О переписывательном

sublieutenant — 08.07.2022 Третий невольно привлек его внимание. Он не держался своих приятелей, напротив, двигался независимым от них курсом, и курсом весьма странным. Шагая по открытому пространству, не стесненному монастырскими постройками, он вел себя так, словно передвигался по перекопанному эскарпами и ловушками полю боя, совершая излишне резкие повороты и внезапно замирая на несколько секунд там, где этого не требовалось. Он то набирал скорость, и тогда серый камень под его ножищами начинал тревожно звенеть, то сбавлял ее до минимальных оборотов, переводя свой доспех в чудной неспешный аллюр.

Его сигнатура выглядела знакомой – «Вифаниец» - но истощенной памяти Гримберта, похожей на сшитой из многих лоскутов одеяло, потребовалось достаточно много времени, чтобы вспомнить, где ему встречалось это наименование. В свите приора Герарда. Эта машина была одной из тех, что стояли за его спиной, обеспечивая своему некрозному повелителю почетный конвой. Тогда, стоя плечом к плечу со своими собратьями, держа на мушке прижатую к стене раубриттерскую свору, «Вифаниец» выглядел грозным и величественным стальным хищником, сознающим свою силу, грациозным даже в неподвижности. Сейчас же… Гримберт нахмурился, пытаясь понять странный курс, которым «Вифаниец» двигался через площадь, не обращая внимания на испуганно разбегающихся из-под его ног людей. Сейчас он выглядел весьма неуклюже, а пожалуй даже, что и нелепо.

Так может вести доспех человек, чьи приборы наблюдения полностью вышли из строя. Не замечая препятствий, резко меняя направление и ритм шагов. Барахлит аппаратура? Машины такого класса были обеспечены по полному спектру, не только разнообразными визуальными датчиками и камерами, но и многоканальными радарными станциями, позволяющими отслеживать перемещение в пространстве с поразительной, почти ювелирной, точностью. Едва ли все они одновременно вышли из строя. Да еще не посреди долгого перехода, а здесь, в Грауштейне, где к услугам прокаженных рыцарей все фабрики, кузни и ремонтные мастерские!

Едва не налетев на фабричное здание, «Вифаниец» переменил курс, и так резко, что Гримберт услышал натужный рев его торсионов и стабилизаторов. Опасный маневр. Который наверняка закончился бы столкновением, если бы в последний момент «Вифаниец» не использовал уклонения. Опасный маневр и в высшей степени странный курс.

Это может быть ловушкой, холодно отметил внутренний голос Гримберта. Попыткой отвлечь внимание. Каким-нибудь хитрым трюком, призванным спровоцировать тебя, сбить с толку или испугать. Держись настороже и не выпускай его из виду на всякий случай.

Подчинившись мысленному приказу, вычислитель «Серого Судьи» построил курс двигающейся навстречу боевой машины, как тот, что был ею пройден, так и предполагаемый, высчитанный исходя из ее текущей траектории. Курс этот по большей части состоял из ломанных прямых и выглядел столь странным, словно «Вифаниец» не пересекал площадь, двигаясь к какой-то намеченной цели, а совершал странный танец, состоящий из непредсказуемых маневров, резких поворотов и прочих элементов, что выглядели бы весьма странно даже в человеческом исполнении. В исполнении пятидесятитонного гиганта они выглядели пугающими.

Лучше бы ему придержать пары, мрачно подумал Гримберт, наблюдая за приближающейся машиной. Еще один такой фокус и он, чего доброго, врежется в толпу прижавшихся к стене паломников, одним шагов превратив изрядное их количество в алую накипь на сером камне. То-то будет возни монахам чистить монастырскую брусчатку…

- Нализался, мерзавец.

Странные перемещения «Вифанийца» были замечены не только им. Красавчик Томаш, позабыв про свой рассказ, детали которого Гримберт успел забыть, тоже наблюдал за приближающейся машиной, и наблюдал с нескрываемым презрением. Точно это был «Варахиил» собственной персоной, крутящий на мостовой Грауштейна свои странные танцы.

- Глянь, как его бесы в разные стороны крутят! Ну точно куклу! А еще говорят, будто святоши не хлещут! Хлещут и побольше нашего, будь уверен!
- Он… пьян? – осторожно спросил Гримберт, - Вы так считаете?

Замечание старого раубриттера хоть и прозвучало странно, показалось Гримберту на удивление метким. «Вифаниец» и верно двигался точно пьяный, неуверенной походкой человека, чья нервная система оглушена и едва сохраняет управление над телом, посылая отдельным его частям противоречивые и быстро гаснущие импульсы. Да уж, вот это будет потеха, подумал Гримберт, если окажется, что один из братьев по Христе напился пьяным посреди дежурства и шляется по монастырю, пугая паломников. И это не глиняный болванчик, смеху ради слепленный кукольником, а пятидесятитонная боевая машина с весьма внушительным арсеналом.

«Вифаниец», как и полагается доспеху его класса, был вооружен парой пятидюймовых орудий, но управлял ими так, точно это были не смертоносные пушки, а ивовые прутья. Орудия крутились на турелях в разные стороны, причем из движения были не согласованы между собой. Как если бы их владелец пытался отследить великое множество целей, к тому же чрезвычайно подвижных и маневренных. Башня рыскала из стороны в сторону, при этом порой так резко останавливаясь, чтобы сменить направление, что было странно, отчего еще не повредился и не заклинил поворотный механизм.

- Как есть пьян, - процедил Томаш, сплюнув себе под ноги, - да только не от пива. Набрался небось какой-нибудь дряни, чтоб служба легче казалась, да перебрал… Ты глядь, как его крутит, а! Сейчас небось снесет какую-нибудь церквушку, ну и потеха будет!

Справедливое замечание, мысленно согласился Гримберт. Заточенные волей своего приора внутри собственных доспехов, чтобы избежать опасности «Керржеса», монахи-рыцари должны были ощущать себя весьма скверно даже не вступая в бой. Постоянная нейро-коммутация для непривычного человека сама по себе неприятное испытание, истощающее резервы нервной системы, а уж в условиях постоянного напряжения, на осадном положении… Ничего удивительного, что хозяин «Вифанийца» на протяжении нескольких дней поддерживал бодрость духа постоянными впрыскиваниями дезоксина. Коварное зелье, погубившее немало рыцарей, не случайно сарацины за морем именуют его «Шайтан-Шафааф», «прозрачный демон». Несколько дней подряд оно дарует своему хозяину бодрость, свежесть и концентрацию, прогоняя сон и страхи. Но по истечению этого времени демон требует платы за свои услуги – и взыскивает ее с безжалостностью императорского сборщика налогов.

На очередном повороте, от которого заскрежетали стабилизирующие механизмы, «Вифаниец» не удержался и снес плечом фонарь, так легко, будто тот был торчащей из земли гнилой веткой. Только обломки зазвенели по брусчатке. Паломники, испуганно прильнувшие было к стенам и беспокойно гомонящие, прыснули смехом. Это нелепое движение и верно выглядело смешным, почти карикатурным, точно у куклы, пляшущей на сцене. Едва ли они задумывались о том, что с ними станется, если эта кукла, потеряв управление, врежется на полном ходу в толпу…

Радиостанция «Судьи» внезапно ожила, фиксируя многочисленные передачи в метровом диапазоне. Звучащие на закрытых частотах Грауштейна, защищенные сложными монастырскими кодами, они были слишком сложны для перехвата и расшифровки, отчего выглядели бессмысленными, как варварский говор. Но эта бессмыслица определенно имела смысл для монахов-рыцарей с зеленым крестом на лобовой броне. Гримберт заметил, как встрепенулись вставшие было у рефектория рыцари. Так, будто уловили в окружающем эфире какую-то нотку общего беспокойства, передавшуюся и им.

Гримберт заставил «Серого Судью» сохранять неподвижность, на миг забыв даже про ковыляющего пьяной походкой «Вифанийца». Передачи, из-за которых радио-эфир над Грауштейном внезапно забурлил, точно котел на огне, едва ли были теологического толка. И уж едва ли рыцари-монахи, молчавшие несколько дней, точно записные отшельники, внезапно нарушили свое молчание, чтобы обменятся цитатами из Святого Писания или обсудить какой-нибудь схоластический казус.

Что могло вызвать у них беспокойство?

Послание приора Герарда, сам себе ответил Гримберт. Возможно, приор Герард получил ценную информацию от врачей, вскрывавших Клауса, и поспешил довести ее до своих рыцарей. Может, это был приказ об аресте?.. Гримберт ощутил, как ноет истончившаяся печенка. Быть может, передачи, казавшиеся ему какофонией и плещущиеся в эфире, как кипящая вода в котле, были перечнем строгих указаний и приказов – «Серого Судью, где бы он ни находился, немедленно блокировать. Любое сопротивление с его стороны встречать огнем. Но я не хочу, чтобы вы повредили того, кто находится внутри брони. Он нужен мне живым и готовым для допроса…»

Мысль была тяжелой, давящей, как серый камень. Такую не выкинешь невзначай, как яблочный огрызок из окна моторизированной кареты. Бежать. Развернуть «Серого Судью» и на полные обороты! Пока эти двое, замершие у рефектория, растерянно переглядываются, силясь уразуметь приказ, у него будет секунд пять, чтобы…

Ворота запечатаны, крепостные пушки в полной готовности к стрельбе. Паром вытащен на берег. Все, что ему остается – врезаться на всем ходу в стену Грауштейна, выдержавшую бесчисленное множество кельтских снарядов и бомб, молясь, чтобы бронированная сталь оказалась хоть немногим крепче старой кладки. Прорваться к воде и рухнуть в нее, зная, что впереди – не спасение, а десятки и сотни затаившихся глубинных бомб, веками ждавших свою жертву…

Громкий скрежет заставил Гримберта встрепенуться. Но этот звук не был звуком повернувшихся в его сторону орудий. Это незадачливый «Вифаниец», пьяно ковылявший к рефекторию, наконец остановился в полусотне метров от него, израсходовав, должно быть, остаток сил. Несколько секунд он еще натужно скрипел, ворочая башней, точно пытаясь понять, куда его занесло, потом и это движение прекратилось. «Вифаниец» замер неподвижным изваянием, беспомощно опустив орудийные стволы, словно человеческая воля, управлявшая им, окончательно истаяла, лишив его своих распоряжений и оставив беспомощной игрушкой.

Отключился, подумал Гримберт. А жаль. Возможно, если бы он раздавил пару-другую прокаженных братьев, поднялась бы суматоха, которая дала бы мне шанс улизнуть. А так…

Томаш клокотал от ярости, не сводя взгляда с замершего рыцаря.

- Чего встал, образина! – хрипло крикнул он во всю глотку, - Поворачивай оглобли и катись вон! Сейчас камнем кину!

Красавчик Томаш и в лучшие времена не испытывал почтения к прокаженному монашескому братству, несколько дней вынужденного затворничества не умиротворили его дух, напротив, только озлобили. И злость эта, смешанная с беспомощностью, соединившись, точно топливо с агрессивным окислителем, клокотала в нем, ища выхода.

Паломники, прыснувшие было прочь от рефектория с приближением пошатывающейся машины, тоже осмелели. Убедившись, что рыцарь замер и более не служит им угрозой, гости Грауштейна заулюлюкали, точно свора деревенских мальчишек. Смешки, проклятья, неказистые остроты, ухмылки – все это обрушилось на «Вифанийца» точно град картечи, отскакивающей от его брони.

- Ты гляди, шел, шел, да и уснул!
- Так молился, что до умопомрачения дошло!
- Да пьян он, на ногах не держится… Смотри, как головой крутит!
- Не голова это, а башня, лягушачья ты душа! А крутит потому что движитель, значит, немощный, вот он и….
- Гля, как дергается! Сейчас на мостовую грохнется!
- А ты под него не подлазься! Грохнется – и тебя раздавит!..

Паломники, еще недавно возносившие молитвы чудодейственной пятке, с благоговением внимавшие прокаженному проповеднику в соборе, обступили «Вифанийца» кольцом. Скованные последние четыре дня вынужденным бездельем, одержимые праздностью, они с готовностью стягивались со всех концов Грауштейна, чтоб вдоволь похохотать над чужой бедой.

Если и впрямь грохнется, вот это будет потеха. Монастырской братии придется вытаскивать своего собрата из люка, а потом заводить огромный козловой кран, чтоб водрузить эту махину на ноги. То-то можно будет позубоскалить! Может, не ярмарка, но хоть какое-то развлечение на пару часов… Чего еще надо изнывающей от скуки толпе?

Чернь. Презренная чернь, неизменная во все времена. Готовая рукоплескать, пока ты ее развлекаешь, но спешащая плюнуть в спину, едва только почувствовав миг твоей слабости. Если бы нечто подобное произошло в Турине… Гримберт ощутил, как по телу разливается черная едкая желчь. Если бы чернь осмелилась насмехаться подобным образом над одним из его рыцарей… Про Гримберта Туринского говорили много недоброго в окрестных феодах, многие даже за глаза именовали его Пауком, но в одном они не могли его упрекнуть – он всегда заботился о досуге своих подданных.
Он обеспечил бы им такое развлечение, что у них полопались бы животы от смеха!..

«Вифаниец» не был обесточен, как сперва показалось Гримберту. Более того, он все еще шевелился, хотя движения его были безотчетны и неуправляемы, скорее напоминая дрожь или озноб. Орудийные стволы ерзали на своих местах, гидравлические ноги подрагивали, башня совершала едва заметные рывки. Неконтролируемая нервная деятельность, подумал Гримберт. Тело, впавшее в беспамятство, все еще подключено нейро-штифтом к доспеху, оттого он силится повторить те безотчетные движения, которые оно производит. Нелепо и жалко…

- Сир Томаш? Сир Гризео? Отрадно видеть, что вы не поддались низменному побуждению толпы, насмехающейся над нашим собратом, но лучше бы вам обоим покинуть это место, и поскорее.

«Серый Судья» резко дернул головой, чтобы увидеть говорившего и, конечно, увидел, благо тот спокойно стоял на месте, не делая попытки укрыться от его взгляда. Шварцрабэ холодно глядел на «Вифанийца» снизу вверх. Щегольский черный берет придавал ему лишних два или три дюйма роста, но этого было явно недостаточно, чтобы сравнять их по высоте.

- Какого дьявола? – пробормотал Гримберт, - Почему вы без доспеха и как…

Он больше не может доверять своей памяти, она сделалась слишком ненадежна. Он был уверен, что совсем недавно видел «Беспечного Беса» на своем обычном месте, подпирающим крепостные ворота. Его горящая сигнатура свидетельствовала о том, что его питание включено, а его владелец находится внутри. Между тем, как сам Шварцрабэ невозмутимо стоял возле «Судьи», глядя на дрожащего в ознове «Вифанийца».

- Оставим вопросы на потом, - заметил Шварцрабэ, - А теперь, прошу вас, отступите назад. Потому что сейчас здесь начнется нечто крайне скверное.
- Скверное? – Гримберт ощутил, как разлившаяся по телу желчь делается ледяной. Слова, оброненные Шварцрабэ, казались небрежными, но он ощутил за ними нечто жуткое, - Что вы имеете в виду?
- Его! – Шварцрабэ ткнул пальцем в дрожащего всеми членами «Вифайнийца», окруженного улюлюкающей толпой, - Нечто скверное случится с ним в самом скором времени. А так же и с нами, если мы не найдем себе подходящего укрытия.

Гримберт заставил «Судью» сконцентрировать зрение на «Вифанийце», но не обнаружил в облике того никаких изменений. Неконтролируемая мелкая моторика конечностей заставляла оглушенного рыцаря содрогаться на месте, точно припадочному, и выглядело это одновременно комично и жутко. Точно огромное смертоносное божество, содрогающееся от колик или щекотки.

- Он… Что с ним? Что с ним творится, сир Хуго?

Глаза Шварцрабэ сделались холодны, как это с ними иногда бывало.

- Вы еще не поняли, мальчишка? – процедил он сквозь зубы, - Он смеется. И это больше не «Вифаниец». Это наш приятель «Керржес».

***

Гримберт вспомнил страшный смех Франца Бюхера, сопровождавшего его смерть. Безумный хохот, раздиравший его глотку, хохот, которым он давился, точно битым стеклом, не в силах сдержать его, превращаясь в обезумевшую, не подчиненную себе, машину.
Дрожь «Вифанийца» не была судорогами его пилота, скрупулезно переданными стальным конечностям. Это был смех. Человек внутри бронекапсулы смеялся. Смеялся так, что уже не мог двигаться, лишь сотрясался, стоя на месте.
И это значило…

Два лазарита, закованных в сталь, оставив свой пост у рефектория, приближались к своему собрату. Не так, как приближаются к поврежденной машине, ждущей помощи. Сосредоточенно, осторожно печатая шаг, подняв орудия. Они поняли. Тоже успели сообразить. Наверно, были предупреждены Герардом или услышали смех безумца в радиоэфире. Это объясняло внезапный всплеск радиоволн в окружающем пространстве.
Но об этом неоткуда было узнать паломникам, обступившим сотрясающуюся машину.

Первая пулеметная очередь, ударившая под ноги «Вифанийца», была неприцельной, видно он еще не успел совладать с приводами наводки, но оттого не менее смертоносной. Отразившись от твердого гранита мостовой, увлекая за собой бритвенно-острые осколки камня, отрикошетившие пули прошлись по толпе, мгновенно выхватив из ее колеблющихся бесцветных покровов окропленный алым клок. Точно кто-то хватил маленьким отточенным ножом по мешковине. Затрещало сукно, зазвенели, рассыпаясь вперемешку с искрами, гильзы. И только потом раздались крики – оглушительные, но не рассыпающиеся на отдельные стоны, а слаженные, слитые воедино, словно толпа, охваченная единым пароксизмом религиозного экстаза, попыталась исполнить хором какой-то страшный и не существовавший прежде гимн во славу безумного божества.

- Херова дрянь! – выдохнул Томаш. Выпучив свой единственный глаз, скособочившись, он выглядел так, будто увидел чудо – и это чудо, сверкнув в сером небе Грауштейна, наполнило сосуд его души трепещущим пламенем, - Во имя паленых потрохов никомидийских мучеников, что за…
Паломники, взвыв, бросились прочь от «Вифанийца» - грязная бесцветная волна, рассыпающаяся алыми брызгами под огнем двух пулеметов. Первые очереди ударили неприцельно, вразнобой, точно орудия не выискивали цели, а спешили выплеснуть жгущий изнутри боезапас. Но уже следующие оказались выверены – вполне достаточно, чтобы полоснуть по толпе горизонтальными трассами пулеметного огня, опрокидывая и разрывая тех, кто оказался ближе всего.

«Вифаниец» больше не был неподвижен. Ожившие пулеметы словно наполнили его огромное стальное тело жизнью, вдохнули в него жар. Выпустив двумя струями пар из системы охлаждения, ошпаривший искалеченных, ползающих у его ног, людей, он заскрежетал всеми своими сочленениями и пустился в танец, подобный которому Гримберту никогда не приходилось видеть.

Жутко было наблюдать за тем, как Франц Бюхер, потеряв человеческий облик, мечется по заполненному людьми залу, легко разрывая голыми руками плоть и безумно хохоча. Но это… Это зрелище походило на картину из самого ада. Картину, которую сенсоры «Серого Судьи» передавали с безжалостной отчетливостью невозмутимых электронно-оптических приборов.

«Вифаниец» метался из стороны в сторону, слепо полосуя пространство вокруг него пулеметами и походил на безумного жнеца, охваченного приступом амока прямо посреди жатвы. Разве что вместо спелых пшеничных колосьев вокруг него были люди. Рыцарские пулеметы полосовали их, отстукивая рваные очереди, то невыносимо длинные, то короткие и отрывистые, точно звериный рык.

Кра-ха-та-та-та! Тра-бра-тра-та-та-там!

Тело «Вифанийца» дрожало и корчилось, словно по нему барабанили вражеские снаряды. Гидравлические приводы выли от страшных усилий, едва справляясь со своей работой, давно выйдя за расчетные параметры давления и прочности. Рыцарь шатался, кланялся, кренился то на один бок, то на другой – и все это время рассыпал вокруг себя звенящие трассы пулеметного огня.

Одна из очередей снесла угол рефектория, стесав его, точно невидимым зубилом, лишь серая пыль полетела по воздуху. Крупнокалиберные пулеметы «Вифанийца» отличались звериной яростью, и ярость эта, высвобожденная «Керржесом», обрушивалась на все окружающее огненным дождем, полосуя камень и людей вперемешку. Хвала Господу, пушки «Вифанийца» все еще молчали. Может, их система управления имела сдерживающие предохранители, который их хозяин, сотрясаемый безумным смехом, не в силах был обойти. А может, он попросту позабыл, что в его распоряжении находится этот богатый арсенал.

- Назад! – крикнул Гримберт, - Укройтесь за мной!

«Вифаниец» поворачивался в сторону «Судьи», не прекращая стрельбы. И Гримберту не требовалась помощь медлительного баллистического вычислителя, чтобы определить траектории его огня в следующие две секунды.
Как нельзя вовремя.

Пулеметы «Вифанийца» били несогласованно, перебивая друг друга, каждый на свой лад, но, поймав неподвижно стоящего «Серого Судью», сошлись на нем почти одновременно. Гримберт услышал, как пули царапают гранит под его ногами, ощутил легкую дрожь, а вслед за этим ему показалось, будто на «Судью» сошла лавина. Как тогда, в Альбах, состоящая из осколков серого камня и тяжелого льда.

Доспех покачнулся. По экрану визора заплясали тревожные сполохи, на миг перекрыв изображение, в ушах зазвенело. Гримберт ощутил, как взвыли серво-приводы доспеха, на которые обрушилась непредвиденная нагрузка, как скрипнули торсионы. Несмотря на то, что «Судья» был укрыт трехдюймовой броней, дающей надежную защиту от пулеметного огня, совокупная кинетическая энергия обрушившегося на него огня была такова, что нарушила его равновесие, заставив закачаться.

Удерживать позицию. Гримберт впечатал этот мысленный приказ в «Серого Судью», ощущая себя содрогающимся комком теплой плоти, запечатанной в его могучем стальном теле. Не поворачиваться, не пятиться, не маневрировать. Инстинкт самосохранения, похожий на запертую в мозгу шипящую искру, молил его отойти. Спрятаться за зданием рефектория, прикрыться его каменной тушей. Но кроме инстинкта самосохранения, этого древнего рудимента, были и инстинкты рыцаря, твердившие – любой маневр, который он предпримет, будет самоубийственным. Оставаясь на месте, принимая на себя град попаданий, «Судья» мог рассчитывать на благоприятный исход. Если пули «Вифанийца», нащупав слабину в его доспехах, не прогрызут легированную сталь. Если не перерубят спрятанные под пластинами кабели и трубопроводы. Если не опрокинут навзничь. Но попытавшись отойти, он сделает положение почти безнадежным. Концентрированный пулеметный огонь таких орудий может попросту опрокинуть его машину. Еще хуже, если он придется не в мощную лобовую броню, а в бок – в боковой проекции там нет и трех дюймов, бронебойные пули разорвут ее в клочья.

Была еще одна причина, по которой он не мог позволить себе сменить позицию. За каждой ногой «Серого Судьи» укрылось по человеку. За правой скорчился, вжавшись в землю, Томаш. Сквозь грохот стрельбы и визг рассыпающихся вокруг рикошетов Гримберт не мог слышать, что тот кричит, но не сомневался, что старый раубриттер сейчас чихвостит все сущее – не только приора и его проклятый монастырь, но и всё мироздание, каким оно устроено с дня сотворения. Устроившийся за левой ногой Шварцрабэ демонстрировал превосходное самообладание. Он потерял свой щегольский берет и был порядком бледен, но достаточно владел собой, чтобы приникнуть к стальной лапе «Судьи», как путник приникает к столетнему дубу, чтобы обрести защиту от дождя. Кажется, даже улыбался. Впрочем, это, конечно, скорее было безотчетной гримасой…

Я могу отойти, подумал Гримберт, пытаясь отрешиться от барабанящего в лицо пулеметного огня. Всего один шаг в сторону – и я лишусь сразу двух подозреваемых одним махом. Сотру две неизвестные переменные с грифельной доски. Пулеметы «Вифанийца» разнесут их мгновенно, стрельба с такого расстояния не дает шансов на спасение. Размолотят до состояния застрявшей в щелях между брусчаткой мякоти.
Сделай это, Паук. Один маленький шаг.

Ты сделал до черта шагов, спасаясь тогда из горящей Арбории. Ты пересчитал половину Альб своими обмороженными ногами, имея один шанс на спасение из тысячи. И за последние три года этих шагов тоже было много. Шагни в сторону. Доверь своим врагам сделать твою работу, как ты доверял им это прежде. Никто не упрекнет тебя, никто не заподозрит. Раубриттерам свойственен обостренный инстинкт самосохранения. Никто не увидит ничего удивительного в том, что я попытался спасти свою жизнь, а Шварцрабэ и Томаш… На фоне общей груды тел эти два едва ли кого-то удивят.

«Судья», содрогаясь под звенящими очередями, терпеливо ждал команды. Обладающий куцым рассудком, не способным спорить с хозяином, любой его приказ он считал императивной нормой, подлежащей немедленному исполнению. Но приказа так и не получил.
Если стирать с доски всякую переменную, которую не можешь открыть, смысл уравнение никогда не откроется. Оно так и останется нерешенным, мало того, в нем сделается еще больше белых пятен. Он не может позволить себе потерять этих двоих – не до того, как откроет их истинную роль в происходящем…

«Судья» сотрясался и дрожал, броня на его плечах оглушительно звенела, и Гримберту казалось, что его череп сверлят десятки буров одновременно, что в воздухе уже пахнет паленой костью и дымом, что его внутренности вот-вот распахнутся, шлепнувшись окровавленной медузой на землю через трещину в пробитой бронекапсуле…
Держать позицию.

И «Судья» держал. Бесстрастно фиксируя все новые и новые точки соприкосновения, он не искал спасения. Вместо этого его баллистический вычислитель чертил траектории контр-огня, не обращая внимания на пустую боеукладку. Наделенный, как и все раубриттеры, отчаянной волей к жизни, он в то же время был по-звериному живуч и упрям, как все черти ада…
Окатывающий его огнем «Вифаниец» на миг умолк. Не потому, что смирился с его стойкостью или утратил запал. Должно быть, перегрел пулеметы до такой степени, что штатная автоматика отключила их, не обращая внимания не беснующегося внутри «Керржеса», жаждущего разнести весь окружающий его мир.

А в следующий миг сдвоенный выстрел ударил его в левый борт с такой силой, что бронеплита, окутавшись смолистым черным жгутом, треснула пополам. Механическое тело накренилось, истошно взвыли сервоприводы, загудела, тщетно ворочаясь на плечах, бронированная башня. Следующий выстрел, ударивший почти в упор, навсегда заклинил ее, образовав в нижней части глубокую вмятину.
Пулеметы «Вифанийца» взвыли, отчаянно пытаясь развернуться, но поздно. Обрушив свой гнев на «Серого Судью», они выпустили из фокуса прочие цели – промашка, которую никогда бы не допустил хладнокровный обученный рыцарь. Но «Керржесу» не было свойственно хладнокровие. Одна только животная ярость, в которой он уже не мог обрести защиты.

Два рыцаря с зелеными крестами на лобовой броне медленно приближались к нему, на ходу корректируя огонь. Стреляли они тщательно выверенными залпами, координируя стрельбу между собой, с неумолимой точностью. И Гримберт машинально отметил, что их орудия были заряжены не фугасными снарядами. Бронебойными, как и полагается для охоты на бронированную дичь. Соприкасаясь с дрожащим и пятящимся «Вифаницем», они не образовывали огненных сполохов и ярких вспышек, но каждым попаданием вминали броню внутрь, так, будто невидимый кузнец бил по ней тысячетонным молотом.

Они двигались выверенным симметричным курсом, обходя «Вифанийца» по спирали и не пытаясь переступать через препятствия. Распростертые тела паломников беззвучно таяли под их ногами, вплавляясь в серую гранитную плоть Грауштейна алой мякотью. Некоторые из них еще шевелились – Гримберт отметил это безучастно, не ведя счета. Некоторые пытались отползти или безотчетно льнули к братьям-рыцарям, не сознавая, что эти шагающие громады находятся здесь не затем, чтобы спасать жизни. А только лишь затем, чтоб даровать отступнику правосудие именем Святого Престола и приора Герарда. Должно быть, они до последнего пытались привести «Вифанийца» в чувство, обращаясь к нему на радио-частотам, но в итоге были вынуждены открыть огонь.

Выстрел, срубивший наконец «Вифанийца», был восьмым или девятым по счету. Получив попадание в левое бедро, он попытался отступить, но не смог – шарнирное сочленение оказалось размозжено снарядом, нога его больше не слушалась. Издав отчаянный скрежет, «Вифаницец» дернулся всем корпусом и, потеряв равновесие, медленно завалился на стену рефектория, съехав по ней в облаке гранитной пыли. Следующий выстрел ударил ему прямо в башню, вмяв ее вовнутрь, отчего из многочисленных щелей плеснуло дымом. Орудия судорожно задергались, но почти тотчас замерли в неподвижности.

Только тогда Томаш осторожно выглянул из-за правой ноги «Серого Судьи». Тоже припорошенный пылью, жадно глотающий воздух, он не выглядел растерянным, лишь безмерно изумленным. И, кажется, впервые в своей жизни был совершенно трезв.

- Во имя мудней святого Барукка! - пробормотал он, с трудом водя головой на скособоченных кривых плечах, - Чтоб меня черти разодрали…

Гримберт ощущал себя слишком уставшим, чтобы согласиться с ним. Огневой контакт с «Вифанийцем» объективно длился не более десяти секунд, но шквала, окутавшего «Судью», было достаточно, чтобы в голове немилосердно звенело. Опустив голову, он бросил взгляд на правую ногу, желая убедится, что Шварцрабэ пережил огонь в целости. И выругался себе под нос.

Потому что за его левой ногой было пусто. Шварцрабэ пропал, будто и не существовал вовсе. Один только его черный берет бесформенной кляксой остался лежать на припорошенной пылью брусчатке.

Работа над перестройкой третьего "Раубриттера" идет. Идет куда медленнее, чем мне бы хотелось, но в нужном направлении. Уже сейчас текст здорово оброс "мясом", от 376 тыс. символов до 550 тыс. И мясо это не лишнее, полученное беспорядочным разрастанием текста, а вполне органичное. Да, кажется у меня получилось превратить повесть в полноценный роман, при этом почти никак не исказив сюжетную стезю и не испортив ее удачных ходов. Разумеется, такое увеличение объема не могло не сказаться на общей динамике, но я надеюсь, что она не просядет, благо маркграф Гримберт - это не бакалейщик Лайвстоун, и мыслит он весьма четко и "по делу", паукам вообще не свойственна рефлексия. Ну а я получил возможность вставить в третьего "Раубриттра" много отдельных, вкусных или нужных, кусочков. Некоторые - как вышеприведенный - полностью отданы "боёвке", другие подрисовывают штрихи к картине мира, подбрасывают технических деталей (заклёпки-заклёпочки!) и просто углубляют фон и персонажей.

Теперь дело только за временем. Времени-то осталось мало, а переписывать мне еще прилично. И даже когда я точно знаю, где и что надо изменить, процесс этот иногда бывает чертовски непрост. Ну, даст Бог, успеем. Не впервой. Всем пива за счет Туринской марки!

Сохранено