(окончание)

ayktm — 04.02.2024

Впрочем, нужно понимать, что мотивы утраты, смерти у Пулькина – обратная сторона все того же льющегося через край и всё затопившего жизнеприятия! Это естественно и логично для поэта, вся жизнь для которого – творчество и любовь.
Обратим внимание: нередко трагизм бытия осмысляется у И. Пулькина через обыденные житейские подробности – как, например, в этом стихотворении:

Вот так откроют сиплый кран –
Смочить платок,
А хлынет жизнь, и – через край –
Хлебай, браток!

Пойдешь в поля: роскошно и богато
Стоят хлеба,
А у тебя потери и утраты, –
Ну что ж, хлебай!

Начнешь подсчет утрат, потерь, обид –
Сплошной поток!
Уж от подсчетов голова болит,
А где ж итог?

Не перечтешь утрат, потерь и слез, –
Уж день погас…
Я ими словно бородой оброс
До самых глаз!
Октябрь 1934, Мариинск
[Пулькин 2018: 62].

Стихотворение как будто лишено начала: опущено действие, которое фиксирует подразумеваемое сравнение «вот так, как…». Сравнение с открывшимся краном невольно отсылает к хорошо известным строкам Маяковского о водопроводе:

Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
как в наши дни
вошел водопровод…
(«Во весь голос»)
[Маяковский 1978: 177].

Языковая интуиция поэтов схожа, хотя речь идет о разном. Предмет рассуждения и у одного, и у другого включен в «бытовой контекст», но у Маяковского говорится о силе творчества, а у Пулькина – шире – о мощи жизни.
Стихотворение начинается с простого, даже банального: только и надо было, что смочить платок, да в том-то и трагизм, что за бытовым жестом таится страшное – сильное и неуправляемое. Его не звали, не ждали, оно сработало помимо воли, неотвратимо захватило: «хлынуло». Здесь – и счет бедам, и итог жизни.
Образность концовки (поскольку детализированы «хлебай», «поток», «оброс бородой до глаз») напоминает сказочный финал: «По усам текло – в рот не попало». Было много загадано – а мимо! «…Уж день погас» – это ведь вывод элегически-печальный (если не трагический). И ситуация усугубляется тем, что в жизни природы всё иначе. Вторая строфа включает строку, выбивающуюся из общего плана человеческой жизни: Пойдешь в поля: роскошно и богато / Стоят хлеба… Так стихи становятся осмыслением собственной жизни с ее обидами и утратами.
Стихотворение Пулькина, по-видимому, можно рассматривать и как аллюзию и на известное произведение М. Цветаевой – написанное ею в том же 1934 году, только девятью месяцами ранее («Вскрыла жилы: неостановимо…»). Несомненно, И. Пулькин творчество Цветаевой знал, стоит напомнить, что его приятель Георгий Оболдуев был арестован и признан виновным в распространении и публичном исполнении цветаевских стихотворений [Глоцер 2005: 10].

Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет – мелкой,
Миска – плоской.
Через край – и мимо –
В землю черную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Цветаева 6 янв. 1934 г. [Цветаева 1993: 43] (курсив автора).

Как и в стихотворении И. Пулькина, у Цветаевой торжествует мощный поток – но уже не со стороны, не внешний, а «внутренний», утробный. Начало его – человеческое нутро. Конечно же, «вскрыла жилы» (не вены!) – не случайно у слова «жилы» внутренняя форма та же, что у глагола «жить». И «вскрыть» жилы означает – отдать всего себя. Безоглядно, сразу, не мучась сомнениями – не «тянуть жилы», а именно вскрыть. Образ этот, одновременно необычайно экспрессивный и наглядно-зримый, оказывается символическим еще и потому, что первоначально жилой называлось подземное русло родника. Именно мотив сильного потока роднит стихотворения Пулькина («хлебай жизнь») и Цветаевой («хлещет жизнь»).
У Цветаевой это питательный поток. Отсюда опора на «кухонные» образы тарелок и мисок. Авторскому словоупотреблению в значении «питать», в значении жизненной силы и жизнетворчества соответствует и образ «черной земли», питающей «тростник». От тютчевского ропщущего «мыслящего тростника» к рвущему жилы тургеневскому Базарову, из которого «лопух расти будет», – для всех поэт готов стать питательной средой.
К сожалению, благие намерения ни к чему не приводят: стих (а он и есть для поэта жизнь) хлещет «невосстановимо», «мимо» – тут самый динамичный участок текста, графически выделенный автором. Как же несправедливо, как страшно: такая неостановимая, никем и ничем не сдерживаемая сила – и… мимо! «Вскрыла жилы…»: нужно же было проверить – откликнутся ли люди на стихи как единственный итог жизни поэта – ну хотя бы после смерти? У Цветаевой отчетливо возникает контаминация жизни и поэзии…
В творчестве Пулькина так же рядом с мотивом утраты и гибели возникают и совершенно иные мотивы, побуждаемые желанием вырваться из плена обстоятельств. В годы ссылки, в горестной разлуке с друзьями и любимой, Пулькин создает циклы «Обещанье», «Песни о песне», «Под открытым небом», «Веселый разговор», и здесь мы читаем и такие строки:

Я вынянчу звонкий, как бубен, стих,
Радужный, как плакат!

Он скоро вырастет и запоет,
Свергнув косности иго,
Значит, незачем в небытиё
Раньше времени прыгать! [Пулькин 2018: 368].

Или так:

Ах, как вкусно жить
Под любой широтой и на любом градусе! [Пулькин 2018: 370].


А, например, ёрничающие строчки из тогда же написанного цикла «Чин погребения» заставят читателя вспомнить Случевского с его «амбивалентным» стихотворением «На кладбище». Вот как Пулькин подает картину собственной смерти:

Когда меня хоронили,
Я без просыпу пил,
Отбить чтоб запах гнили,
Несущийся из могил… <�…> [Пулькин 2018: 352].

Вот лежу в могиле я,
Без штанов и без белья…
Ходит солнце в высоте
По крутому небосклону,
Я ж скучаю в тесноте,
Словно выгнанный из дома! [Пулькин 2018: 354].

Не смерть, а творчество, литература в первую очередь, занимают поэта и в горькие дни. В это время рождается у него одно из самых значительных «поэтологических произведений» – «Послание в Знаменский». Как отмечает комментатор, послание это обращено к друзьям, собиравшимся в Б. Знаменском переулке, дом 8 [Пулькин 2018: 578]. В тексте самого послания, в одной из его прозаических частей, поэт сетует, что задуманное письмо друзьям «не получается», но и это признание оказывается лукавым. Утверждает же автор в конце «неудавшегося письма», что «поставленную себе задачу… выполнил хотя бы на 50 %» [Пулькин 2018: 363]. И, хотя сочинение это занимает всего 6 страничек, «Послание в Знаменский» читается как блестящий трактат, в «непринужденной болтовне» касающийся серьезных вопросов истории литературы, теории стиха, проблем творчества в целом. Остроумные наблюдения, иногда прямо ироничные и задирающие читателя-собеседника, в полной мере выказывают и вкусовые пристрастия автора. Здесь и литературный анекдот о Байроне, и попытка написать «настоящие» стансы, и шутливые строки о романах Жюль Верна, который «лежа на боку, изображает мир анфас», и «лирический отзыв» о языке и стиле Стендаля: Я буду перечитывать Стендаля, / Выкармливая точность, четкость, ярость.
Бросается в глаза ухищренная форма подачи этого разнообразного материала – форма, которая уж никак не пристала недавнему «комсомольскому поэту»! Создавая образ непринужденной дружеской беседы, И. Пулькин демонстративно начинает послание гекзаметром и прямо повторяет строчку Жуковского: Дети, овсяный кисель на столе… Как известно, именно Жуковский в своих сказках и былях («Овсяный кисель», «Красный карбункул», «Две были и еще одна») разрабатывал «разговорный» гекзаметр, впервые в русской поэзии желая проверить, по его словам в предисловии к первому изданию «Красного карбункула», «… прилично ли будет в простом рассказе употребить гекзаметр, который доселе был посвящен единственно важному и высокому?..» [цит. по: Семенко 1959: 474]
Однако далее следует прозаическая вставка, и при этом монтаж стиха и прозы, как и смена стихотворных метров, находят прямую мотивировку в самом тексте:
«Я бы ни в коем случае не перешел на смиренную прозу, если бы элегический лад гексаметра не разошелся с моим теперешним состоянием… Я отнюдь не хочу сказать, что мне хочется оторвать трепака в этаком хореическом или хориямбическом ритме, но воспоминания о промыслах местного населения ввергли меня в ледовитую бездну иронии, и, увы, даже весьма возвышенному побегу священного гексаметра не вытянуться. Итак, я меняю размер!» [Пулькин 2018: 359]. Любопытно, что после такого замечания «священный» гекзаметр сменяется на «частушечный» хорей:

Ходят девки, точно павы,
Телесами шевеля, –
Млеют воды, млеют травы,
Облетают тополя…

А далее читателя ожидает неожиданная смена настроений автора, и в следующем прозаическом фрагменте, успокаивая (или скорее провоцируя?) товарищей, поэт утверждает: «Я не настолько печален, чтобы элегически хныкать, именно поэтому и был избран гексаметр. Это самый иронический размер. Самая лирическая тема, вколоченная в гексаметр, становится пародийной. В хорее наоборот, ирония перерастает в самую глубокую лирику» [Пулькин 2018: 360].
Подобные размышления о «семантических ореолах» стихотворных размеров говорят о тонком чутье поэта и вместе с тем – о его душевном здоровье и внутренней свободе. Под пером ЗК (так в послании автор характеризует себя и товарищей по несчастью) трактат по теории литературы становится и манифестом свободного творческого человека – не сломленного наветами и невзгодами.


Литература

Ахметьев И. А. Поэт Иван Пулькин // Плавучий мост, 2019. № 2. URL: (ayktm.livejournal.com) (дата обращения: 08.07.2021).
Изложение биографии Ивана Пулькина делалось с опорой на статьи: Ахметьев И. От составителя // Пулькин Иван. Лирика и эпос / Сост., подг. текста и комментарии И. А. Ахметьева. М.: Виртуальная галерея, 2018. 608 с. С.565–566; Глоцер В. Поэт Георгий Оболдуев // Оболдуев Георгий. Стихотворения. Поэма. М.: Виртуальная галерея, 2005. 608 с. С. 3–20; Емельянова Е. Предисловие // Пулькин Иван. Лирика и эпос / Сост., подг. текста и комментарии И. А. Ахметьева. М.: Виртуальная галерея, 2018. 608 с. С. 3–6; Львов К. «Уписываем прозрачную как небеса баланду Или мутный как рыбий глаз рататуй»: Жизнь и стихи поэта-конструктивиста Ивана Пулькина URL: https://urokiistorii.ru/article/56073 (дата обращения: 09.05.2021)

Ахметьев И. От составителя // Пулькин Иван. Лирика и эпос / Сост., подг. текста и комментарии И. А. Ахметьева. М.: Виртуальная галерея, 2018. 608 с. С.565–566.

Бахтин М. М. Собр. соч. Т. 5: Работы 1940–1960 гг. М.: Русские словари, 1996.

Волчек Д. Советская литература его отвергла. Судьба поэта Ивана Пулькина. Интервью с И. А. Ахметьевым. URL: svoboda.org (дата обращения: 02.05.2021)

Глоцер В. Поэт Георгий Оболдуев // Оболдуев Георгий. Стихотворения. Поэма. М.: Виртуальная галерея, 2005. 608 с. С. 3–20.

Емельянова Е. Предисловие // Пулькин Иван. Лирика и эпос / Сост., подг. текста и комментарии И.А. Ахметьева. М.: Виртуальная галерея, 2018. 608 с. С. 3–6.

Маяковский В. Во весь голос // Маяковский В. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 6. М.: Правда, 1978. 511 с. С. 175–185.

Михайлов А. В. Поэтика барокко: Завершение риторической эпохи // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

Орлицкий Ю. Б. Стих и жанр Ивана Пулькина // «Вакансия поэта» – 2: материалы двух конференций / Под ред. А.А. Житенева и М.Г. Павловца. Воронеж: АО «Воронежская областная типография», 2020. 456 с. С. 6–26.

Португалов В. Поэт Иван Пулькин // Пулькин Иван. Лирика и эпос / Сост., подг. текста и комментарии И.А. Ахметьева. М.: Виртуальная галерея, 2018. 608 с. С. 555–564.

Пропп В. Я. Русская сказка. М., 1984.

Пулькин Иван. Лирика и эпос / Сост., подг. текста и комментарии И.А. Ахметьева. М.: Виртуальная галерея, 2018. 608 с.

Роднянская И. Б. Об итогах 2018-го литературного года. Ч. 1. URL: http://textura.club/irina-rodnyanskaya-ob-itogah-2018-go /(дата обращения: 18.03.2020)

Семенко И. М. Примечания // Жуковский В.А. Собр. соч.: в 4 т. Т. 2. М.; Л., 1959.

Топоров В. Н. К происхождению некоторых поэтических символов. Палеолитическая эпоха // Ранние формы искусства. М., 1972.

Цветаева М. И. Собрание стихотворений, поэм и драматических произведений: в 3 т. Т. 3. Стихотворения и поэмы 1930-1941, драматические произведения, переводы, другие редакции, незавершенные стихотворения, отрывки. М.: ПТО «Центр», 1993.

References
[это я сократил]

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив