Одноклассники мои
chasogor — 06.01.2023Усть-Каменогорск, шестидесятые
Своей школой я считаю двадцать девятую, хотя у меня их было четыре. Именно на годы учёбы в 29-й пришлись моя юность, взросление и осознание себя личностью.
Наш класс — на пятом этаже, три окна слева рядом с барельефом Н.В.Гоголя.
Помню, что в четырнадцать лет я хорошо ориентировалась в политике и следила за событиями, происходящими в стране в 1961 году. Читала все материалы 22 съезда КПСС в газете «Правда», которую отец выписывал, как парторг цеха.
Фото школьного собрания в актовом зале:
Как раз осенью 1961 года меня окончательно сразила моя одноклассница Галя Галченко своим новеньким фотоаппаратом «Зоркий»: была у него интересная конструкция с выдвижным объективом: сначала вытягивали его, фиксировали, а потом уже наводили на резкость через дальномерный видоискатель.
Та же Галя показала мне, как проявлять плёнки и печатать карточки. Мы сидели у неё в занавешенной комнате при свете красного фонаря, который произвёл на меня магическое действие: всё казалось волшебным. Я купила себе книжку Д.Бунимовича «Юный фотолюбитель» и потребовала (уже!) от родителей, чтобы мне купили фотоаппарат.
К Новому году мы с братом и отцом пошли в универмаг на Стройплощадке, и отец купил сразу всё, что нужно для домашнего фотодела: аппарат «СменаМ», увеличитель, три ванночки, красный фонарь, проявочный бачок, пленку 65 единиц, пачку фотобумаги, проявитель и фиксаж. Договорились с братом Мишей, что будем пользоваться фотоаппаратом по очереди. Но как-то так получилось, что я захватила его насовсем, и не отдавала: очень уж увлекалась съёмками в школе, дома и даже на улице. Доходило до того, что Мишка тайно забирал у меня фотик и прятал где-нибудь в комоде. Зачем? Всё равно сам-то не снимал, а только лишь из принципа.
Наконец, через два месяца и ему купили отдельный фотоаппарат, посерьёзнее моего – «Зоркий-4». На этом все и успокоились! Мне хватало моей «Смены-М», а брату… немного поигрался со съёмками, а потом увлёкся разборкой фотоаппарата по винтикам, да и охладел к фотоделу. А чтобы родители не видели разобранного фотоаппарата, засунул его в тот же комод, в свой ящик.
А мы с одноклассниками организовались в кружок, и начали даже выпускать классную стенгазету «Объектив», богато иллюстрированную. Было это в восьмом классе, уже в феврале 1962. Активно помогал Витя Главинский. Всему учились сами, по книжкам. Не было у нас только критического разбора наших фотографий, некому было подсказать нам путь к улучшению качества, всё-таки в таких случаях нужен наставник, учитель.
Позже, в 1963 мне довелось побывать в Доме пионеров, в изостудии, вот там я увидела и услышала подробный «разбор полётов»: руководитель не стеснялся резких выражений, только что не матерился при детях, но все его уважали и к его мнению прислушивались. Звали его Ефим Наумович Годовский. Ветеран войны, инвалид без обеих ног, ходил сам, на протезах. Водил свой изокружок в походы, на пленэр.
Однажды и я с ними поехала на левый берег Иртыша, мы жили неделю в палатках, недалеко от Меновного. Как-то Ефим Наумович разругал чей-то эскиз, а парнишка взял и порвал его. Ефим Наумович ещё пуще обругал: ты должен был его сохранить, чтобы помнить свои ошибки и учиться на них!
С тех пор и я взяла себе за правило: не выкидывать свои работы сразу. Хранить негативы хотя бы лет десять. Иногда бывало, что и в старых негативах находилось что-то такое оригинальное, чего сразу не заметила. А если бы выбросила? А потом не переснимешь! А вот сейчас у меня есть эти снимки 63 года!
В изокружок меня привела одноклассница Оля Кузнецова, на фото она с портфелем. В девятом классе мы с ней и двумя мальчиками – Витей Кубышкиным и Женей Кишканем – образовали некую коалицию, и даже пересели всей компанией на задние парты.
Мой первый опыт в цветной фотографии:
Нам было интересно вчетвером, много времени проводили вместе в школе, и в свободное время бывали друг у друга в гостях.
Оля жила у своей тёти Маруси в частном доме на берегу Иртыша. Вообще она была москвичкой, жила в Москве с отцом Павлом Кузнецовым, известным в то время журналистом газеты «Правда» и переводчиком Джамбула. Фактически он писал стихи вместо Джамбула, по его устному народному творчеству. «Слушайте, дети, акына Джамбула!» Если бы не Павел Николаевич Кузнецов, кто бы сейчас знал этого акына...
Дом Марии Николаевны был большим, из разряда «крестовиков», с вальмовой крышей. Такие дома были типичны для городской застройки в наших местах. Интерьер большой комнаты, так называемого «зала», теперь представлен в этнографическом музее. Фото взяла у Варандея:
После девятого класса Оля уехала в Алма-Ату учиться в художественном училище, вместе с Маратом Джунусовым и Анатолием Щуром. Туда уезжали почти все, кто занимался у Ефима Наумовича.
После её отъезда Витя заскучал, я перешла в другую школу, и наша компания распалась. С Женей мы некоторое время дружили, даже когда он вернулся из армии. Но отношения не получили развития – вскоре я уехала в Большенарым работать фотокорреспондентом, мне надо было зарабатывать стаж по специальности для поступления на журфак.
В 1962 году родилась сестра Лена, в 1965 – сестра Саша, и я стала семейным летописцем, снимала много, иногда даже качественно.
Сейчас все фото тех лет розданы сёстрам, они хранят и бумажные отпечатки, и негативы – при случае всегда смогут сами отсканировать моменты своей истории.
У меня остались крохи, лишь кое-что нашла в архивах. Да и свои фотографии растеряла при бесконечных переездах.
1962 год. Первомайская демонстрация. В те годы (если кто не знает) все граждане, все школьники с пятого класса были обязаны ходить на демонстрации два раза в год: 1 мая и 7 ноября. Чтобы была массовость. Иначе никак не создать праздничную атмосферу в небольшом городе.
На этом фото я и моя одноклассница Таня Коваленко. У неё тоже был фотоаппарат, мы были уже тогда коллеги. После школы она училась на факультете журналистики Уральского университета, а я свой журфак закончила позже, в 1976.
Мы с Татьяной несколько раз по жизни пересекались – то в телестудии У-К, то на радио. Встречались и в домашней обстановке, а иногда даже выезжали в Горную Ульбинку – просто так, на прогулку. То ли за черёмухой, то ли жарков захотелось. Помню, во время лазанья по горам вышли прямо в лоб к какой-то пасеке, еле спаслись от пчёл. Но тогда почему-то фотоаппарата с собой не оказалось, нету фоток. Да что фотки, нам тогда казалось всё так просто и доступно: взял да поехал. Мол, сто раз ещё съездим, какие наши годы…
Но пронеслось время, разметало нас по разным краям. Вернее, меня заносило в разные, а Татьяна Коваленко-Сорокина всегда была на одном месте, в родном городе. Именно она помогла мне продать квартиру после приватизации, в 1995 году. Она работала на радио и приняла моё объявление о продаже, потом сообщала об актуальных ценах и потенциальных покупателях.
Расставаясь надолго, мы не знали, увидимся ли в скором времени. Мне больше некуда было возвращаться, и даже перевезти вещи в Россию уже не было возможности, раздала всё брату и знакомым, и уезжала, как обычно, с одним рюкзаком.
Татьяна подарила мне на память маленький камешек из своей коллекции, это был яркий и тёплый сердолик. В трудные минуты я доставала этот камешек и вспоминала солнечную свою родину.
Нашла меня Татьяна в интернете, через социальную сеть, едва научившись шевелить мышкой. И вот мы уже переписываемся, и наконец, встретились. Приехала я в родной город в феврале 2013, написала ей по электронке, а от того места, где квартировала, до её дома два шага. Пришла я к ней на блины! Хотя до масленицы было ещё далековато, но ввиду моего скорого отъезда решили не откладывать праздник да поесть блинов заранее, и сходили в кафе «Масленица».
А потом Татьяна прогуливала меня по набережной Иртыша, подобрав там сломанную сосновую ветку, и показывала то новое, что появилось без меня, за последние восемнадцать лет. Храм на Стрелке проектировал мой друг Юрий Трашков, у которого теперь своя мастерская.
И ещё показала памятник-долгострой на Стрелке Иртыша, где он сливается с Ульбой. Хотя их слияние всегда казалось мне неправильным, так как не Ульба впадала в Иртыш, а Иртыш в неё, потому что он выше расположен по рельефу.
И набережная на острове Медвежьем, который при советской власти назывался Пионерским. Казалось это место довольно диким, здесь и прогуливаться-то страшновато, одиноко. В конце восьмидесятых я сюда приходила (с фотоаппаратом, конечно), когда тянуло уединиться, удалиться от городской суеты. И почему-то думалось, что инопланетяне, если бы захотели приземлиться в нашем городе, выбрали бы именно остров Медвежий.
Теперь здесь устроили Аллею влюблённых со скульптурами, беседками и местом для замочков. Сюда приезжают все молодожёны в обязательном порядке, такая мода заведена и здесь – повесить замок на видном месте и в речку выбросить ключи.
Скульптуры здесь разные, есть и очень оригинальные, из натурального местного камня, а есть и однодневки – поделки из каких-то современных материалов. Огорчает то, что местная молодёжь диковатая, никак не могут некоторые пройти мимо фонаря, чтобы не разбить его. Или нацарапать свои неповторимые имена на скамейках – Кайраты и Анюты здесь были. Интересных и юморных надписей на замочках тоже нет: мода на интеллект ещё не пришла.
Татьяна меня сфотографировала со скульптурой Бари Алибасова. Известный ныне продюсер когда-то жил и работал в нашем городе, в нашем Дворце металлургов руководил виа «Интеграл». Он уволился как раз в те дни, когда я оформлялась туда на работу, руководить фотоклубом «Кристалл».
А того дома на берегу Иртыша, где жила когда-то Оля Кузнецова, давно уже нет: стёрт, снесён целый квартал частной застройки ради строительства речного вокзала, да и тот нынче в запустении – не ходят сюда пароходы, не в почёте стал речной транспорт, который новые хозяева порезали на металлолом. И причала нет.