О тайнах литературного творчества. Размышления по поводу и без

svetoch31 — 07.08.2023

На литстудии я поднимала такую тему, как речь персонажей. Приведу тот пример, что приводила ребятам. Он не из литературы, а из кино, но очень подходит для разбора такой темы, как речевая характеристика героя.

В 1985 году по телевидению показывали несколько фильмов, снятых к 40-летию Победы. Один из них – «Взять живым» настолько мне понравился, что я даже нашла книгу, по которой его снимали, и прочитала.

Но для нашей темы интересен другой фильм. Назывался он «Время выбрало нас». Три серии про партизан на территории Белоруссии. Скучно было смотреть, хотя песни в фильме были хорошие. Сейчас понимаю почему. Действий мало, а разговоров много. И персонажи какие-то… примитивные, и ситуации натянутые. Например, главный герой фильма – комсомольский вожак. И этот вожак постоянно становится инициатором бесед… нет, не панических, но таких, что в военное время надо поднимать с осторожностью. Сидит этот вожак рядом с председателем райкома партии, выкладывает тому свои сомнения. Честно говоря, я бы на месте «старшего товарища» не церемонилась с таким вожаком, а дала бы хорошо по загривку, чтобы перестал народ смущать.

И вот в системе скучных и безликих персонажей был один, который запомнился мне на всю жизнь.

Какой-то председатель колхоза, который стал командиром партизанского отряда. На три серии всего три эпизода с этим героем. А запомнился! Думаю, что актёр, получив на руки роль «безликого героя» решил её хоть немного украсить, и придумал ему… фразой это назвать язык не повернётся… что-то, вроде звукового сопровождения. Мне кажется, что его «вота-этого» должно было показать, что персонаж по жизни немногословен, и когда надо говорить, теряется.

В фильме то и дело кто-то погибал (война же!), но заплакала я над ним лишь однажды, когда этот самый немногословный герой со словами «Вота-этого, партизаны не сдаются!» метнул в фашистов гранату и погиб. Не главный герой, повторюсь. Незаметный и неприметный, а я плакала, потому что он был единственным живым персонажем на весь фильм.

Пройдусь ещё по поводу размышлений, которыми маялся главный герой. Он ко всем приставал с вопросом, где находится «наше поле Куликово»? То есть, когда же мы начнём фашистов гнать со своей земли. Не панические разговоры, но душу людям выматывали наверняка. В итоге ему ответили, что каждый должен бить врага на своём месте, не оглядываясь в поисках «поля».

Мне отчего-то все эти разговоры напомнили «Хождение по мукам» Алексея Николаевича Толстого. Просыпается как-то ночью Даша и идёт искать Ивана Ильича. А он сидит и читает книгу…

- Ты еще не спишь? - спросил он, блестящими и невидящими глазами взглянув на Дашу, - сядь... Я нашел... ты послушай... Он перевернул страницу книги и вполголоса стал читать: «Триста лет тому назад ветер вольно гулял по лесам и степным равнинам, по огромному кладбищу, называвшемуся Русской землей. Там были обгоревшие стены городов, пепел на местах селений, кресты и кости у заросших травою дорог, стаи воронов да волчий вой по ночам. Кое-где еще по лесным тропам пробирались последние шайки шишей, давно уже пропивших награбленные за десять лет боярские шубы, драгоценные чаши, жемчужные оклады с икон. Теперь все было выграблено, вычищено на Руси. Шиши да казаки в драных зипунах рыскали за последней добычей.

Опустошена и безлюдна была Россия. Даже крымские татары не выбегали больше на Дикую степь, - грабить было нечего. За десять лет Великой Смуты самозванцы, воры, казаки и польские наездники прошли саблей и огнем из края в край всю Русскую землю. Был страшный голод, - люди ели конский навоз и солонину из человеческого мяса. Ходила черная язва. Остатки народа разбредались за литовский рубеж, на север к Белому морю, на Урал к Строгановым, в Сибирь.

В эти тяжкие дни к обугленным стенам Москвы, начисто разоренной и выпустошенной и с великими трудами очищенной от воров, к огромному этому пепелищу везли на санях по грязной мартовской дороге испуганного мальчика, Михаила Романова, выбранного, по совету патриарха, обнищалыми боярами, бесторжными торговыми гостями и суровыми северных и приволжских земель мужиками в цари московские. Новый царь умел только плакать и молиться. И он молился и плакал, в страхе и унынии глядя в окно возка на оборванные, одичавшие толпы русских людей, вышедших встречать его за московские заставы. Не было большой веры в нового царя у русских людей. Но жить было надо. Начали кое-как жить. Призаняли денег у купцов Строгановых. Горожане стали обстраиваться, мужики - запахивать пустую землю. Стали высылать конных и пеших добрых людей бить воров по дорогам. Жили бедно, сурово. Кланялись низко и Крыму, и Литве, и шведам. Берегли веру. Знали, что есть одна только сила - хоть и вороватый временами, но крепкий, расторопный, легкий народ. Надеялись перетерпеть, и перетерпели. И снова начали заселяться пустоши, поросшие бурьяном...»

Иван Ильич захлопнул книгу:

- Ты видишь... И теперь не пропадем... Великая Россия пропала! А вот внуки этих самых драных мужиков, которые с кольями ходили выручать Москву, - разбили Карла Двенадцатого, загнали татар за Перекоп, Литву прибрали к рукам и похаживали в лапотках уже по берегу Тихого океана... А внук этого мальчика, которого силой в Москву на санях притащили, Петербург построил... Великая Россия пропала!.. Уезд от нас останется, - и оттуда пойдет русская земля...

Это говорит интеллигентный Иван Ильич, который в первой книге трилогии – размазня-размазнёй. И ОН – самый мягкий из героев утверждает, что Россия не погибла. А на дворе уже 1917 год. Разгул бандитизма, везде ходят большевистские патрули. И, естественно, интеллигенция размышляет о судьбе России… Это выглядит логично и естественно.

Ведь есть же, есть у нас ориентир для писателей «как надо писать». А когда начинает кто-то воплощать в жизнь тот приём, который прекрасно сработал у классика, получается какая-то неудобоваримая ерунда.

Почему именно комсомольский вожак (должен был стать первым секретарём районного райкома комсомола) поднимает какие-то дурацкие вопросы? Именно дурацкие, потому что подготовка к этой войне шла несколько лет, потому что с первых дней войны было сказано всё, что нужно – бить врага всегда и везде. Какие могут быть разговоры? Он должен поднимать людей на бой, воодушевлять, а не смущать. Комсомольский вожак с душой Ивана Ильича Телегина в 1941 году выглядит дико, нелепо и раздражает.

Совет авторам: не переносите понравившийся приём в своё произведение без примерки к ситуации.

Сохранено