Объяснение литургии для детей

Почему мне сегодня вспомнился этот случай,
в открытом постинге не буду говорить, такая я сегодня
загадочная.
Лет шесть назад, на ХII Европейском Православном Конгрессе, перебирая книги на лотке одного известного монастыря, я наткнулась на брошюрку «Объяснение литургии для детей». Это было очередное переиздание широко распространенной здесь серии ностальгических рисунков ещё довоенного времени. Вроде подробного комикса, воспроизводящего движения священника, диакона и благонравных детишек в сарафанах и косоворотках по ходу богослужения. Всё «объяснение» состояло, собственно, в пояснительных подписях под рисунками, три-четыре строчки под каждым. И вполне бы полезная книжка, несмотря на эту типичную такую белогвардейскую подбилибинскую стилизацию рисунков, если бы текст был только на французском. Но текст был на двух языках. И русский перевод (это был именно перевод, а не оригинальный текст) был страшен. Сказать, что похож на гуглоперевод – мало, поскольку в гуглопереводчике уж по крайней мере с орфографией всё в порядке. В книжке же и орфография была совершенно произвольной, и грамматика невиданной, и всё вместе являло собою, строго говоря, французский язык с русскими корнями. Отдышавшись, я поделилась своими наблюдениями со стоявшими у лотка сёстрами, которые слегка смутились, но книжку из продажи не изъяли.
Вечером того же дня в перерыве между
докладами ко мне вдруг обратилась незнакомая хорошо одетая
в косоворотку и смазные сапоги дама средних лет.
«Мадам, прошу прощения, вы русская?» - спросила она по-французски.
Получив утвердительный ответ, она уточнила: «Вы – русская русская?»
(ничего смешного: первое слово служит определением, а второе –
именным сказуемым. Именно так осведомляются, из России ли
вопрошаемый или же он – нерусский русский). Когда я подтвердила,
что являюсь русской русской, дама со сладкой улыбкой поведала, что
она и есть авторша ужаснувшей меня брошюрки. Сёстры сообщили ей,
что в тексте есть несколько ошибок, и, поскольку готовится
переиздание (первый тираж уже практически разошёлся), то не могла
бы я...
Конечно, могла бы. Считаю долгом. С удовольствием. Я взяла карандаш и принялась приводить в порядок «Объяснение литургии». Авторша стояла у меня за спиной и соответствующими возгласами выражала полное согласие и завистливое восхищение моим лингвистическим уровнем. Вся работа заняла у меня полчаса на коленке, и выполнить её мог бы любой русский воцерковлённый старшеклассник (и невоцерковлённый тоже, пару раз заглянув в словарь). В огромной русской диаспоре во Франции или Бельгии есть сотни недавних эмигрантов, которые могли бы оказать эту услугу авторше брошюрки на хорошем профессиональном уровне, и десятки тысяч таких, которые помогли бы ей избежать уж совсем позорных ошибок. Не говорю уж о том, что есть страна Россия, почта и различные социальные сети. Но всё это отделено от дамы пропастью, по сравнению с которой «железный занавес» - ничто. У неё есть свой русский православный круг общения. Тот, для которого она пишет и издаёт свои брошюрки. И даже переиздаёт. Уж не знаю, каков был тираж полностью разошедшегося первого издания, но уж наверное не одна сотня. Сколько же семей было облагодетельствовано таким вот пособием, сколько родителей сочли полезным через него приобщать своих чад к вере, культуре и языку далёких предков?
Я не хочу сказать, что каждый эмигрант обязан хранить любой ценой свои русские корни. И ещё менее я склонна думать, что православие должно быть только этническим. Я про другое. Когда под вывеской русского православия в Европе продают продукты совершенно нерусские, сам собою встаёт вопрос – а насколько они православные? Если так сохраняют язык – то как же сохраняют невидимое?
|
</> |