О сексуальной революции...

anlazz — 12.04.2016 Как не удивительно, но данная тема была вызвана недавней критикой товарища Долоева (doloew1917), которой он подверг товарища Сталина из-за крайне архаичных черт своей личной жизни. Впрочем, кому интересны подробности, могут их найти у самого товарища Долоева. Однако стоит отметить, что он в указанном посте затронул один крайне важный момент. А именно, тот факт, что сексуальное поведение – т.е., поведение, связанное с т.н. половыми взаимоотношениями – достаточно сильно изменилось за последние 100-150 лет. И то, что еще недавно – по историческим меркам – казалось нормальным, в настоящее время воспринимается, в лучшем случае, как извращение (а в худшем – как преступление). И наоборот, многое, столь привычное нам, еще относительно недавно вызывало бы, как минимум, взрыв возмущения. На самом деле, те фантастические перемены, которые пережило человечество за последний век, охватывают и «эту самую» область – вопреки обывательским представлениям. Болеет того, в данной сфере они даже, в какой-то мере, осмысленны и введены в культурное поле под наименованием «сексуальной революции».

Однако, несмотря на то, что этот термин широко известен, истинная суть данной «революции» и ее основные этапы до сих пор остаются скрытыми. В лучшем случае, наш современник вспомнит о хиппи, рок-н-ролле и свободе нравов, творившихся в период «золотой эпохи» человечества (т.е. 1950-1970 годах). Ну, и если он позиционирует себя, как консерватора, то не преминет указать на то, что именно тогда пошло «нарушение нравственности», проявившееся в «распаде традиционной семьи», увеличении числа венерических заболеваний и уменьшении числа деторождений, а так же распространения гомосексуализма и прочих противоестественных форм. Впрочем, попадаются и сторонники данного «процесса», которые делают упор на «раскрепощении человека» благодаря ему и снижению уровня «общественной репрессивности».

Однако, несмотря на все вышесказанное, реально мало кто понимает, в чем состояла суть «сексуальной революции», и почему она, собственно, имеет право так носить данное название. Сейчас для подавляющего большинства людей эта «революция» ассоциируется с одним – с возможностью «запрещенных» до этого сексуальных практик, начиная с гомосексуализма и заканчивая фетишизмом и копрофагией. Правда, на самом деле, при внимательном рассмотрении оказывается, что все эти «способы удовлетворения похоти» абсолютно не новы – ссылки на их можно найти еще в позапрошлом веке, если не ранее. Тот же гомосексуализм – и в «мужском», и в «женском» варианте – явление крайне старое, восходящее еще к глубокой древности. Причем, всем хорошо известно, что  в определенные эпохи он становился достаточно популярным и открыто декларируемым. (Собственно, понятие «педерастия», как «любовь к мальчикам», пришла к нам из Античности, где данный «грех», собственно, грехом не считался.). Но даже тогда, когда официально данная форма взаимоотношений становилась греховной или неприличной, ничто не мешало ей существовать – о чем свидетельствует огромная масса источников.


В связи с этим иногда говорят, что «сексуальная революция» состояла не столько в том, чтобы дать возможность заниматься сексом, сколько в том, что она отделила его от репродуктивной деятельности. Дескать, до этого считалось, что главный смысл данного действа состоит в производстве детей, а после – что в получении удовольствия. Однако и эта идея не столь однозначна. На самом деле, сексуальное взаимодействие «вне брака» - т.е., вне общепринятого места человеческого воспроизводства – не является прерогативой нашего времени. К примеру, ту же проституцию не даром именуют «древнейшей профессией» (хотя, конечно, это не так) – ее начало теряется в древности. Во всяком случае, уже в Древнем Египте или Шумере. Даже в знаменитом Кодексе Хаммурапи упоминаются «продажные женщины», причем в современном (светском) значении. Не меньшее распространение, впрочем, в это время получила «священная» или храмовая проституция, при которой девушки и женщины должны были отдаваться всем желающим за счет жертвования последних на нужды храма.

Собственно, в подобном случае вполне возможно было и «бесплатное» обслуживание, где «жертвой богам» выступало само получение сексуального экстаза. При этом, как не странно, социальный статус «храмовых проституток» являлся довольно высоким, т.е., это занятие не воспринималось, как попадание на самые «низы» общественной пирамиды. То же самое можно сказать и о «переходных» формах данного явления, самым известным примером которого служат греческие гетеры, даже формально «выходящие» за рамки проституции в «классическом» понимании,  и являющиеся вполне респектабельными членами общества. Причем данная ситуация не особо изменилась со сменой Античности на Средневековье – и, соответственно, с утерей плотскими утехами прямой связи с божествами. Более того, христианство, как религия, с самого начала была «настроена» крайне антисексуально  - и можно было бы посчитать, что она способна полностью ликвидировать все «внебрачные» (т.е., не обусловленные целью воспроизводства) отношения.

Но на самом деле же, единственной причиной, приведшей к некоему падению «продажной» и «свободной» «любви» во всех своих проявлениях, в раннесредневековом обществе было общее падение экономики, приведшее к сокращению экономических и социальных связей. Поэтому стоило последним возрасти, как проституция вернулась на свое законное место. В частности, «продажные женщины» вполне легально входили в систему средневекового цехового права, занимая определенное место в жизни средневековых городов. И, конечно же, подобно гетерам древности, из данной категории выделялась группа «дорогих» куртизанок, отдающих свою «любовь» богатым и знатным членам общества. Причем этих «дам полусвета»  порой трудно было отличить от дам, как таковых.

Впрочем, если уж завели речь о куртизанках, то стоит затронуть и такой аспект средневековой жизни, а затем и жизни Нового времени, как любовницы и фаворитки. На самом деле, кроме чисто «продажной любви» в это время существовала и «любовь бесплатная», однако не связанная узами брака. Более того, именно данная форма отношений имела гораздо большее право носить название «любовь», нежели «законные отношения», так как основывалась, как минимум, на личной симпатии. В то же время при заключении брака во всех сословиях и у всех народов последняя, как правило, оказывалась на самом последнем месте. А главным признаком, на котором основывался выбор жены или мужа, выступали имущественные интересы (у «высших сословий», причем у правящих представителей они переходили непосредственно в политические). Или, если судить по «низшим сословиям», то интересы «рабочие» - будущая супруга или супруг рассматривался исключительно, как «производительная единица» в хозяйстве. (Поскольку в большинстве культур «выбирал» супруга муж, то в роли «рабочего скота» оказывалась женщина.)

В противоположность этого адюльтер выступал неким актом сознательного интереса именно к личности. Хотя, стоит сказать, что и этот интерес не был очень глубок – по «современным меркам», это была скорее легкая симпатия, нежели серьезные чувства. И с любовницей расставались не менее легко, нежели с законной супругой. (Последнее же, при существовавшем вплоть до конца XIX века уровне смертности, случалось довольно часто.) Впрочем, если вернуться к тому, с чего начали – а именно, к идее «секса без размножения», то именно адюльтер может рассматриваться в качестве самого главного примера подобного явления в прошлом. По крайней мере, с точки зрения мужчины – нет, конечно, бастардов, прижитых от любовниц, иногда привечали, но это не было массовым явлением. Для женщин, конечно, тут было несколько тяжелее, однако при некотором желании находилось множество способов избавиться от плода или даже ребенка. (Причем, не всегда «кровавых» - например, можно было просто подкинуть младенца в монастырь.)

Поэтому, несмотря на все религиозные запреты, внебрачные отношения не были редкостью, причем для всех сословий. Это можно увидеть в фольклорных произведениях по всему миру, где очень часто говорится о взаимоотношениях «соседа с соседкой» или «парня с девкой» не отмеченных печатью брака. Кроме того, если уж говорить о молодежи, то стоит обратить внимание на огромную массу отголосков т.н. «оргиастических праздников», сохранившихся до самого конца традиционного общества. Самыми известными из этих праздников были, разумеется, знаменитые античные «вакханалии» - игрища, посвященные богу виноделия, однако только ими они не исчерпываются. Более того, сейчас понятно, что эти «мероприятия», сопровождаемые массовыми совокуплениями, являются неизбежным этапом развития общества, определяемыми внутренними его особенностями. Именно поэтому отказ от данных «игрищ» происходит крайне тяжело и медленно, даже тогда, когда во всех остальных областях уже господствуют совершенно иные нормы. И в той же русской деревне отголоски данного явления встречались еще в конце XIX века (в виде «молодежных посиделок», которые были не столь уж целомудренными).


Да, кстати, собственно именно к указанным оргиастическим празднествам и их отображению в народной культуре и обращались «апологеты» того явления, которое и получило название «сексуальная революция». Поэтому считать, что истинная «сексуальная свобода», которую получило человечество после «сексуальной революции», состоит исключительно в снятии ограничений на число и тип сексуальных связей, смешно. На самом деле, даже в викторианский период, кажущийся нам вершиной «сексуальной реакции», или в те же времена Средневековья, данная проблема не являлась особо серьезной. Приложив немного сил и средств,  можно было всегда ,найти решение. А пресловутое «таинство брака», традиционно позиционируемое как единственно возможный вариант взаимоотношений между мужчиной и женщиной, на самом деле, с самого начала имело совершенно иной смысл А именно - как способ ведения семейного хозяйства (если кто не помнит). Именно этот акт – создание новой хозяйственной единицы – и освящался на самом деле церковью, именно вокруг его выстраивались сложные этические и моральные системы.

Поэтому «падение» значения брака было неизбежным. Как только индустриальные, массовые типы производства оказались способными вытеснить традиционное домашнее хозяйство, данный институт оказался «подвешен в воздухе». Правда, он еще сумел «закрепиться» на возможности поддерживания бытовых условий, и, прежде всего, содержания жилья – поскольку до определенного времени «индивидуальное проживание» выходило достаточно дорого и для большей части населения недоступно. Именно эта «последняя» вариация и создала тот самый облик «традиционной семьи», который столь привычен для нас – но, разумеется, традиционным не является. И именно к этому времени относятся уже привычные идеи о необходимости не просто «нормальных» взаимоотношений между мужем и женой (т.е., такого состояния, при котором они могут успешно выполнять совместную работу), а о важности «сексуальной чувства» друг к другу. На самом деле, подобное требование является ничем иным, как поиском способа «связать» распадающийся институт, лишенный главного внутреннего значения. Когда от совместного хозяйствования зависело выживание человека, никаких вопросов об «основе брака» не возникало.

Впрочем, подобное «натягивание совы на глобус» помогло лишь несколько отсрочить вопрос о существовании данного института. Однако при этом совершенно неожиданно в течении веков находящееся в тени явление оказалось возведенным в ранг одного из базисов общества. Да, выведением сексуальности «на свет» общественного сознания мы обязаны именно этому процессу. Пока личная симпатия определяла лишь появление любовниц (с незначительной проблемой в виде порождения бастардов) или поведение молодежи в добрачный период, не было смысла придавать ей не большого внимания. Однако, как это обычно и случается в истории, в кризисной ситуации то, что до этого существовало в виде маловажного локуса, неожиданно стало основанием для базовых подсистем общества. Именно это случилось с личной симпатией, неожиданно «развернувшейся» до одного из важнейших для общества «чувств» - того, что стало принято называть «любовью». Однако понятно, что при этом четкой дефиниции данного явления выработано не было – для этого просто не хватило времени, что привело к довольно широкому спектру эмоций, «подгоняемых» под данное определение. Что, в свою очередь, способствовало выработке более пригодных для понимания моделей данной сущности, в частности уже упомянутой «сексуальности».

«Сексуальность» должна была свести «любовь» к неким «природным» основам (сведение всего общественного к «естественному» было мэйнстримом в науке XIX века, за исключением марксизма), и зародилась  еще до Фрейда. Но именно Фрейд сумел выстроить первую стройную научную систему, тем самым введя данное понятие в научный, а затем и культурный оборот. Как раз этот момент и можно интерпретировать, как начало «сексуальной революции» - т.е., как придание «сексу» и «сексуальному поведению» важнейшего культурного значения. Фрейдовская модель оказалась настолько простой и удобной, что очень быстро вытеснила все остальные модели человеческих отношений. С этого  момента «сексуальностью» оказалась пронизана не просто вся культура, но и вся история, как таковая. Она стала находиться там, где ранее прекрасно обходились без нее, огромное количество мифологических и религиозных сюжетов было «перетрактовано» с учетом идеи «либидо», огромное количество поступков и идей, в которых столетиями никто даже предвидеть не мог «сексуальности», оказалось интерпретировано именно в этом плане. Такая «сексуальная революция», приведшая не только современников великого Зигмунда, но и несчетное количество уже ушедших поколений под знамя торжествующего «полового начала», на самом деле, крайне важна для понимания современного мышления.


Впрочем, для нас (современных обывателей) истинной «сексуальной революцией» выглядит, разумеется, не этот, а следующий этап указанного процесса. А именно – то, что происходило уже после Фрейда, в 1950-1960 годах. Именно об этой «сексуальной революции» написано немало книг и снято немало фильмов и прочих произведений культуры. И именно эта «сексуальная революция» воспринимается разными людьми по-разному, именно в ней одни видят «падение нравственности» и движение к гибели, а другие – раскрепощение «естественной натуры» и обретение долгожданной свободы. Стоит, впрочем,  еще упомянуть и то, что сторонники первой концепции довольно часто упоминают о «сознательном» выстраивании этой самой «революции» со стороны неких «тайных сил». Дескать, они специально «подсадили» человечество на секс, чтобы повысить его управляемость и лишить стимула к духовному совершенствованию.

Особо углубляться в данную концепцию нет смысла – так и до Бафомета можно дойти! Самое же главное, что обычно упускается и сторонниками, и противниками «сексуальной революции» - так это то, что данный процесс выступает естественным продолжением указанного выше разрушения, вернее, «снятия» традиционного брака и возникновения новых типов отношений, основанных на «сексуальности» (личной симпатии). На самом деле, в 1950 – 1960 годах не произошло ничего нового, за исключением того, что указанная «любовь» (и «сексуальность», если брать «фрейдистскую» модель) оказалась выведена за пределы брака. Основанием для этого послужила, как не трудно догадаться, дальнейшая модернизация общества. В итоге и  та модель, которая еще в начале XX века казалась незыблемой (хотя на деле являлась относительно новым явлением) – а именно, «нуклеарная семья», лишенная производственных функций, но обладающая собственностью (жильем и иным имуществом) подверглась той же опасности, что ранее уничтожила семью традиционную.

Быстрый промышленный рост и широкое распространение квалифицированного и высокооплачиваемого труда  привел к дальнейшему понижению «семейных ценностей». Если до данного момента наличие семейной поддержки выступало крайне важным фактором в жизни человека, то после вступления человечества в «золотую эпоху», ее значение существенно упало. И для «родителей», и для «детей». С одной стороны, развитие пенсионного обеспечения лишало «инвестиции в детей» последнего смысла (основной смысл данного действия был уничтожен вместе с ликвидацией «семейного производства»). С другой стороны – ребенок оказывался в ситуации, когда его место в жизни, как могло показаться, определялось исключительно личными усилиями. Мощная «тень СССР», заставившая все развитые страны перейти к системе всеобщего среднего, и доступного (почти) высшего образования, резко снижала важность семейной поддержки. Молодые люди просто не понимали, зачем нужна семья. Нет, конечно, они, в большинстве своем старательно воспроизводили старые «ролевые ритуалы», но при этом не видели в них ни грамма смысла. Зачем, к примеру, становиться домохозяйкой, если количество высокооплачиваемых рабочих мест казалось достаточным? Зачем «продолжать дело отца», если работа в передовых отраслях приносит намного больше дохода. Зачем вообще выстраивать «крепкую семью» с собственным домохозяйством, если можно поехать на другой край света, удовлетворив и свое любопытство, и получив при этом немалые преимущества?
 
В итоге семья утратила почти последнее значение, которое она еще сохраняла до сих пор – а именно, значение организации личной жизни. Молодежь, вступая в жизнь, теперь не видела себя исключительно в качестве члена указанной «общественной ячейки». Реально это вылилось в известную ситуацию с «поиском форм», породившем пресловутые коммуны, «шведские семьи» и прочие попутки придумать иную форму общежития. Однако гораздо важнее было то, что в подобной ситуации произошло колоссальное акцентирование на той самой «сексуальности», о которой было сказано выше. Созданная, как основная «скрепа» «нуклеарной семьи» (правда, как уже сказано выше, в форме «любви»), эта самая «сексуальность» оказалась почти единственной подсистемой, которая успешно пережила очередной «кризис брака». (Причина этого банальна – «сексуальность» была напрямую не связана с его экономической составляющей.) В итоге она оказалась практически единственной «суперэмоцией», ценность, определяющей человеческие чувства, которая оказалась одновременно достаточно разработанной и известной большинству. Почему – понятно: все остальные ценности или выглядели несущественными в данный момент (пресловутые «ценности выживания», не понимаемые «сытым поколением»). Или не были достаточно институциализированы для массового явления, как «ценности творчества».


В итоге значительная доля огромной социальной энергии, присущей послевоенному поколению, ушла именно в данную область (еще – во всевозможные протесты, потребление «веществ», фестивали, и т.п. вещи). Впрочем, практически все это довольно быстро сошло на нет. А вот «сексуальность» и связанное с ней «сексуальное поведение», и вообще, все, что связано с сексом оказалось намного более «живучим». Причем, даже тогда, когда общество оказалось отброшено назад в социальном плане. Причина подобной ситуации банальна: как уже было сказано, «сексуальность» была достаточно развитой еще в период до 1950-1960 годов, поэтому в данное время она набрала настолько большую «массу», охватив собой такое количество культурных подсистем, что получила крайне значительную инерцию. Более того, как наиболее мощная подсистема, она получила возможность «поглощать энергию» от разрушения менее значительных подсистем, и за счет этого создавать иллюзию своей непоколебимости. (Даже сейчас «сексуальность» продолжает удерживать пальму первенства, как основная ценность человечества).

В общем, с указанной сексуальностью сложилась крайне парадоксальная ситуация. Зародившись, как одна из «подпорок» традиционного (вернее, «квазитрадиционного») брака, «сексуальность» сумела пережить его крушение, обретя самостоятельную ценность. Причем ценность довольно высокую.  И даже после определенного отката,  совершенного человечеством по сравнению с «золотой эпохой», «сексуальность» продолжает сохраняться, как мощная общественная подсистема. Настолько мощная, что до сих пор для многих людей она используется, как базовая в плане своей идентичности. Они позиционируют себя, скажем, как лица с нетрадиционной ориентацией или напротив, как «любители женщин», сводя все свои интересы прежде всего к удовлетворению своей потребности в «половых связях». Именно этот момент и может рассматриваться, как главный итог «сексуальной революции»: вместо глубокой вторичности среди религиозных, иерархических и прочих культурных факторов, фактор «половых отношений» теперь рассматривается всеми, включая ученых, как базис человеческого поведения. Даже людьми, не имеющими представления о Фрейде.

Впрочем, это еще только «подитог» – поскольку рано или поздно, но указанное состояние главенства «сексуальности» исчезнет. За той огромной мощностью, что демонстрирует указанная подсистема не стоит забывать о ее вторичности по отношению к базисным социально-экономическим процессам. Поэтому в условиях резкого упрощения общества и возврата его к традиционному хозяйству это кажущееся доминирование может исчезнуть практически мгновенно. Что и происходит в огромном количестве государств, пережившим наиболее сильный процесс архаизации, начиная с Ближнего Востока и заканчивая бывшими советскими республиками, где былая сексуальная свобода легко сменяется правилами шариата. А все потому, что именно они и соответствуют уровню производственных отношений, победивших в данной стране.


Собственно, именно это - зависимость любых общественных явлений, в том числе и связанных с сексом, от развития производства и производственных отношений - и является самым главным, что стоит всегда иметь в виду. Именно поэтому попытки устроить «освобождение любви» без учета данного фактора (как это случилось в раннесоветский период) неизбежно обречено на неудачу. Сначала надо построить заводы и сменить тип господствующего хозяйства - а затем уже думать обо всем остальном. Иначе все затраты сил окажутся бессмысленными. Именно поэтому «ахаик» Джугашвилли с его индустриализацией, в конечном итоге способствовал этому процессу в нашей стране. Вне зависимости от того, как он лично относился к женщинам. А огромное количество передовых и прогрессивных деятелей конца 1980 начала 1990 годов (и более позднего времени), сознательно и несознательно решивших разрушить «совковые заводы», вели к совершенно иному результату (с паранджой и забитием камнями в конце). Пускай даже они были сторонниками самой что ни на есть свободной любви и самых нетрадиционных сексуальных отношений, которые только можно представить. Ведь вопреки обывательскому представлению, миром не правит любовь, а равным образом и не то, что принято именовать «либидо», и что с легкой руки Фрейда принято класть в основу всей цивилизации, а гораздо более прозаические и одновременно, гораздо более фундаментальные явления. Но о них, конечно, надо говорить отдельно…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив