О страхе
reedwood — 02.02.2011О страхе я знаю практически все. Я мог бы писать о страхе трактаты, благо по происхождению я из трусов, да и страхов перепробовал всяких – даже на самый взыскательный вкус. Был в моей жизни период, целиком состоящий из страха, и временами он достигал таких гротескных размеров, что с тех пор бояться я перестал вовсе. Теперь вместо страха меня посещают другие эмоции – как правило недоумение или печаль.
Но это касается страха рационального, замешанного на инстинкте
сохранения собственного никчемного бытия. С иррациональным сложнее.
Страхи подобного рода вырастают из непонимания, из отсутствия
причинно-следственной связи в знакомом мире заурядных вещей. В
сущности, за таким страхом скрывается агония логики, намертво
увязшей в тупике здравого смысла.
К примеру, волки, воющие по ночам недалеко от моей хижины, сплетают органичную полифонию глухой зимней ночи, ничего странного или противоестественного в том нет. Но в городе эти звуки наверняка вызовут парализующий страх. Или взять женский смех. Скажем, на закате летнего вечера в старом городском парке. Где-нибудь в веселой компании на берегу живописной реки. Что может быть гармоничнее? Отдельные скучающие эстеты способны сделать его знаменем творчества, запечатлеть на полотнах абстракций, увековечить в тлетворном звучании рифм. Во всяком случае, никому не придет в голову испугаться.
И совсем другое дело, услыхать такой смех ночью в заснеженном диком лесу, где на десятки верст вокруг ни души.
и я сейчас не шучу
Началось это две недели назад. Сперва я уверил себя, что мне только
кажется. Смех звучал по ночам где-то далеко от моей хижины, похоже
у источника выше в горах. Ночи через три это повторилось гораздо
ближе. Под утро я проснулся от визгливого хохота на заднем дворе,
там, где превратившись в мягкий сугроб, зимним сном спит мой
«ягуар». После этого уверять себя в чем-то стало
непросто.
Но человеческий разум – штука падкая на трактовки, и я списал все на звуковую галлюцинацию. Закипает душа от лютого одиночества, вот и мерещится всякое, невеликое дело. К тому же мою контузию никто не отменял, и хоть раньше таких фокусов слуховой аппарат не выкидывал, все когда-нибудь случается в первый раз.
Пребывать в этом утешении получилось недолго. Очередной приступ хохота разбудил Шеленку, и та, распушив хвост (что у хорьков является знаком испуга, непонимания и всеобщего томления духа) юркнула под кровать. С тех пор зверя как подменили. Она постоянно жмется ко мне, а из дома совсем не выходит.
Единственное, что еще приходит мне в голову: поискать объяснений в
животном мире. Однако, что-то подсказывает, что и здесь ловить
нечего. Я много раз ночевал в лесах всей Евразии, от Шотландии и до
Борнео, но подобного не слышал ни разу. Слишком много человеческого
в этом смехе - иногда мелодичном и тихом, иногда истеричном, а иной
раз – совершенно потустороннем, точно саунд из второсортного
хоррора. И при этом, заметьте, никаких необычных следов на
снегу.
Трижды за последние дни я выскакивал из дому с фонарем и нелепым
«Зиг-Зауэром» в мужественно дрожащей левой руке, и всякий раз меня
останавливало нежелание идти до конца. Все-таки это порочный путь –
находить объяснения. Наверняка они есть, и до идиотизма простые, но
очень не хочется отбирать у леса эту жутковатую тайну.
Неизвестность пугает, известность разочаровывает, вот и получается,
что вся моя жизнь – дорога от страха к разочарованию. Можно снова
поддаться Его Величеству Разуму, отыскать ответ и на эту загадку, и
на сотни других, а потом – за неимением новых загадок – похоронить
страх на заднем дворе и слиться с живущим неподалеку богом в
экстазе кратковременной вечной любви.
но поддаваться соблазнам - это не путь благородного мужа, по
наивности возомнившего себя анахоретом
истинным анахоретам свойственно останавливаться на середине пути
)