Окончательный итог и главный вопрос | Михаил Кругов

На протяжении устроенной средним классом политической бучи верховная власть продемонстрировала достаточно высокий уровень эффективности – оперативно и вполне адекватно реагировала на требования протестующих, соблюдала чувство меры, без особых замечаний провела президентскую выборную компанию, получила гораздо лучший, чем вначале ожидалось, результат. Прямо молодцевато выглядела. Что, впрочем, вполне естественно – российская верховная власть пока еще не деградировала – состоит из энергичных персон, причем в большинстве своем, что называется, «сделавших себя сами».  Так что должна уметь действовать и энергично, и эффективно.   В то же время оппозиция продемонстрировала противоположные качества. По сути, оппозиционные политики показали себя политическими «троечниками», если не вообще политическими неудачниками.

Почему же все предыдущие годы власть демонстрировала неэффективность, выражавшуюся в убогости реформирования, примитивности политических партий, запредельном уровне коррупции и т.д. и т.п.?  Для ответа на этот вопрос необходимо вспомнить, что верховную власть нужно рассматривать в двух измерениях – сущностном и качественном. В сущностном измерении власть бывает идейной или технической. В качественном измерении – эффективной или криворукой. И так как качественное измерение универсально, то и идейная, и техническая власти могут так же быть как эффективными, так и криворукими.

Отличие идейной власти от технической – в мотивации. Деятельностью идейной власти движет стремление переделать окружающий мир в соответствие с исповедуемой ею идеологией. Деятельностью технической власти движет корысть. Так как любая власть по природе своей эгоистична, имеют место два разных эгоизма – идейный и корыстный. Идейный эгоизм делает идейную власть нетерпимой к чужим идеям, корыстный эгоизм делает техническую власть алчной. И как везде и всегда, проблема здесь не столько в самом пороке (как естественном явлении), сколько в его масштабах (степени и распространенности).

У нас со времен отставки Гайдара верховная власть обходится без идей. Точнее, они если и появляются, то лишь в качестве декора. Но сказать, что власть что-то делает в соответствие с какой-то идеологией, нельзя. Соответственно, власть у нас давно чисто техническая. И так как она не имеет идеологической лоции, то и решает исключительно текущие вопросы и только по мере их появления. Только в последние пару лет она начала смутно говорить о каких-то «светлых далях». Но без особой конкретики. То есть, тоже в качестве политического антуража – демонстрации своей заботы о «будущем» возглавляемого ею общества.

Это значит, что деятельностью российской власти уже много лет движет исключительно корыстный интерес. И если она в чем-то действует неэффективно, глупо, криворуко, то лишь потому, что так ей удобно достигать своих корыстных целей. Точнее, лишь обогащаться всеми доступными способами. Но последние три месяца продемонстрировали, что когда ее корыстный интерес переместился из финансовой сферы в политическую (в деле сохранения властного статуса), власть сразу же  стала демонстрировать энергичность и эффективность.

Так что наша власть вполне может быть эффективной, хотя и лишь в тех случаях, когда это касается ее собственных интересов. Так что мы имеем дело не с шайкой кондотьеров образца 90-х годов, а с полноценным субъектом общества – сформировавшимся, имеющим цели, владеющим технологиями их достижения. Соответственно, дискутировать нужно не об эффективности власти, а об ее ориентации, инструментарии, особенностях эгоизма. 

Как представляется, основная проблема заключается как раз в особенностях эгоизма власти. Эгоизм технической власти тоже следует разделять на два вида – один принуждает власть бороться за властный статус, второй ориентирует ее на примитивное обогащение. И так как оба вида эгоизма для технической власти естественны, для общества  важны их иерархия и соотношения. Дело в том, что эгоизм «властолюбия» принуждает власть приносить пользу обществу, как условия, позволяющего с минимальными рисками сохранять властный статус. И вообще вести себя прилично – не допускать компрометирующих поступков. А обогащаться во вторую очередь, соблюдая при этом чувство меры и максимальную осторожность. В свою очередь, эгоизм «стяжательства» ориентирует власть на обворовывание общества всегда, везде и всеми доступными способами. И в максимально возможных масштабах. Плюс разрешает плевать на то, как общество воспринимает такую властную деятельность.

Так как работа и воровство занятия трудносовместимые, между разными видами эгоизма возникает конфликт. Например, эгоизм «властолюбия» смотрит на тот же бюджет, в первую очередь как на источник ресурсов для общественно полезной деятельности. И только во вторую очередь как на источник обогащения. Эгоизм «стяжательства», наоборот, смотрит на бюджет, в первую очередь как на источник обогащения. И только во вторую очередь как на ресурс для общественно полезной деятельности. Точнее, даже как для деятельности, прикрывающей процесс обогащения. Ведь для того, чтобы что-то украсть из бюджетных средств, требуется что-то сделать из того, что в бюджете записано.

Верховная российская власть последние полтора десятилетия руководствовалась в первую очередь эгоизмом «стяжательства». И в незначительной степени эгоизмом «властолюбия». Этому были вполне понятные объяснения – персоны власти не видели реальной угрозы своему положению. Оппозиция была или «системная», или опереточная. А остальное общество вполне устраивала власть, при которой уровень жизни год за годом неуклонно повышался. Точнее, ему было все равно, какая им руководит власть – идейная или техническая. И как она при этом себя ведет, и какими мотивами руководствуется. Нефтяных сверхдоходов по большому счету хватало всем – разве что одним доставалось больше, другим меньше.

С.Шойгу по сроку своего пребывания на посту министра выглядит «белой вороной» в составе российского правительства по той причине, что в его деятельности стабильно доминирует эгоизм «властолюбия». Благодаря чему он и обеспечивает достаточно эффективную деятельность подчиненного ему министерства и, как следствие, собственную политическую непотопляемость. Хотя, как и вся власть, вряд ли живет на одну зарплату. Эту модель властного поведения вполне можно назвать «стандартом Шойгу».

Тогда как в деятельности большинства российских высших должностных лиц явно доминирует эгоизм «стяжательства». Эти персоны исполнят властные обязанности по остаточному принципу – в качестве необходимого условия получения «барашка в бумажке». Что и является истинной причиной неэффективности их деятельности – в ней главенствует воровство, как следствие доминирования в деятельности эгоизма «стяжательства».     

Прошедшие массовые митинги продемонстрировали власти, что ситуация принципиально изменилась – протестовавшему «среднему классу» (а именно он в современном обществе является его фундаментом), уже не все равно, как ведет себя и чем руководствуется в своей деятельности власть. Потому, что «тучные годы» явно заканчиваются. А впереди «тощие годы». Причем даже неясно, какой они будут «худобы» и как долго продлятся. Соответственно, для того, чтобы хотя бы выживать в новых условиях, нужно много что в обществе менять. И в политической системе, и в экономической, и в социальной. Именно запрос на такие изменения фактически и был озвучен российским «средним классом» на митингах. Тогда как требование «честных выборов» доминировало как самое очевидное и первоочередное.   

Истекшие два десятилетия свидетельствуют, что «стандарт Шойгу» достаточно работоспособен в российских условиях и вполне подходит нынешней российской элите. В свою очередь действия верховной власти на протяжении трех зимних месяцев показали, что она вполне адекватно воспринимает возникающие в обществе кризисы. И достаточно рационально и оперативно на них реагирует. По сути, власть продемонстрировала, что вполне способна в целях самосохранения изменить баланс эгоизмов – на первое место поставить эгоизм «властолюбия», а эгоизм «стяжательства» перевести в подчиненное положение. Тем более, что в предшествующие годы она достаточно обогатилась, чтобы не думать о «куске хлеба» даже для праправнуков. Тем самым власть продемонстрировала, что она принципиально отличается по качеству от царской власти начала ХХ века или советской власти конца 80-х годов.

Политика – искусство возможного. Увы, но переход к идейной власти, как самой качественной и, в частности, по своей природе некоррупционной, сегодня просто невозможен. По той простой причине, что классические идеологии устарели, а им на смену если какие проекты и появились, тем не менее, степень их «раскрученности» пока и близко не дотягивает до минимально работоспособного уровня.

Так что шансы на превращение власти из технической в идейную практически отсутствуют. И не только потому, что свежих идей у нее просто нет. Дело в том, что пока нет никаких свидетельств, что она этой проблемой озаботилась. По крайней мере, уже лет пять, как она оставила попытки разработки идеологического обеспечения своей деятельности (отправила в архив идеологию «суверенной демократии») и отдала идейную площадку на откуп РПЦ.

Это значит, что идейная неполноценность будет по-прежнему слабым местом власти. И единственным уязвимым для атак оппозиции. Если последняя вдруг обзаведется сильными фигурами и свежими и при этом работоспособными идеями.  Но так как это пока маловероятно, нынешнему режиму серьезно ничего не угрожает. Поэтому сегодня реально возможен лишь переход власти от эгоизма «стяжательства» к эгоизму «властолюбия». Что, безусловно, будет иметь для общества положительный эффект, так как власть существенно повысит качество своей деятельности – снизит уровень коррумпированности, улучшит управляемость, повысит эффективность.

Соответственно, главная проблема нашей верховной власти не в персонах, которые в первую очередь всего лишь «лейблы» имеющихся элитных групп, а в балансе этих видов эгоизма.  Другое дело – захочет ли это власть? В сущности, в этом и заключается основной политический вопрос ближайшего будущего. Как феномен Шойгу, так и проведенная президентская кампания свидетельствуют, что власть это может сделать без особого напряга. Соответственно, нынешняя верховная российская власть вполне может, не меняя своей «технической» природы, существенно менять модель своей деятельности. Такой модернизации благоприятствует и глобальный кризис, в условиях которого требования к эффективности власти существенно возрастают.

Возможно, Путин как раз и вознамерился решить эту проблему, сообщив о духовном развитии, как об одном из двух главных приоритете своей деятельности в течение третьего президентского срока.