очень женская история, я думаю так

la_la_brynza — 02.10.2012 А кстати. Я ведь не рассказывала, хотя давно хотела... Или рассказывала?

Это снова про брата и... про судьбу.
Я знаю, что многие люди отрицают всё чудесное. Знаки, исцеления, невероятные избавления и спасения, судьбоносные встречи, невозможное везение...

Любую веру в чудо скептик назовет мракобесием. И всегда найдет рациональное объяснение случившемуся.
А я не буду спорить.

Каждый живёт в том мире, который ему наиболее подходящ.
Я тоже - каждый.
И чем старше становлюсь, тем меньше в моем мире остается пространства для необъяснимого.

Но иногда, когда меня слишком уж уволакивает в сухое рацио, я вспоминаю историю о том, как родился мой младший брат. И всё встаёт тогда на правильные места. А в жизни снова появляется место и время чуду. И удаче. И Богу. И вере в то, что всё будет так, как записано в роскошных молескинах наших ангелов-хранителей.

***

Так вот. Вышло так, что к тридцати семи годам родители смирились с тем, что у них один ребенок - я. Они пробовали и очень хотели, но у мамы со здоровьем - не блестяще, поэтому после трех выкидышей (на очень поздних сроках) мампапы решили, что хватит... Есть дочка - и чего ж нам боле? Но переживали сильно.

Я знаете... помню отлично, как притопала из школы домой (во втором классе), а папа сидит за кухонным столом, на котором разложены детские пинетки голубого и синего цвета (ждали мальчика). Сидит и смотрит тупо претупо... А должен быть на работе. Мама же тогда на сохранении лежала. Вот. Не долежала одного месяца. Папе с утра в академию позвонили. Он бегом в роддом... А там уже новости хуже некуда - хорошо, что маму откачали.
Вот он, вернувшись домой, и сидел, пинетки разглядывал. Кажется, даже плакал. Не пил - нет. У него лет до 30 вообще непереносимость была, потом начал пить, потому что работа хм... требовала.



А потом они отдали (или продали) все детские вещи (пинетки в том числе) каким-то людям. И уже вместе плакали. И я плакала, хотя не понимала конечно же зачем. Просто заодно. Это был как раз третий выкидыш, и тогда маме доктора строго-настрого и навсегда запретили даже думать о родах.

***

Им было по тридцать семь. Мы жили в Берлине. И вот уж я не знаю, как так получилось, что мама взяла да и забеременела. Как забеременела мне они не рассказывали, понятное дело. Однако, про результат проинформировали. Девушка я уже была зрелая - 13 лет как никак, а ханжеством излишним мои мампапа не страдают.

Рассказали в понедельник что ли за ужином. Очень спокойные. Сосредоточенные. Рассказали, что вот так и так - мама неожиданно беременна, но поскольку ни о каких других детях речи не идёт, придется делать аборт. Что такое аборт, я знала прекрасно. Как-то все в то время были на этот счет осведомлены. Шока по этому поводу не испытывали. Операция и операция. Да - небезопасно, да плохо. Волнительно. Но что уж теперь, раз нельзя иначе...

В берлинском военном госпитале таких операций не делали, поэтому маме нужно было ехать в Вюнсдорф на неделю. Об этом мне родители тоже сообщили. Сказали, что назначено ей на четверг. Что с утра в четверг папа её туда отвезёт, подождёт до вечера, а к ночи вернется домой. Чтобы я не волновалась, он обязательно из Вюнсдорфа позвонит. Ну и проч, и проч.

И только под конец ужина папа сдался. Сник... И обронил, что вот "а мог бы быть и маленький эээх". Ну. Мужик он и есть мужик. Жена и так на нервах, так надо дожать. Бог с ними. Дела давно минувших.

Потом мы с мамой пили чай и старательно избегали разговоров об аборте. Но мне было ее страшно жаль. А когда она сказала "да и лет мне уже много, целых тридцать семь... даже если бы и могла по здоровью, поздно рожать" я закивала. И обняла ее. И заверила, что все будет хорошо.

Прошел вторник. Наступила среда. Придя из школы, я застала маму за сбором "больничной" сумки. Мы с ней пообедали, потом я села за уроки, а она всё что-то копошилась в спальне. И я не ходила смотреть и помогать, опасаясь что застану её в слезах.

Отец возвращался обычно к шести. А тут вдруг что-то задержался. Но мы с мамой привычные - работа у папы была, в целом, малопредсказуемая. Поэтому в восемь мы с ней сели за стол вдвоем. Мама не ела. Нервничала? Или может перед операцией не хотела? Охохох. Тяжелый был ужин. И еще отца нет. Такой дурацкий вечер. Такой, когда все должны быть в сборе... а его нет. Эх...

И я уже допивала чай, когда он влетел в дом (дверь тогда не запирали). Прям в обуви вбежал на кухню! Трясется весь, бледный, глаза на лоб и волосы всклокочены - ужас какой-то ходячий, а не папа. И говорит (а голос дрожит) "Люда! Людочка... я в пивнушке нашей только что ... такое нашёл".

Какое такое? Куда нашёл? Зачем нашёл? Какая к чертям пивнушка, когда завтра в шесть надо ехать в Вюнсдорф на аборт? У мама от слова "пивнушка" лицо скукожилось. И я поняла - будет буря! Вот прям сейчас и будет. И на этот раз, я приму мамину сторону.

"Погоди... Слушай! Слушай и не перебивай"!... У папы был такой необычный вид, что мама решила таки выслушать, отложив бурю на потом. Правильно сделала.

Потом они сидели обнявшись и смотрели на меня. Как будто ждали от меня решения. А чего я могла сказать то? В тринадцать-то лет?
"Ну, съездить надо конечно... А на аборт можно и в пятницу".

А вышло вот что:
Отец по пути с работы зашел в гаштет, где подавали отличных цыплят-гриль и пиво. Не смог сразу домой. Тоже весьма по-мужски, что уж тут. Отличное решение - нахлопаться пивом, пока дома жена к аборту готовится.

В общем, взял отец свою кружку, взял куриную ножку и присел в уголке. Сидит - думу думает. Потом еще взял пива - еще думает думу. Одинокий такой. Печальный. А потом, когда гаштет заполнился посетителями, к отцу подсадили какого-то пухлого немецкого дядечку лет пятидесяти. Официантка спросила "не возражаете, а то у нас тут аншлаг", отец кивнул. Хотел было отказать, но дядечка выглядел голодным и безобидным. И они молча ели курицу, сидя на разных концах стола. И папа, собрался уже домой, расплатился... Тут немец вдруг говорит. "Херр... вот наблюдаю я за вами где-то полчаса, и понимаю, что у вас какое-то горе. Я ведь прав? Позвольте мне вас еще кружечкой угостить..."

И папу кааак прорвало! Он за этой кружечкой незнакомцу кааак всё рассказал! И про то, что очень ребенка хотели. И про здоровье мамино. И про три выкидыша. И про то, как мама чуть не умерла в последний раз. И про то, что шов у нее не сходился полгода. И про то, что завтра им ехать... А немецкий дядечка слушал его внимательно и кивал. И кивал. И кивал. А когда папа закончил свою печальнейшую повесть, дядечка вдруг широко и неуместно улыбнулся. Может даже рассмеялся.

Вот ничего себе, да? Ты ему душу раскрыл, боль свою поведал, а эта немецкая скотина еще и ржот!

- Клаус! - молвил немец, когда папа почти обиделся. - Майн фройнд, Клаус! Ты сейчас удивишься и не поверишь, но - это судьба. Начнем с того, что в этом районе я оказался совершенно случайно - тетя просила отвезти подруге, что живет неподалёку, посылочку с конфитюром. Тётя отвезла бы сама, но позавчера сломала ногу. А я люблю свою тётю. Так вот... я собирался ехать сюда на машине, но в последний момент передумал. И хорошо, что передумал. Потому что иначе я не пошел бы от дома тётиной подруги к С-бану и не увидел бы этот гаштет. А, увидев этот гаштет, не решил бы выпить кружку-другую пива... А то, что не оказалось свободных столиков и я подсел именно к тебе, тоже судьба, Клаус!

Папа хмурился. Немец оказался чрезмерно говорлив. Наверное, папа даже предположил, что это какой-нибудь вражеский разведчик или конттразведчик. Наверное, он сильно насторожился. Наверное, даже прикинул, как лучше странного господина устранить... (это худдомысел, если что). Но тут немец завершил свою длинную тираду.

- Клаус! Ты сейчас удивишься, держись крепче... Но я не простой бухарик, а врач-гинеколог. И я, черт побери, не просто так гинеколог, но заведующий гинекологического отделения госпиталя Шарите. Профессор, гений и все такое. И, очень внимательно тебя выслушав, я советую тебе и твоей милой фрау завтра в десять приехать ко мне вот по этому адресу! Тебе ясно? Кла?

Отец зажал визитку в кулаке и помчал домой.

***

Ни грамма вымысла, господа. Именно так.
Отец пошел с горя хлопнуть пива. Мест не было, и к нему подсадили чуть ли не лучшего врача-гинеколога во всей ГДР. Я правда не знаю какая у господина была специализация. Я не помню его имени и фамилии. Я вряд ли его даже видела.

Но я помню как мама и папа сидели и ждали почему-то, что я за них решу. То есть мама, когда всё это выслушала, вся покраснела и собралась зареветь, но сдержалась. И начала искать причины, чтобы не позволить себе надеяться на лучшее. Знаете же сами, как оно бывает. Когда ты, чтобы спасти себя от разочарования, начинаешь убежать себя в том, что худшее - и не худшее вовсе. "Да старая я уже... И вообще, наши врачи мне запретили рожать,с чего это немцы вдруг иначе скажут. И не верю я этим немцам. Глупости какие-то. Нет, все бессмысленно и чепуха! Только время потеряем и расстроимся. Поехали, Коль, как собирались, с утра в Вюнсдорф. Да нууу! Это он тебе наврал, посмеялся над тобой. Завтра приедем в этот Шарите, а там такого нет и в помине. И просто пьяный трёп - он не узнает даже завтра тебя".

Папа её уговаривал, но тоже уже начал сомневаться. А вы бы не начали? И вот на самой нижней ступеньке надежды. Уже почти убедив себя, что чудес не бывает, они обратились за помощью ко мне. А что я могла сказать?
Я сказала "хуже не будет! надо попробовать".
Ну, я как всегда сказала ровно то, что от меня ждали. В этом плане, я всегда была очень умной девочкой.

И мама плакала ночью. И, наверное, папа плакал тоже.

А утром, вместо того чтобы ехать в Вюнсдорф, они направились в центр Берлина. А я в школу пошла. И боялась,что вот я вернусь из школы, а их нет. И это значит, что все же Вюнсдорф.

Но они были!!!

И мама улыбалась загадочно и светло. Очень странно. Я потом узнала, что это улыбка женщины, которая ждет ребенка. А папа суетился у плиты и кричал на весь дом "не вставай не вставай я сам".

Смотрел ее уже другой доктор. Тот, к которому маму направил случайный знакомец. Доктор почесал свой рыжий арийский затылок. Сказал... "Хм. Фрау, конечно, очень неудачно сделана изнутри. Но кто сказал, что у вас не может быть еще киндер? У вас может быть замечательный киндер! Правда, вам придется девять месяцев ходить медленно-медленно, как черепачкен. А лучше лежать. Вы готовы лежать, фрау"?

Фрау сглотнула и кивнула. Херр Клаус, которого посадили на кушетку рядом в качестве переводчика, чуть не накернился.

Угу. Она лежала почти все время. Вставала в туалет и к холодильнику. Набрала 15 кг веса. Раз в неделю. По четвергам папа грузил ее в машину и вёз в Шарите на осмотр. Где-то на пятом месяце ее уложили на два месяца на сохранение в то же Шарите. Она ела и читала. Мы купили ей розовый махровый халат - выбирала я, и розовый показался мне миленьким, к тому же я хотела сестричку и рассчитывала на воздействие халата. Мама каталась по коридорам Шарите на кресле, в розовом махровом халате, в розовых тапочках... жутко похожая на Мисс Пигги. Отец носил ей супы, домашний творог, пельмени и салатики - она не наедалась немецкими мизерными порциями. В обед к маме ездила я. Просто поболтать и пожрать немецкой странной еды.

Последние полтора месяца беременности мама провела дома (четверги в Шарите продолжались). Мы страшно боялись выкидыша. Все. Страшно! Но прошли положенные недели... и какой уж там выкидыш... ребенок (они не стали узнавать пол) пинался, хулиганил, барагозил... но вылезать не собирался. Срок плюс два дня. Четверг. Родители поехали на регулярный осмотр. И как-то подзадержались. Было лето. Каникулы. Я ждала их к полудню, но их всё не было и не было. А где-то в полтретьего позвонил папа. "Але...Ну вы где", - заныла я, потому что собиралась гулять и хотела взять у отца денег на мороженое. "Поздравляю тебя с братиком", - заржала папой трубка.

"Ыыыы! А я сестричку хотела", - только и смогла выговорить я. Отец приказал быстро собраться, взять сумку (подготовленную заранее, но не взятую по ненадобности) и пилить в шарите со всех ног. Ну, попилила. Они сидели в палате такие мимишные, а в ванночке около маминой кровати лежало розовое и толстое. Вполне себе приятной наружности. Весом четыре с половиной (раскормила)кг, Ростом не помню, но тоже не маленьким.

Родила мама сама. Никакого кесарева. Не порвалась нигде.

"Фрау Людмила, хотите ли вы сегодня взять на руки вашего бейби", - спросил ее доктор. Мама удивилась. Она же знала, что бейби обычно сами решают, когда выбираться на свет. Но на всякий случай и приличия ради ответила "да, хочу".
- Ну, тогда приступим...

Отстимулировали в 11. В 14-20 родила.

Папа потом поил советским шампанским всех врачей. И дядечку того волшебного в том числе. Я на самом деле не знаю точно, но думаю что было именно так.


Знаете, можно конечно назвать это всё счастливой случайностью. Но я предпочитаю слово "чудо".

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив