историй о её отце. Август был строгим родителем и пытался требовать от дочери и внучек скромного поведения. Однажды он написал одному знатному ухажеру Юлии: «С твоей стороны было очень неуместно приехать в Байи, чтобы навестить мою дочь». И в те дни, когда Август мог расценивать её чуждое условностям поведение как свидетельство лёгкого и весёлого нрава, он однажды сказал друзьям: «У меня две избалованные дочери, которых я вынужден переносить, — республика и Юлия». Юлия начала преждевременно седеть, и однажды Август неожиданно явился к ней, когда служанки выщипывали её седые волосы. Поначалу Август притворился, будто ничего не заметил, но позднее завёл разговор о возрасте. «Какой ты бы предпочла быть по прошествии нескольких лет: седой или лысой?» — спросил её Август. «Я предпочитаю, отец, быть седой». «Почему же тогда они столь поспешно делают тебя лысой?» На гладиаторских играх Ливию сопровождало много уважаемых людей, а Юлию — группа юнцов. Август послал дочери записку с упрёком: «Посмотри, какова разница между двумя женщинами императорской семьи!» Его непочтительная дочь, очевидно, унаследовавшая его остроумие, ответила: «Вместе со мной и они состарятся». Но в дни падения и позора Юлии, когда вольноотпущенница Феба, участвовавшая в её похождениях, повесилась, Август был так ожесточён, что заметил: «Лучше бы я был отцом Фебы!» И горечь, вызванная поведением его дочери и двух похожих на неё детей, Юлии Младшей и Агриппы Постума, никогда не покидала его. При упоминании о них он стонал и цитировал Гомера: «Лучше бы мне и безбрачному жить и бездетному сгинуть!» и говорил о них как «о трёх своих болячках и язвах».

Его пасынки Тиберий и Друз, дети Ливии от предыдущего брака, принесли ему больше радости. Друза Август любил и восхищался им, а в погребальной речи после его скоропостижной смерти сказал: «Я молю богов, чтобы они сделали моих Цезарей [его внуков от Агриппы и Юлии, которых он усыновил] подобными ему и однажды даровали мне такой же достойный конец, какой даровали ему».

Об отношениях Августа с Тиберием и его мнении о нём имеется немало информации. Ибо Светоний, ставя под сомнение враждебную Тиберию традицию, постарался собрать противоречащие ей свидетельства. Существует рассказ о том, что после разговора Тиберия с Августом у смертного ложа последнего от старого императора услышали слова: «Бедный римский народ, в какие он попадёт медленные челюсти!» И сообщается о том, что с приближением своего пасынка Август прерывал весёлые, легкомысленные разговоры. У Тиберия были недостатки, Август знал его более пятидесяти лет и знал о его недостатках. Было время, когда Тиберий находился в немилости; но были и времена, когда в немилости находились Агриппа и Меценат. Август использовал его в политических, государственных и династических целях, совершенно не считаясь с собственными чувствами Тиберия. Всё это правда, и однако же Август любил его, восхищался им, уважал его, как доказывают письма, процитированные их биографом:

«Я могу только похвалить твои действия в летнем походе, милый Тиберий: я отлично понимаю, что среди стольких трудностей и при такой беспечности солдат невозможно действовать разумнее, чем ты действовал. Все, кто были с тобой, подтверждают, что о тебе можно сказать словами стиха: „Тот, кто нам один неусыпностью выправил дело”“.

Из других писем цитируются следующие фрагменты: „Будь здоров, любезнейший мой Тиберий, желаю тебе счастливо сражаться за меня и за Муз; будь здоров, любезнейший мой друг, и, клянусь моим счастьем, храбрейший муж и добросовестнейший полководец“. „Приходится ли мне раздумывать над чем-нибудь важным, приходится ли на что-нибудь сердиться, клянусь, я тоскую о моём милом Тиберии, вспоминая славные строки Гомера: „Если сопутник мой он, из огня мы горящего оба // С ним возвратимся: так в нём обилен на вымыслы разум”“. „Здоров я или нет, велика важность, если ты не будешь здоров?“ „Молю богов, чтобы они сберегли тебя для нас и послали тебе здоровье и ныне и всегда, если им не вконец ненавистен римский народ…“ И снова: „Когда я читаю и слышу о том, как ты исхудал от бесконечных трудов, то разрази меня бог, если я не содрогаюсь за тебя всем телом! Умоляю, береги себя: если мы с твоей матерью услышим, что ты болен, это убьёт нас, и всё могущество римского народа будет под угрозой“. Возможно, несколько преувеличенно, но не слишком противоречит реальному положению дел.

И это выражение беспокойства о государстве приводит нас к Августу как государственному деятелю, как я надеюсь, с некоторой новой симпатией и пониманием человека, скрывающегося за государственным деятелем. Но анекдоты и цитаты могут добавить некоторые новые штрихи даже к портрету государственного деятеля.

Революционер, сумевший приобрести власть, нередко становится более умеренным вследствие обладания властью и сопутствующей ей ответственности. Август был таким; можно вспомнить и других. Однажды Август временно остановился в доме, когда-то принадлежавшем Катону, стойкому республиканцу, врагу великого Юлия. Луций Сей Страбон, желая польстить императору, в пренебрежительном тоне заговорил об упрямстве Катона. Август ответил: „Всякий, кто не пожелает, чтобы существующее состояние государства подвергалось изменениям, является хорошим и гражданином и человеком“. И всё же с именем Катона Август связал одно из своих собственных любимых выражений. Он обычно говорил: „Довольно с нас и одного Катона“.

Упоминается случай, когда первый император наложил частное наказание на лицо, оклеветавшее членов императорской семьи. Однако две прямые цитаты свидетельствуют о том, что в других случаях он не склонен был воспринимать оскорбления так серьёзно. Однажды он написал Тиберию: „Не поддавайся порывам юности, милый Тиберий, и не слишком возмущайся, если кто-то обо мне говорит дурное: довольно и того, что никто не может нам сделать дурного“. А когда некто обвинил Эмилия Элиана в том, что тот критиковал Августа, император пропустил это мимо ушей, притворившись разгневанным: „Докажи мне это, а уж я покажу Элиану, что и у меня есть язык: ведь я могу наговорить о нём ещё больше“.

Имеются два высказывания, показывающих отношение Августа к расширению римского гражданства: когда Ливия просила за галла, который его добивался, Август предоставил ему только освобождение от налога, сказав: „Мне легче перенести убыток для казны, чем унижение для чести римских граждан“. А Тиберию, просившему гражданство для своего клиента-грека, император написал: „Я лишь тогда соглашусь на это, когда тот сам убедит меня в законности своих притязаний“.

Даже в его публичных действиях иногда проявлялось его остроумие; например, когда народ жаловался на дороговизну вина. „Мой зять Агриппа, — сказал он, — достаточно построил водопроводов, чтобы никто не страдал от жажды!“

Ещё более интересно и важно его заявление по поводу раздач. В голодный год он изгнал из столицы гладиаторов, выставленных на продажу рабов, всех иноземцев, исключая врачей и учителей, и множество рабов, находившихся в частном владении. После того, как критическое положение миновало, Август написал: „Я собирался навсегда отменить хлебные выдачи, так как из-за них приходит в упадок земледелие; но оставил эту мысль, понимая, что рано или поздно какой-нибудь честолюбец снова мог бы их восстановить“. Но он твёрдой рукой пресекал дерзость. Когда народ нетерпеливо требовал обещанных раздач, Август резко ответил им: „Я — человек слова“. Но когда они дерзко потребовали того, что обещано не было, Август объявил эдиктом: „Подарков я не дам, хотя и собирался“.

Но выразительнее всего демонстрируют его искреннюю и серьёзную преданность благу государства краткие заявления по важным поводам. Например, из его, так сказать, инаугурационной речи: „Итак, да будет мне дано установить государство на его основе целым и незыблемым, дабы я, пожиная желанные плоды этого свершения, почитался творцом лучшего государственного устройства и при кончине унёс бы с собой надежду, что заложенные мною основания останутся непоколебленными“.

Эти несколько нитей сплетаются в финальной сцене. „Я принял Рим кирпичным, а оставляю мраморным“, — эта фраза стала знаменитой. Близких друзей он спросил: „Как вам кажется, хорошо ли я сыграл комедию жизни?“ — и добавил строки из греческой комедии: „Коль хорошо сыграли мы, похлопайте // И проводите добрым нас напутствием“. А свои последние слова он адресовал Ливии: „Ливия, помни, как жили мы вместе! Живи и прощай!“

Robert S. Rogers, „Augustus the Man“. The Classical Journal, Vol. 36, No. 8 (May, 1941), pp. 449—463.

***

Вы можете заказать у меня книгу с автографом.

Заказы принимаю на мой мейл [email protected]

«Последняя война Российской империи» (описание)

Вышла в свет моя новая книга «Суворов». Буду рад новым читателям!

«Названный Лжедмитрием».

ВКонтакте https://vk.com/id301377172 

Оставить комментарий

Популярные посты:

galba

Ремешки для умных часов с уникальными дизайнерскими решениями: как выделиться из толпы

shandar_alan

Знаки и код времени...

berg_man

Цели РФ и Украины (Запада) не изменились

diak_kuraev1

СвященноДТП

elika

Идиома в five o’clock: "Even a broken clock is right twice a day"

zavodfoto

Провели чудесные выходные на термальном источнике Советский (СоветSKY) в Тюмени

yakov_a_jerkov

Путин в США

lucia979

Картинка понравилась!)))

matsam

Все, как захотел Владимир Путин

• Ранее
• Архив