Об уничтожении Москвы. Часть 3

tapirr — 15.10.2010

А.Комеч

***

Публика стала обращать внимание на гибель московского исторического и архитектурного наследия в современной Москве лишь в 2002-2003 годах, когда слова «памятник архитектуры» замелькали в скандальных материалах прессы. Сначала федеральный центр и московская мэрия начали делить недвижимые памятники архитектуры. Затем защитники памятников безуспешно пытались отстоять "Военторг" и гостиницу «Москва». Но бить в колокола следовало гораздо раньше - с начала 1990-х годов. Реконструкция столицы, затеянная городскими властями, постепенно набирала размах и, по мнению ряда специалистов, уже сопоставима по масштабу с «великой реконструкцией» 1930-х годов, реконструкцией Сталина-Кагановича. Сопоставима, увы, и по количеству архитектурных утрат. Погибший в 2003 году «Военторг» - лишь вершина айсберга, который достаточно равнодушное к гибели культурного наследия общество уже не может не замечать. А в списках утраченного за последние двенадцать лет - средневековые палаты XVII века, здания, связанные с именами великих русских архитекторов и деятелей отечественной культуры. Что происходит? И кому, наконец, выгодно происходящее?

Москва, пожалуй, наиболее пострадавший в XX столетии от архитектурного вандализма старинный русский город (не считая, конечно, полностью исчезнувших). В ней, согласно подсчетам краеведов, после 1917 года снесено 368 храмов. В 1940 году специальная комиссия Академии Архитектуры СССР подвела итоги предвоенной реконструкции города: с 1917 по 1940 год «уничтожено 50 процентов архитектурно-исторических памятников национальной архитектуры».

По самым скромным подсчетам, в советское время «в Москве разрушено около 700 памятников архитектуры и около 3 тысяч зданий исторической застройки».

Согласно официальным данным, преданным гласности на Всесоюзном совещании по охране памятников в 1988 году, в 1950-1980-е годы в Москве было снесено 2200 исторически ценных зданий, в том числе с 1976 года - 805. В 1976-1990 годах, согласно официальным документам, Комиссия по вопросам сохранения зданий в исторических районах Москвы рассматривала вопрос о сносе 2575 зданий, разрешила снос 1360 - эти цифры свидетельствуют о размахе реконструкции последних десятилетий.

Казалось бы, эти ужасные цифры должны заставлять власти относиться к тем остаткам старины, что уцелели в Москве, с максимальной бережностью, и решение о сносе того или иного старинного здания в историческом центре должно быть случаем из ряда вон выходящим, следствием какого-то невероятно брутального для старины стечения обстоятельств. По такому принципу, собственно, и живут ныне все старинные города в цивилизованных странах.

Увы, посткоммунистическое городское правительство оказалось достойным последователем своих предшественников. Цифры - упрямая вещь. Вышеупомянутая московская «несносная» комиссия в 1991-1999 годах рассматривает «дела» 1616 зданий - и 1300 из них разрешает снести. Конечно, исторически ценным можно назвать далеко не все, что сносится. Однако число утраченных в 1990-е годы исторических зданий и объектов (среди которых было более 25 официально состоящих под госохраной памятников истории и культуры) значительно. По подсчетам краеведов и специалистов Всероссийского общества охраны памятников, опубликованным в 1999 году, их уничтожено - 55, искажено - 11.

Доктор искусствоведения, директор Российского Института искусствознания А.И. Комеч не раз говорил в печати: главное условие сохранности культурного наследия - желание его сохранить. Если памятник погиб, значит. этого желания не было, значит, сохранность объекта наследия не была категорическим императивом для властей, архитекторов и реформаторов. Уничтожение памятника культуры при решении транспортных, жилищных, хозяйственных, социальных, идеологических и иных задач есть не что иное, как следствие нежелания искать компромисс между нуждами современности и ценностями культурной и духовной истории народа, которая, конечно же, является не менее важным элементом той самой современности, ради коей приносится в жертву.

Но, возможно, дело не только в этом. Как писал еще в 1930-е годы председатель Общества изучения русской усадьбы Алексей Греч, «страсть к разрушениям на известной ступени развития есть. в сущности, не что иное, как творчество со знаком минус... Как и во всяком творчестве, в нем наблюдается желание проявить себя, причем с наибольшим эффектом и по линии наименьшего сопротивления. Характерно, что такое творчество не продиктовано соображениями материального характера. Разрушение ради разрушения соответствует идее «искусства для искусства»... «Отрицательное» творчество» обросло хищничеством, величайшим обогащением и стремлением рассчитаться с «проклятым прошлым». Греч подметил крайне важную связь разрушения и творчества. «Отрицательное» творчество со временем оказалось оттеснено на задний план «созидательным», но суть осталась та же: ценности. связанные с прошлым, легко приносились в жертву творчеству нового.

Нынешние городские власти - не первые и не последние, смысл чьей деятельности погибший в сталинских лагерях искусствовед уловил столь прозорливо.

Лужковская мэрия была, пожалуй, первым в истории городским правительством,  которое заявило заботу об истории и возрождении традиционного стиля московской архитектуры как один из главных приоритетов своей деятельности. Более того, оно решительно открестилось на словах от предшественников, при которых Москва понесла гигантские утраты наследия. «Сегодня мы так поносим тех варваров, которые рушили в советские годы исторический центр - что пользоваться их методами нам, мягко сказать, не к лицу». Это слова мэра Москвы Юрия Лужкова. Слова, казалось, начали подкрепляться делами, когда, словно делая сказку былью, московское правительство начало восстановление снесенных при Сталине Казанского собора, Воскресенских ворот, храма Христа Спасителя.

Однако скоро стало понятно, что сказка осталась сказкой. Строительство «новоделов» на месте утраченных памятников культуры, как выяснилось, нимало не мешает уничтожению подлинных памятников и исторической застройки в ходе масштабной реконструкции центра Москвы, развернувшейся в 1990-е годы. Среди утраченного в последнее десятилетие - постройки Баженова, Казакова и Шехтеля. дома. связанные с именами Пушкина, А. Островского, Сухово-Кобылина. Исчезают простоявшие долгие годы брошенными такие памятники деревянного московского зодчества, как дом Алябьева на Новинском бульваре, дача московских митрополитов в Черкизове. Вот несколько типичных историй, наглядно иллюстрирующих судьбу памятников архитектуры в посткоммунистической Москве.

Хладнокровное соучастие

Дом по Кадашевской набережной, 12 -памятник архитектуры XVIII века - был снесен в ходе реконструкции Замоскворечья в 1994 году по постановлению правительства Москвы, подписанному Ю. Лужковым. Московское городское отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры обратилось в Генпрокуратуру РФ. та поручила разобраться Прокуратуре г. Москвы. Прокурор Москвы Геннадий Пономарев по результатам расследования направил ЮЛужкову специальное Представление, в котором доводил до сведения мэра, что виновные в уничтожении состоящих под государственной охраной памятников истории и культуры подлежат ответственности согласно ст. 230 тогдашнего УК России («наказывается лишением свободы до 2 лет или исправительными работами на тот же срок»). Прокуратура, однако, не собиралась наказывать мэра, а лишь просила его «устранить допущенные нарушения». Впоследствии были снесены и дома 16 и 18 по Кадашевской набережной - вновь выявленные памятники архитектуры, образцы застройки «парадного фасада» Замоскворечья XVIII столетия. Никто, конечно же, не понес никакого наказания, естественно, и «устранять нарушения» никто не стал. Да и как их устранить? Утраты культурного наследия безвозвратны.

Вот другая история. Палаты XVII века на Чистопрудном бульваре, 11, где в прошлом веке была мастерская знаменитого скульптора Витали, имевшие с 1988 года статус «вновь выявленного» памятника истории и культуры, были в 1996-1997 годах надстроены тремя этажами (!) и превращены в элитный жилой дом. причем с согласия властей и Управления госконтроля охраны памятников.

Вот третья история. Деревянный дом XIX века на Новинском бульваре, 7 -памятник классицизма, связанный с именем композитора Алябьева, несколько лет стоял бесхозным, с распахнутыми настежь дверями, служил пристанищем бомжам. Неудивительно, что при хладнокровном неучастии городских властей в судьбе ценного памятника весной 1997 года в доме случился пожар, и он сгорел.

Московские муляжи

Не менее разрушительной по отношению к московским памятникам 1990-х годов оказалась т.н. «реконструкция». В ходе приспособления исторических зданий для нужд частных владельцев и арендаторов старинные дома и палаты с легкостью заменяются муляжами, т. е. попросту сносятся и отстраиваются заново. Эта печальная участь постигла дома на Арбате, 24 и в 1-м Голутвинском переулке, 4, на Большой Полянке, 23 и др. Подлинность -краеугольный камень любых понятий о «наследии» и «памятниках» как таковых - абсолютно не ценится в нынешней Москве. Обилие новых построек в «московском» стиле, с островерхими шатрами и башенками (в свою очередь искажающих исторические панорамы центра Москвы), видимо, кажется властям достаточным, чтобы говорить о возрождении исторического облика города и «не замечать» исчезновения десятков исторически ценных - и подлинных! - зданий. Да и стоит ли удивляться их исчезновению, если «освобождающиеся» дорогие земельные участки в центре можно использовать под выгодное офисное и жилое строительство. «Мэрия будет менять облик столицы, - обещает Ю .Лужков, - делать его более привлекательным. И не только по эстетическим соображениям. Нужно и о доходах думать». И все уже придумано - более чем ловко. Правительство Москвы разрешает своими постановлениями снести тот или иной старинный дом, а полезные площади, как правило, теми же постановлениями заранее делятся между городом и частным инвестором. Выгода обоюдна, и исторические здания исчезают десятками. Одно из разрабатываемых ныне решений городских властей, согласно сообщениям печати, предполагает в ближайшие годы снос еще почти 600 домов в центре города. Специалисты в этой связи говорят уже о полном перерождении городской среды.

Неудивительно - в последние годы испорчены последние остававшиеся нетронутыми исторические панорамы Москвы. Надстройка над рестораном исказила вид вдоль Малого Ивановского переулка. Новостройка вторглась в сохранявшийся неизменным последние сто лет вид с Рождественского бульвара в сторону Трубной площади. У самого Кремля, на Балчуге, громоздятся банковские и гостиничные здания. Сплошные пустыри и бетонные громады видны в Замоскворечье и в остоженских переулках - бывших московских «заповедных зонах», официально утвержденных еще в брежневские годы.

Архитекторы, исполняющие эстетический и политический заказ новых властей, создают как бы «образцовый исторический город», со сверкающими витринами, чистыми тротуарами и красивыми фасадами «под старину». Подлинная старина в очередной раз становится досадным препятствием на пути реализации амбициозных и доходных замыслов.

«Причины исчезновения старины оказываются чрезвычайно живучими, - рассуждает доктор искусствоведения А.И. Комеч. - Ненависть к Москве, непонимание ее ценностей, несоблюдение правовых процедур в 20-30-е и 90-е годы похожи, как две капли воды. С такой ненавистью, как говорят наши архитекторы о «домиках», я встречался только в журналах 1930-х годов... Ненависть, потому что требования сохранять наследие мешают «творчеству». Какие-то «охранщики» требуют сохранения этих «уродов», построек, которые покосились-покривились, когда здесь надо всё снести и поставить нечто новое... Архитекторы старшего поколения и власти в этом плане едины. В мозгах живы проекты реконструкции 1935 года... Видимость гораздо важнее сути. Это связано с непониманием ценности подлинников. Трудно представить себе, чтобы человек, у которого есть этюд Рубенса, пожелал его стереть и нарисовать более яркими красками. Но по отношению к зданиям, пейзажам города - это происходит на каждом шагу... Подлинник не ценится, подлинник легко переделывается. Восстановили, не повторив ни в чем, храм Христа Спасителя - ни в технике, ни в декорации фасада, ни в материале, но это обществу преподносится как образец реставрации. И общество привыкает к тому, что созданное заново - подлинник. Созданное заново при реставрации допустимо, но это всегда трагедия. А публике говорится, что это победа. Такие победы развращают, учат эстетической неразборчивости, вседозволенности, презрению правовых процедур».

В объяснениях по поводу гибели культурного наследия, которые иногда дает городское правительство общественности, сквозит обозначенное нами выше отсутствие «категорического императива» к сохранению памятников, стремление оправдать их уничтожение «объективными» причинами. Видный функционер столичного правительства В.И. Ресин, например, в официальном письме утверждал, что «примеры невнимательного отношения к памятникам архитектуры и градостроительства являются следствием прежде всего недееспособности существующего законодательства в части охраны памятников культуры». Не люди, стало быть, виноваты, которым закон не писан, а сами законы... 

При подготовке этой публикации использованы материалы «Черной книги» издания «Судьба культурного наследия России. XX век» (М, 2003), а также периодических выставок «Против ломо», проходивших в Москве в 1999-2003 годах.

Оставить комментарий

Популярные посты:

claudius

Чем лучше всего отмыть обои на кухне

morena_morana

«Ты должна была верить в меня и поддерживать»

taransv

Россиянам напомнили продолжительность новогодних каникул

russiantowns

Новороссийск. Часть 5: цемент и Шесхарис

bor_odin

Байка на ночь: Лев Ландау в тюрьме

zavodfoto

Оренбургская промышленность восхищает своей автоматизацией. Компания Брасско

• Ранее
• Архив