О советском искусстве. Случай Церетели. Часть 2

krylov — 28.04.2012 Теги: Церетели Продолжение. Начало см. здесь.

Начнём с банального. Советская пролетарская социалистическая культура имела своей задачей разрушение и уничтожение культуры буржуазной, реакционной, помещичьей, поповской, черносотенной – то есть, проще говоря, русской культуры.

Разрушение культуры культурой же происходит в два этапа – сначала глумятся и издеваются (безнаказанно, при административном покровительстве) над разрушаемым, затем его уничтожают (тоже административно, «книжки и иконы в печку или за границу») и замещают другим содержанием.

На второй стадии из оплёванного, униженного и запрещённого старого извлекается всё ценное и присваивается, а издевательства прикручиваются до фонового режима, чтобы даже не напоминать об отброшенном старье. Так что товарищи, умиляющиеся тому, что при Сталине прикрутили фитилёк Демьяну Бедному и разрешили погоны, просто не понимают диалектики исторического развития.

Однако есть и третья стадия. Когда то самое «другое содержание» надо, наконец, оформлять.

Тут есть одна тонкость. Социалистическая культура должна быть полностью управляемой партийными и государственными органами, так она задумана. А для этого она должна быть СТЕРИЛИЗОВАННОЙ. То есть лишённой возможности саморазвития. Чтобы никаких веточек, побегов, никакой самодеятельности. И даже позыва к такой самодеятельности чтоб не было.

Это самое «отсутствие позыва» можно обеспечить одним способом: посадить «делать культурку» людей, которые будут заниматься этим без огонька, без увлечения, без любви. Лучше даже – с тоской и отвращением, и фоновым чувством «лучше б я мешки ворочал, чем этакой гадостью заниматься».

Но, разумеется, при этом они эту самую культуру должны всё-таки знать и её инструментарием владеть. Продукт, который должен получаться, не должен быть слишком уж отвратен для потребителя. А так – чтобы в горло всё-таки пропихнуть было можно. Иначе потребитель, полностью лишённый культурпродукта, начнёт пытаться изготовлять его сам, в домашних условиях. Чего ни в коем случае нельзя допустить. Родится какой-нибудь самородок, начнёт писать книжки-рукописи, а если русский начинает писать книжки без оглядки на начальство, там на второй станице обязательно будет «ненавижу начальника-сволоча». И в одном случае из ста это будет написано так, что за душу возьмёт.

Так что культурпродукт должен быть относительно качественным. Но, повторимся, изготовленным без увлечения.

Как же этого добивались?

Обычно совписы жаловались на то, что их заставляли воспевать советскую власть и проклинать всё несоветское, а им хотелось "писать правду". На самом деле как раз это-то никаких особых неудобств им не доставляло. Любой профессиональный журналист/литератор вполне способен «воспеть» или «проклясть» абсолютно кого угодно и как угодно, начиная от Папы Римского и кончая Адольфом Алоизовичем. Это-то как раз не проблема для человека пишущего – вставить в текст панегирик или грязную ругань по любому адресу. Поскольку худлит - это враньё по определению (рассказы о том, чего не было), то любой литератор может поменять свои симпатии внутри текста на заказанные. Русские писатели конца XIX века, изображавшие из себя совесть народную, не исключение, а подтверждение того же правила - просто в ту пору был спрос на "совесть" и "немогумолчать". Но вообще норма жизни для литератора - сервильность, сервильность и ещё раз сервильность. И если бы с совписов хотели бы ТОЛЬКО розовых красок для изображения советских товарищей и дёгтя для несоветских, они писали бы себе и писали, и горюшка б не знали, резвились бы на пажитях, как гр. А.Н. Толстой, только в мемуарах слегка попукивали бы, да и то вряд ли.

Нет, мучили их совсем даже не этим.

Во-первых, одно дело – хвалить и ругать кого скажут, и совсем другое – писать длинные тексты о людях, которые тебе омерзительны, и о среде, которая тебе противна и притом неинтересна. Последнее условие важно. Озабоченный еврей способен написать роман о скинхэдах, в том числе и восторженный - просто потому, что герои его волнуют. Но взять хотя бы тот же «производственный роман». Для советского писателя или киношника, больше всего на свете боящегося попасть на производство (а «в писатели» шли по большей части для того, чтобы с производства убежать, получить гарантированную пайку и чистую работу за столом, а не гробиться в горячем цеху), сама тема «производства» и «рабочего класса» была КРАЙНЕ неприятной. Советские начальники это прекрасно понимали, так как сами по большей части были такими же (то есть беглецами из общаги/барака/горячего цеха). И именно поэтому примучивали интеллигентишек – «нет, ты сначала напиши про горячий цех три романа, потом посмотрим насчёт членства в союзписателях» [1].

Во-вторых, сам процесс «творчества» сопровождался обязательными унижениями. Пресловутая советская цензура-редактура-проработка вовсе не имела целью на самом деле отыскивать в писаниях несчастных совписов какую-то крамолу. Это было вообще не в их компетенции: крамолой занимались спецслужбы, они же и определяли, что есть крамола, а что – линия партии. Вся эта система имела одну цель – унизить и оскорбить писателишку, повозить его рожей по говну, прежде чем тиснуть его труды. При этом чем более советским пытался быть писателишка, тем больше его рожей по говну возили и тем более абсурдные требования ему ставили, именно за то, что он, сука такая, пытался избежать этой обязательной процедуры. Тогда начинали издеваться и глумиться по беспределу. Сидит партийный смотрелкин-проверяльщик, ему показывают кино. Кино советское до дрожи, до посинения, до блевоты. Ну не к чему прицепиться, ну не к чему. Наконец, на экране надпись – «Конец». Партийный смотрелкин сдвигает брови и орёт: «Это что такое за конец? Это вы на что намекаете? На конец советской власти?!!!» Киношники в ужасе лепечут – «да что вы, что вы, да как же это так, да мы и в мыслях не имели, просто конец фильма». Урод щерится: «вы бля уроды мне тут мозги полощете, меня за дурака держите, антисоветчики грёбаные… [дальше – мат-перемат вперемешку с угрозами…] вот так и пишите – конец фильма!» С тех пор так и пишут… Но в чём смысл? А вот в том же: чтобы творчество ассоциировалось с УНИЖЕНИЕМ. За каждую страницу текста – каплю мочи в лицо. Чтобы за книжку садились с тяжёлым сознанием того, ЧЕГО будет стоить «хождение по разрешающим инстанциям».

И, в-третьих, можно ведь заставлять людей делать ЧУЖУЮ культуру. Которая им неприятна просто потому, что она чужая. Например, национально чужая. Поэтому стратегически важные направления русскоязычной советской культуры последовательно передавались инородцам, при этом русских поэтов заставляли заниматься «переводами с узбекского» или писать книжки про «советский туркменистан» (что отчасти возвращает нас к п.1).

[1] Впрочем, одна форма любви - точнее, любования - к социокультурной среде допускалась и даже отчасти поощрялась – когда искренняя любовь была обращена на нечто УМИРАЮЩЕЕ (то есть приговорённое советской властью к истреблению). Например, «деревенщиков» разрешили и даже поощрили именно как воспевателей УХОДЯЩЕЙ русской России, с обязательным тройным подчёркиванием того, что это всё «затопляемая Матёра». При этом достигался дополнительный эффект – «русское» противопоставлялось «прогрессивному» и предлагалось ВЫБИРАТЬ между «Матёрой» (читай - русскостью) и «электричеством» (читай – прогрессом). Русского читателя (то есть европейца, ЛЮБЯЩЕГО технику и всяческий «прогресс», причём любящего больше любого европейца, поскольку «не дают») это вводило в когнитивный диссонанс и тяжёлую депрессию, каковые у нас до сих пор принимают за «духовность».

) потом продолжу (

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив