Об эффективном сорокочасовом сне наяву

«Но не может ли фраза Кеннеди означать, что если каждый будет бескорыстно делать добро, то добро будет приумножаться для всех в целом?» -- спросила я. Ли Юэнь ответил и на этот вопрос.
Сидевший напротив меня человек машинально изображал глубокое понимание всех проблем бытия, которые он до сих пор не решил исключительно ввиду нежелания отнимать кусок хлеба у специалистов.
-- Вы же пишете алгоритмы? -- спросил он, таким тоном, будто собирался пригласить меня вечерком принять участие в заговоре против всего человечества на две персоны.
-- Да я пишу алгоритмы. -- кивнула я в знак согласия.
-- Мне от вас нужно интеллектуальное решение. Я знаю, такие сейчас есть. -- уточнил он, демонстрируя небрежной улыбкой, насколько просто для него раздобыть столь ценную информацию.
-- Я вся внимание.
-- Не буду тянуть время. -- сказал посетитель. -- У меня преуспевающая фирма. Все на мази, планы, отчеты, корпоративный гимн по утрам поём. Мой помощник для поднятия командного духа в обед доклад читает, как все у нас на мази. Но одна проблема -- никто не работает. На работу все исправно ходят, отмечаются, но никто ничего не делает. Все сроки давно сорваны.
-- А что говорят?
-- Сотрудники? Я их по одному вызываю: говорят, все как надо. Все отлично, говорят. Дело идет семимильными шагами. Кроме того, клянутся в верности фирме и преданности делу. Но ничего не делают.
-- Как ничего? Вы же говорили: «планы, отчеты, гимны»?
-- Да. Но кроме этого -- ничего. Я бы хотел заказать у вас алгоритм, чтобы они стали работать. Деньгами не обижу.
-- А что ваши сотрудники думают о своей работе? -- спросила я.
-- А что они о ней могут думать? -- спросил посетитель с легкой брезгливостью в выражении тела. -- Зарплаты -- как в среднем по рынку. Отпуск -- три недели. Оплачиваем питание: сто рублей из расчета на младший персонал, сто пятьдесят среднему звену…
-- Нет, -- перебила я своего собеседника, -- я имею в виду, непосредственно о деле. О том, чем они занимаются. Им нравится? Они видят в этом свое призвание? Они чувствуют отклик?
-- Знаете, мы с ними не в песочнице куличики лепим. У них есть должностные обязанности. Что это за разговор такой «нравится -- не нравится»? Это -- бизнес, а не кружок юных талантов.
Я внимательно посмотрела на своего собеседника.
-- Чем живут ваши сотрудники?
Посетитель, будто пляжный позёр, уставший втягивать пузо ради привлечения юной красотки, окончательно расслабил свой политес и вывалил пред мои очи заплышвую жирком мизантропию.
-- Чем живут? Да мне плевать, чем они живут. Я -- их босс, я им деньги плачу. Жить они будут в нерабочее время, а ко мне они приходят работать.
Этот преуспевающий в своих корпоративных речах и гимнах бизнесмен был болен Ляляльностью, которой успешно заразил и всех своих подчиненных. Пораженные этой болезнью желают состоять в одних только эффективных формальных отношениях, исключив из них неэффективное вроде бы, неформальное содержание. Преданностью они полагают готовность распевать каждый день корпоративный гимн в обмен на средний по рынку заработок и оплату питания из расчета на. Уважение видится им в присутствии каждой единицы персонала на ежедневном докладе специально для этого выделенного помощника. А верность делу сводится к регулярному написанию отчетов. Рассмотрение же единиц персонала как людей, а работы как призвания, считается ими какой-то детской игрой, в которую взрослым играть не пристало.
Как известно, в человеческом сердце физически может случиться инфаркт, а метафизически -- любовь. Разум может внезапно подумать о странном и тем самым отвлечь тело от работы. Велик соблазн устранить все эти крайне вредные штуки из рабочего процесса, чтобы повысить выработку из расчета на тело-час. Однако обнаруживается странный эффект: лишенные сердца и разума тела́ почему-то не функционируют. Оболочки человека, оказывается, могут производить только лишь оболочку трудовой деятельности. Устранение физической и метафизической составляющей из трудового процесса устраняет и содержание этого процесса.
Однако достаточно совершенной оболочкой можно довольно долго и успешно скрывать полное отсутствие содержания. Ведь по формальным критериям все отлично: отчеты, доклады, гимны. На словах каждый верен до гроба. Правда, настоящее дело, которому он по-настоящему верен, у каждого где-то вовне -- там, где проживает исключенная из рабочего процесса душа. Там, где сотоварищам есть дело до дела. Там, где разрешены эмоции и вообще жизнь.
В ляляльной коммуникации каждая сторона хотя бы подсознательно, но понимает, что другой стороне абсолютно наплевать на каждую секунду рабочего времени. Это время как бы и не время даже. Это своеобразный сон, грезы небытия, которым человек вынужден предаваться в перерывах между настоящей жизнью. Ну а много ли полезного можно сделать во сне? Сон -- царство иллюзий. Вымышленный мир, порождаемый почти отключенным сознанием. Но ляляльность ведь ровно это и подразумевает. В результате наши современники спят не по восемь часов в стуки, а по шестнадцать, но все равно постоянно невыспавшиеся, поскольку в восьмичасовом рабочем сне им все время приходится изображать бодрствование, каковая привычка распространяется и на ночной сон тоже.
Ляляльность -- это лояльность на словах. Без попыток погружения, без включения себя в нечто большее, чем собственное тело, -- а ведь именно из последнего как раз и проистекает настоящая преданность. Ляляльность, -- словно разговор англичан о погоде, -- блестяще отработанное формальное взаимодействие, лишенное даже малой толики взаимоединения.
Тот алгоритм, который хотел купить у меня посетитель, я готова обнародовать забесплатно: работа должна быть составной частью жизни, только в этом случае она будет делаться на совесть. Сотрудник должен приходить не в помещение, где он отбывает восемь часов пять дней в неделю, а в свой второй дом. Он не должен быть только лишь производственной единицей, поскольку та способна выполнять только механические действия под неусыпным присмотром и с непременным прямым указанием каждого следующего шага. Не может быть уважения к тому, кому на тебя в принципе наплевать как на личность. Никакими зачитываниями оптимистических докладов интереса к тому, что делается, кем делается и ради чего делается, заместить невозможно. Ты и твои сотрудники -- часть единого целого, крепи их реальную, а не формальную связь, вот алгоритм.
«Кеннеди», -- ответил тогда на мой вопрос Ли Юэнь, -- «в своих словах отделяет человека от страны, а на самом деле человек должен быть ее составной частью».
Я добавлю: Кеннеди говорит не про «делай», а про «спрашивай». Что это, как не требование Ляляльности? «Говори не то, а вот это, и все будет отлично. Не говори: „я не успел сделать“, -- говори: „я все успел“». Начальник будет рад. У подчиненного не будет проблем. Только вот дело от этого с мертвой точки не сдвинется.
Пресловутая фраза должна звучать так: «Живи как часть своей страны, своего народа и своей работы, и требуй от них, чтобы ты был их составной частью. Все, что ты делаешь для них, ты делаешь и для себя». Если так не происходит, это не твоя работа, не твой народ и не твоя страна. Требующему от тебя Ляляльности ты не нужен. Ему нужна твоя оболочка, иллюзия твоего участия. А если ты сам лялялен, то тебе не нужен объект ляляльности. Ты в это время просто спишь наяву.
Если в семье или в кругу друзей по аналогии с фирмами и организациями ввести ежедневные торжественные доклады о дружбе и любви, куда заставлять приходить каждую семейно-дружественную единицу, отмечать время визита в гости, штрафовать за прогулы и опоздания, и при этом требовать, чтобы все собравшиеся на ежедневную обязательную встречу оставили за порогом свои взгляды, стремления, идеи и эмоции, то и семья, и друзья станут таким же сборищем пустых изнутри человеческих форм, которым являются современные трудовые коллективы. И распеваемый ими по утрам семейный гимн тоже станет песнью пустоты.
|
</> |