Образы оперы "Черевички" или Диканька на севере Урала

Декабрь - особенный месяц, предпраздничный, предновогодний, предрождественский. Месяц, когда театры радуют зрителя особенными театральными постановками на специальные "праздничные темы". В основном, конечно, ставят "Щелкунчика", но можно увидеть и другие очень интересные спектакли.

В этом году, например, сильно порадовала Урал опера, она же Екатеринбургский театр оперы и балета, где в канун праздников поставили редкую оперу Чайковского "Черевички". Причем поставили так ярко и искрометно, что даже дети ходят толпами и с интересом смотрят и слушают оперу. Дети! Современные! Уральские!

Художественную политику в Урал опере определяет директор Андрей Шишкин (в балете принимает решения главный хореограф Вячеслав Самодуров, в опере равноценной фигуры нет). Она одновременно взвешенная и яркая — театр обязан этому именно Шишкину.

Пандемия и изменившаяся международная ситуация, когда стало невозможно приглашать постановщиков из-за рубежа, не испугали директора. "Надо воспользоваться тем, что мы оказались без контактов с заграницей, и строить русский репертуар", — сказал он и два года назад запланировал к постановке "Евгения Онегина" (вышедшего в конце прошлого года) и нынешние "Черевички". При этом на постановку "Черевичек" он пригласил петербургского режиссера Бориса Павловича, никогда ранее не работавшего в опере.

"Я пришел в театр с позиции человека, который не знает сольфеджио, — говорит Павлович. — И я старался от начала до конца сохранять эту позицию, слушать ухом человека абсолютно несведущего. Потому что я понимаю, что основная (не премьерная) аудитория театра — это люди, которые пришли и немножко насторожены. Они пришли потому, что тут красиво. И моя задача — быть их агентом, подсветить в спектакле то, на что надо обратить внимание. То есть моя аудитория — это, возможно, те люди, которые всегда хотели знать, что такое опера, но боялись спросить. Я делаю спектакль для первого посещения оперы. Возможно, для семейного просмотра."
И именно для семейного просмотра спектакль и получается.

Эта история про черта-неудачника стала первой зацепкой в сочинении драматургии спектакля.


Эскиз костюма Солохи



В "Черевичках" нет ни одного персонажа, у которого все идет по плану. Вакула – кузнец-лузер, нежная душа в грубом теле.


Эскиз костюма Вакулы








Эскизы декорации

Постепенно появилось противопоставление графичного Петербурга и живописной окраины. Из таких удаленных мест были родом Шагал, Малевич и многие другие художники, аллюзиями на творчество которых мы наполнили костюмы и декорации оперы. Нам хотелось, чтобы зрителю постоянно кто-то посылал визуальные сигналы: "Привет, это Энди Уорхол!" или "Привет, это Фрида Кало!". И таких включений, подмигиваний на протяжении всего спектакля будет много".


Эскиз костюма Оксаны







Анимация идет с самого начала оперы и до финала, полных три часа! Обычно авторское кино длится пять минут, и на его создание уходит год-полтора. В случае с "Черевичками" мне нужно было сделать все за полгода. Друзья и коллеги были в шоке, когда узнали о моем проекте: это воспринималось, как прыжок в бездну. Но все получилось. Сейчас кажется, что без анимации спектакль лишился бы чего-то цементирующего. И, конечно, анимация будет интересна детям, поможет увлечь их действием".
                   
Младшие школьники, приведенные безжалостными родителями на вечерний спектакль, длящийся больше трех часов, радуются ему не меньше родителей, вспоминающих детство. У Павловича все происходит не в аутентичном украинском селе эпохи Гоголя, а в некоторой сказочной реальности, где перемешаны все времена.

За утопающими в снегу домами видны опоры высоковольтных линий,


Эскиз декорации Александра Мохова и Марии Лукка. II акт
       
Бес (Дмитрий Стародубов) ходит с тростью, напоминающей световой меч,


Бес (Дмитрий Стародубов) ходит с тростью, напоминающей световой меч

а Солоха (фантастическое меццо Вера Позолотина) решительно забрасывает мусорные мешки к чужой хате —




а вместе с тем масса народа наряжена в те яркие, разноцветные, рукотворные наряды, что вовсе исчезли из обихода в ХХ веке — века массового швейного производства.


Эскиз костюмов Хор



Это не какое-нибудь перенесение в наши дни — никто не достает из кармана мобильные телефоны, и в окошках домов не светятся телевизоры. Это сплетение времен, в том числе совершенно мифических, — и мамонты там тоже есть, они спокойно шествуют по экрану-заднику.


Эскиз ростовой куклы

Там же плывет Рыба-кит (явно из "Конька-Горбунка"), бегут сказочные, будто спрыгнувшие с полотенец, волки, и плывет русалка с головой, позаимствованной у автопортрета Фриды Кало.



Сотворенная Анастасией Соколовой анимация не отменяет вещественных декораций (вроде стены в комнате Оксаны, где рядом висят портрет Александра Сергеевича Пушкина и коврик с лебедями), но именно она включает то чувство детскости, что вдруг просыпается в каждом взрослом зрителе спектакля.

Режиссер в стремлении к этой детскости использует самые простые театральные приемы — и все работает.

Укрощая черта и заставляя его лететь в Петербург за черевичками, Вакула хватается не за хвост лукавого (там и хвоста-то никакого нет, Бес выглядит как эстрадная звезда в роскошном костюме), а за эту самую трость-меч — тут-то нечистый и просит пощады.



И далее два артиста просто двигаются по сцене, держась за эту светящуюся палку, где эффект полета создает музыка, а чувство изумления Вакулы, что должно передаваться публике, — актерская игра.

Волшебство в этой реальности обыденно, и никто не удивляется, что в толпе подруг Оксаны ходит гигантская синяя птица (Курица ли? Попугай ли? Может, вообще птица счастья?), и именно к ней по имени ("Одарка!") обращается Оксана, восхищаясь ее сапожками (мол, хорошо, когда есть тот, кто подарит; тут-то и возникает идея потребовать у поклонника царские черевички).



И эта обыденность чуда не отменяет притом нормальных человеческих реакций, точно подмеченных мотивировок и почти рефлекторных жестов: когда Вакула возвращается с черевичками, а Оксане уж никакие туфли не нужны, лишь бы вернулся, то пакет с обувкой деловито подбирает отец Оксаны Чуб, ухаживавший за Солохой — и именно ей вручает. То есть ходить в царицыных обновках будет старшая дама — этот жест Чуба публика встречает дружным понимающим смехом.

Выходя из зала, зрители будут долго вспоминать и трогательный "императорский балет" в Петербурге (взгляд простодушного деревенского жителя Вакулы на столичных див),