Очевидное-невероятное. Удивительное поведение коммунистических коров.

historical_fact — 18.08.2021
В дореволюционной России в 1916 году было 28,8 миллиона ко­ров. А населения в это время было около 183 миллионов человек. Следовательно, каждая корова снабжала молоком около 6 человек. Коров было достаточно. Немало коров было полупородистых и породистых. Летом коровы имели удовлетворительное пастбище, подкормку при дойке, а зимой запас кормов: сена, яровой соломы, картофеля. Удои молока были средние: примерно от 7 до 15 литров в день. Хозяйки учитывали тог­да молоко не в литрах, а в десятилитровых молочных ведрах - «доенках»: «ведро», «полведра», «полтора ведра».

Почти все коровы принадлежали крестьянам. На 20 миллионов крестьянских дворов приходилось около 29 миллионов коров. Значит, половина всех дворов в среднем имела по одной корове, другая по­ловина — по две коровы на семью. Бескоровных дворов в дореволюционных деревнях было не боль­ше 10 процентов, или около 8 процентов всего населения страны. И горожане, почти все бескоровные, составляли 18 процентов населения. Следовательно, бескоровного населения в России было 26 процентов, четверть, а 74 процента, три четверти населения, имели коров.

В деревнях молока было в избытке. Его употребляли в разнообразных видах: пили, добавляли в каши, перерабатывали в простоква­шу, творог, сметану, масло. И для продажи молока было достаточно. На молочном рынке выступало больше продавцов, чем покупате­лей, поэтому цена на молоко была очень низкая. Крестьянки или детишки из ближайших деревень носили в город молоко с доставкой на дом, так сказать.

Как же решался молочный вопрос в Советском Союзе?

В сталинский период коммунистическая пропаганда шумела о «великих достижениях» во всем и на каждом шагу. В школьных учебниках был рисунок огромной коровы с необъятным выменем. Подпись под картиной гла­сила: «Эта советская корова, находящаяся на молочной ферме такого-то совхоза, побила все мировые рекорды по удою молока. Ежедневно она дает 50 литров. Она одна может обеспечить молоком большой детский сад с двумя сотнями детей.»

После смерти Сталина новый вождь партии и правительства Н. С. Хрущев заявил, мол, что в сталинскую эпоху все сельское хозяйство, и растениеводство и животноводство, находилось в упадке... В ча­стности, и по производству молока... Что касается статистических и всяких других отчетов, то в них в «период культа личности» допу­скались некоторые пропагандистские «преувеличения». Так, например, коровы на колхозно-совхозных фермах давали ежедневно не по 50 литров молока, как указано в школьных учебниках, а не­сколько меньше — в среднем по три литра...

Итак, коммунистическая корова за три десятилетия сплошных сталинских побед и достижений не смогла пе­регнать по молоку даже мелкобуржуазную единоличную козу...

Но вот Сталин умер и все изменилось. "По общему производству молока СССР догнал США еще в 1958 году, — сказано в сборнике Центрального Статистического Управле­ния СССР. — В 1959 году молока в СССР было произведено 62 миллиона тонн, а в США, по их официальной оценке, — около 57 миллионов тонн". Если верить этим данным, тогда на каждого жителя СССР приходилось около 300 килограммов (литров) молока в год, или чуть меньше 1 л в день. Конечно, этого было бы вполне достаточ­но для снабжения поголовно всего населения и молоком, и маслом. Но факты упорно противоречили этим цифрам. При Хрущеве, закупая молоко по 8 копеек за килограмм у колхозов, его продавали в государственных магазинах по 18 копеек. Но молока было недостаточно для городского населения, и люди рано утром становились около магазинов в очередь.

Можно было купить молоко на рынке, где его продают владельцы личных коров. Но и там этого продукта недостаточ­но, поэтому частники ломят за него 30-40 копеек за литр, т. е. в два раза более высокую, чем в государственных магазинах. Это наглядно сви­детельствует о недостатке в СССР молока. И если в брежневский период ситуация с молоком более-менее была стабилизирована, то проблема со сливочным маслом так и не была решена до самой кончины СССР. Масла не было в свободной продаже буквально по всей стране. Полностью обеспечивались только Москва и Ленинград.

Бескоровных дворов в дореволюционной деревне было около 10 процентов, но за годы после коллективизации это положение в СССР резко изменилось. По данным советской статистики, в личном владении колхозников на 1 января 1960 года было 11,7 миллионов коров на 20 миллионов крестьянских семейств. То есть, через 43 года после революции количество коров в личной собственности снизилось более чем в 4 раза. Теперь в Советском Союзе почти каждый второй колхозный двор является бескоров­ным. Обследование села Вирятино, Тамбовской области, показало, что если в 1881 году там было 95 процентов дворов с коровами и только 5 процентов — бескоровных, то в 1956 годукоровы были только в «большинстве» дворов, «однако, часто одна корова на два двора».

Такое резкое уменьшение числа коров у крестьян было связано со многими факторами. Во-первых, число коров в личном владении ограничивалось законом. Но главное - для этих коров не хватало кормов, ведь колхозная власть заботилась в 1-ю очередь о колхозном стаде. Тем не менее любая корова в личном владении давала молока в несколько раз больше, чем колхозная буренка. Коммунисты в своем идеологическом угаре никак не могли понять, что любой человек должен быть заинтересован в результатах своего труда. А откуда стимул хорошо работать у колхозников, которым платили по трудодням в конце года, но могли и ничего не заплатить. По советским законам колхозникам платили только после того, как колхоз рассчитается с государством, потом профинансирует свои колхозные нужды, и если останется что-то, вот это "что-то" выдавали колхозникам за их труд. Обычно это были сущие гроши. После смерти Сталина ситуация улучшилась, но ненамного. Таким образом, колхозникам был интерес развивать только личное хозяйство, при этом часто подворовывая у колхоза, на который они фактически отрабатывали барщину. Так часть колхозных кормов "перекочевывала" в личные хозяйства.

Кстати, личные хозяйства колхозников, которые занимали мизерную долю 5−7% от общего фонда с/х земель, были самым эффективным поставщиком продуктов в СССР. Например, в 1940 году они давали по обязательным государственным поставкам до 30% всего картофеля в стране, мяса скота и птицы — 25%, яиц — 90%, молока — 26%, шерсти — 22%. Однако коммунисты с упорством идиотов этой эффективности все 70 лет в упор не замечали, и продолжали, образно говоря, «рожать ежиков», развивая неэффективное колхозное хозяйство и всячески ограничивая развитие личных хозяйств.

Коров в совхозах и на колхозных фермах было по статистике много. На 1 января 1966 года их в СССР было 40,1 миллиона. Из них в социалистическом секторе — в колхозах и совхозах — 23,5 миллиона коров (59 процентов) и в частном секторе — у колхозников, рабочих и слу­жащих — 16,6 миллиона (41 процент). Но удои молока на колхозных и совхозных фермах очень низки:
по официальным сведениям — от 1157 до 2006 килограммов (лит­ров) молока в год (от 3 до 5,5 литров в день). Эти удои на коммунистических фермах в два-три раза ниже, чем в крестьянских хозяйствах дореволюционной деревни и в расположенных рядом с фермами личных хозяйствах.

Такие удои нельзя назвать иначе, как полной катастрофой коммунистического сельского хозяйства. Для сравнения, норма удоя в странах с развитым сельским хозяйством составляет 20-25 л в день. Это понимали и в Москве, но вместо стимулирования личного интереса крестьян занимались совершенно другим: фальсификациями на всех уровнях. При Хрущеве повсеместно засчитывали за сдачу молока различные финансовые комбинации. Даже в газете «Правда» был описан такой случай. Колхоз имени Кирова, Черкасского сельсовета, Ново­российского района, перечислил в счет Черкасского сельпо 90.000 рублей (старых) за молоко. Ревизор районного государственного банка удивился документу об этой операции. «Что за диковина? — подумал ревизор. — Где же это видано, — колхоз и вдруг покупает молоко?» Дальше ревизору пришлось удивляться еще больше. Оказывается, колхоз платил сельпо за молоко по 1 рублю 80 копеек за литр (в ста­рых деньгах). Это государственная розничная цена. И зачем колхозу покупать молоко, да еще так много — 50.000 литров? В сельпо и в правлении колхоза ревизору разъяснили, что это делается законно, «по директивам обкома партии». Директива обкома партии заключа­лась в том, что внутрихозяйственные, внутриколхозные расходы мо­лока можно включать в счет продажи государству. А так как колхоз имени Кирова никогда не выполнял план поставки молока государ­ству, потому что его коровы давали по 2,5 литра молока в день, то председатель колхоза и воспользовался директивой обкома. Не морг­нув глазом, председатель колхоза имени Кирова перевел 90.000 руб­лей местному сельпо за 50.000 литров молока, будто бы израсходо­ванных внутри артели. Все шито-крыто. И отставания от плана ни­какого. Колхоз получает квитанцию от сельпо и несуществующее молоко записывается в счет пла­на продажи молока государству! («Правда» от 10 февраля 1960 г.)

Никакого молока в действительности нет. Но 50.000 литров записаны в квитанциях и отчетах. Эти отчеты идут снизу вверх — от колхоза и сельпо до правительства. Затем в очередном докладе «вождя коммунизма» или в сводке Центрального Статистического Управления они подытоживаются в виде ошеломляющего вывода: «Советский Союз по молоку догнал Америку!»



Для колхозников такие очковтирательные «чудеса» еще более пе­чальны и вредны. Ведь колхозники уплатили за это «бумажное молоко», на них записанное, 90.000 рублей, зарабо­танные тяжелым трудом за год на колхозной барщине. И продолжали получать за свой труд жалкие гроши.

Еще одним хитроумным спо­собом производства «бумажного молока» в колхозах и совхозах яв­лялся метод его двукратного учета. Колхоз сдает правительству молоко на маслозавод («государственные закупки») и получает со­ответствующую квитанцию. А после выработки масла колхоз заби­рает с маслозавода свое обезжиренное, «снятое» молоко. Колхоз покупает это «молоко-возврат» за деньги: маслозавод при расчете берет с колхоза за это «молоко-возврат» 25 процентов стоимости цель­ного молока, полученного от колхоза. Ппредседатель артели исполь­зует это «молоко-возврат» в колхозе по своему усмотрению: для те­лят, поросят, для продажи бескоровным колхозникам. Это оформ­ляется в бумагах как «внутриколхозное использование молока». Таким образом, в колхозах, в совхозах, а потом в высших инстан­циях, вплоть до ЦСУ и правительства, по графе «производство моло­ка» одно и то же молоко учитывается дважды: во-первых, как «цель­ное молоко», сданное маслозаводу в качестве «государственных за­купок»; во-вторых, как «молоко-возврат», закупленное на масло­заводе у государства и «использованное внутри колхоза».

За два года, когда этот факирский метод входил в практику (от 1957 до 1959 года), производство молока в СССР, если верить офици­альной статистике, сделало огромный скачок. Коммунистические коровы, которые от 1934 до 1955 года упорно держали средние удои молока на «козьем уровне» — три литра в день, вдруг быстро повысили этот уровень до 5,5 литра, то есть, почти в два раза. Общее «производство молока» в стране на бумаге повысилось от 36,5 миллиона тонн до 58,7 миллиона тонн в 1958 году, или на целых 60 процентов.

Дальше было еще интереснее. По примеру Хрущева, который после смерти Сталина разоблачил его махинации с цифрами статистики, косыгино-брежневское правительство, после отставки Никиты Сергеевича, частично разоблачило хрущевские фальсификации. В статистическом сборни­ке за 1965 год было указано, что за все годы семилетки никакого подъема в производстве молока не было. А за последние 1963-1964 годы хрущевской власти удои коров даже понизились от 2007 л в 1958 году до 1600-1700 л, то есть, на 18 процентов. Но в 1965 году, на первом же году власти нового правитель­ства, коммунистические коровы опять прониклись энтузиазмом и сделали «великий скачок»: повысили удои молока от 1700 в 1964-ом до 2006 литров в 1965 году, за один год увеличив удои на 18 процентов. Как там у фокусников говорится: ахалай-махалай, надои возвращай!

Удивительно вели себя коммунистические коровы: в честь каж­дого нового правительства в Кремле они мобилизовывали все свои возможности и резко увеличивали удои!

А если серьезно, то из анализа «молочной проблемы» следует ясный и бесспорный вывод: в дореволюционной России действительно текли «молочные реки», и молоко было повседневным, обычным предметом потребления, гораздо более распространенным, чем чай. Коммунистическая власть высушила эти молочные реки и заполнила их русла потоками «бумажного молока».

По материалам статистических сборников ЦСУ СССР, книги Т.К.Чугунова "Деревня на Голгофе" и материалов https://historical-fact.livejournal.com/

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив