О воронах и не только

Утро пятницы предпочтительнее, чем вечер. Весь день буду работать с чувством предвкушения выходных. Реальность наступит потом, а пока я расслаблен, приятные мысли роятся в голове, иду не спеша по лётчиковской аллее. Я писал о ней в своё время:

https://sergsmir.livejournal.com/473099.html

Слышу истошное карканье. Вдруг ворона каркнула у самой моей головы во всё воронье горло. Я отшатнулся, и как оказалось не зря. Птичка промахнулась, но не успокоилась. Пришлось раза два оборачиваться и взмахивать руками. Неожиданно крикнул: «Киш-киш!» И рассмеялся.

А как они прятали наши угощения, — настоящий спектакль. Тогда на строительстве храма работало несколько десятков человек. Многие приносили сыр и колбаску. Насытившиеся вороны прятали еду. Спрячет ворона кусочек, притащит бумажку и запихнёт её под поддон с кирпичами. Отлетит в сторону, глянет, — заметно. Вновь подскочит к поддону, бумажку расправит пошире, отскочит на пару метров, — не видно. Явно удовлетворённая улетает. На людишек, копошащихся поодаль, не обращала внимания, понимала, что они не конкуренты.

Среди ворон тоже есть иерархия. Всё как у людей. Одна ворона, видимо, самая решительная, выбрала место, где любил перекурить Юрий Григорьевич, наш начальник. Только Григорич, — так мы его звали, — появлялся в воротах, ворона тут как тут. Ей неизменно оставляли кусочек сыра на бетонной тумбе забора. Но пришло время, когда ворона стала наглеть. После очередной трапезы она раскаркалась не в меру. Григорич, — он обсуждал текущие дела с помощником Виктором, — пожурил ворону: «Тебе же дали сыр, что кричишь?» Ворона перепорхнула на ближнюю тумбу, в метре от людей. Бесстрашно ещё раз каркнула и широко раскрыла клюв. В её возмущённом облике явно читалось: «Смотри — нет ничего». Пришлось Виктору идти в трапезную за новой порцией сыра. Другие вороны не претендовали на хозяйский участок.

Животные безошибочно определяют, кто у людей главный. Из соседнего магазина нам принесли котёнка. Он жил в вагончике с Володей грузином, — тот остался зимой на стройке охранником. Уж как Володя не баловал нового жильца мясом, рыбкой, и всем, что ел сам, котёнок воспринимал это, как должное. Зато, когда в воротах появлялся Григорич, котёнок срывался с места и бежал навстречу, жутко мяукая. Только бессердечный человек мог не услышать в мяуканье жалобный вопль: — «Начальник, меня здесь голодом морят!» Григорич смеялся, а Володя обижался всерьёз.

А ещё целый сезон к нам прилетал белый голубь. В подвальном помещении храма великомученика и Победоносца Георгия находятся трапезная с кабинетом начальника, бойлерная и другие подсобные помещения. Туда и прилетал голубь. Спускался по ступенькам и через дверь, — Григорич приказал её оставлять приоткрытой, — прямохонько к столу начальника. Походит, поворкует, снимет у Григорича нервное напряжение, — говорят ещё в древней Греции так лечили пациентов, — и упархивает по своим делам. Он единственный среди голубей часто залетал в строящийся Рождественский храм. Окна к тому времени были поставлены, голубь влетал в сквозной проём на колокольне. Покружит, покружит под куполом и обратно на простор. Стало холодать, мы сделали крышку в люке, чтобы зимой в храм не попадали снег и вода. Григорич распорядился, чтобы вырезали отверстие в люке для голубя, что мы с удовольствием и осуществили. Около месяца белый голубок залетал в храм. Потом, ещё до морозов, куда-то исчез. Может кому-то другому понадобилось снимать нервное напряжение.

Первым летом часто прибегала тёмно-золотистая ласка. Она любила забираться под парапетную крышу забора. Выглядывала оттуда с любопытством, но в руки не давалась. Чем только её не угощали, чтобы  рассмотреть поближе, — бесполезно. Юркнет под крышу и поминай, как звали. К еде выходила, когда рядом никого не было.

Под мостом, — для строительства храма на острове построен пешеходный мост, — жили раки. Раньше здесь даже рыбы не было, это место называли Кикерейскино или Лягушкино болото. Зато в наше время строители ловили её в больших количествах. Давно замечено, что вокруг церквей и монастырей природа оживает. Колокольный звон крестит округу. В частности, после возрождения монастыря Оптиной пустыни в будто бы мёртвом лесу появились грибы и ягоды, стало слышно пение птиц, а в Жиздре ловили огромных лещей.

Плотник Саша, сын нашего Павла Павловича, как-то увлечённо похвастал о большом улове в среднерогатинском пруду:

— Представляешь! Там этой рыбы тысячи, десятки тысяч!!

— Саша, а не много ли? — с иронией засомневался я.

— Ну может чуток поменьше, но всё равно много.

В этом весь Саша. Его эмоциональные рассказы впечатляют, но нужно держать ухо востро. Как-то он  пересказал житие двух русских святых. Мы слушали открыв рот.

— И вот тут на братьев нападает лев! — вдохновенно продолжил плотник.

— Стоп, Саша, — не выдержал я, — откуда в России львы?

— А? Да? Ну может это было и не в России, — с готовностью согласился рассказчик.

А на днях мой товарищ Артур, он сейчас работает на Средней Рогатке, вытащил из сети с рыбой черепаху. Красноухие черепахи не живут в наших прудах, холодно. Скорее всего, её кто-то выбросил. Артур назвал её Наташкой. Весь приход озаботился дальнейшей судьбой черепахи. Но взять домой никто не захотел. Её преподнесли в виде премии за хорошую работу местной свечнице, поначалу она на эмоциях даже согласилась. Но увы, подумала, подумала и отказалась. Выручил мой коллега. И уехала Наталья Артуровна за сто восемьдесят километров от Санкт-Петербурга в небольшой посёлок под Новгородом.

Впрочем, пора остановить поток сознания. Остаётся вопрос: «Что мне делать с вороной?» Есть несколько вариантов, как себя повести. Умные люди советуют ходить по другой дороге, чтобы не волновать птиц. Или брать с собой зонтик, в минуту опасности достаточно его раскрыть. Но зачем слушать чужие советы, коли мы и сами с усами. Я избрал другую стратегию, — превратиться из врага в друга. Ибо как у нас говорят? — Хочешь человека сделать добрее, упокой его сперва телесно. А ворона — она тоже божья тварь, уважения требует. А тут ходит одинокий пешеход мимо, слетков пугает. Ворону понять можно, а значит и простить.

Утро понедельника началось в предвкушении приключения, даже у кофе был какой-то особый вкус. Нарезал сыра, меленько-меленько, чтобы клевать вороне сподручней. Представлял, как ворона каркнет, а я ей выложу сыр на видное место и озираясь по сторонам, крикну: «Карлуша, карлуша! Мы с тобой одной крови, ты и я». Положил сыр в баночку из-под мороженого, — купил его как-то в булочной Вольчека, она в моём доме на первом этаже.

И вот, подхожу с замиранием сердца к аллее, она в шесть утра безлюдна. Баночка с сыром лежит в кармане, наготове. Вот, слышу шум крыльев, одинокое карканье. Не реагирую, иду дальше. Ещё рано. Вот, ворона каркнула уже два раза. Пора. Напряжение возрастает. Смотрю вверх, ворона уставилась на меня, её чёрное тельце хорошо видно в зелёной листве. Достаю баночку, рядом стоит скамеечка, по одну сторону урна, по другую гранитная тумба. Высыпаю кусочки сыра на тумбу, не забывая поглядывать наверх. На сегодня всё, пусть запомнит благодетеля. Ещё раз глянул на птичку и удалился.

Во вторник, дождавшись карканья, высыпал сыр на тумбу, постучал баночкой для вящей убедительности. Прежде чем уйти, посидел на скамеечке. Поэтапно надо знакомится с вороной. В конце аллеи оглянулся. Ворона и не думала подлетать к угощению. Дура.

В среду посидел на скамеечке подольше. Ворона наблюдала за мной. И в этот раз она игнорировала мой сыр.

Я к тебе со всею душою,

А у тебя ко мне интерес небольшой,

Я к тебе и этак и так

А ты ко мне не так и не сяк никак.

Песенку эту Валерий Золотухин пел в восьмидесятые.

В четверг и пятницу не было ничего. Ни карканья, ни ворон, — они летали вдалеке, — ни сыра. И этому есть объяснение — ворон распугали люди. Вот им повылазило заявиться на аллею в 6 утра. Пенсионер выгуливал белого сенбернара, на спортивной площадке сидела женщина с мелким пёсиком, ещё двое мужчин быстро прошли по аллее, видимо, тоже на работу. Пробежали трусцой двое молодых людей в шортах, надо полагать, студенты на каникулах. На улице потеплело.

Потом выходные, день России. Так и закончился мой эксперимент с вороной, не успев начаться. У ворон хорошая память. Остаётся надеяться, что и воронята, научившиеся летать, меня запомнили. На следующий год проверю.