О новом фильме Павла Лунгина

fotinya_ru — 01.04.2012 «Я спросил в магазине, есть ли у них хлеб, мне ответили, что есть, тогда я попросил дать мне жвачку. Продавщица не поняла меня. Мы не поняли с тобой друг друга, отец. Прости, что я умер. Я больше не буду…»
«Я так нуждался в твоей любви, отец! А попросил опять денег…» - прочиталось, наверное, отцу в строчках про хлеб и жвачку, когда он читал предсмертное письмо сына.
Господи, Боже мой! Но я же все делал правильно. Чтобы служить искусству, надо много, страшно много, мучительно много работать. Меня так учили, и я хорошо усвоил урок. Я мучился, страдал, лишался, преодолевал, и потому имею в своей жизни то, что имею. Я хотел, чтобы и он, мой сын, это тоже понял. Я хотел, чтобы он сам, сам добивался всего. А он… В шестнадцать лет ушел из дома, связался с какими-то странными людьми, уезжал, то в Индию, то еще куда-то… Потом в Израиль. Он хотел, чтобы я платил за все. Он не хотел работать. Вот, вот какой он был раньше, и вот каким стал. Вот что с ним сделала ваша компания.
Он проговаривал эти слова девушке, которая не понимала русского языка, чтобы самому утвердиться в своей правоте. И никак не мог утвердиться. И все звучала и звучала – в сердце, в мозгу неотмирная музыка, которую он приехал исполнять в Иерусалим, сюда, где и происходило то, о чем была эта музыка, «Страсти по Матфею» митрополита Иллариона (Алфеева). Он не раз выступал уже с этой ораторией. Но сегодня на Иерусалимском кладбище хоронят его сына, блудного сына, так и не дошедшего до отца. Ни до отца родного, ни до Отца Небесного – в этой жизни. Он запутался и подумал, что ничего не осталось, как только покончить с ней. Господи, почему они такие слабые сейчас? Беспомощные, инфантильные, только мнящие себя, но не имеющие и малой толики для утверждения того, что мнят… «Отец, я так нуждался в твоей любви, а попросил опять денег…» Звучат и звучат эти слова, не написанные, а словно проявившиеся между строк прощального письма. Звучит и звучит музыка…
Когда она звучит, а человеку слушает, и кажется ему, что она льется откуда-то с небес, сама собой. А нет – вот он, оркестр, и там за каждым инструментом, за каждой папочкой с нотами – отдельный человек. Вот молоденький виолончелист и с ним девушка, у них скоро свадьба. «Венчаться будете? – спрашивает их одна из солисток-исполнителей оратории. – Ну как же, обязательно надо. Браки же совершаются – там», - и она показывает пальцев в небо. Сама она переживает непростой период в жизни своей семьи. Венчаной, наверное, раз так говорит жениху с невестой. Потому изо всех сил держится в своих взаимоотношениях со своим донжуанистым мужем, хоть и видит – обманывает он ее на каждом шагу. И брак этот – одно название уже. «Я не люблю тебя», - произносит он наотмашь в лицо ей, уличенный во лжи. Произносит прямо перед самым выходом на сцену, где стоять им рядом и солировать в оратории о страстях Христовых.
А в это время идет по восточному базару молодая женщина с сыновьями-близнятами. Она летела в одном самолете с оркестрантами. Ее место было рядом как раз с тем так сказать мужем, который готов волочиться за каждой юбкой. Он заговаривает с женщиной, выясняет, что она летит в паломничество, выпрашивает номер ее телефона, предлагает ей прийти на концерт, который, на его взгляд, будет ей интересен. «Что-то религиозное, я не очень в этом разбираюсь…» Ночью жена его позвонит по этому номеру, познакомится с женщиной, потом встретиттся с ней и попросит ее не приходить на концерт, не отвечать на мужнины звонки и вообще никак не продолжать это знакомство.
И вот женщина идет по базару, она, как и обещала, на концерт не пошла. Отвлекается на звонок, близнята теряются в многоликой пестрой толпе, она бежит, пытаясь их отыскать… А в это время по рынку двигается смертник-араб. До этого, вперемежку с кадрами, показывающими концерт, нам дали поглядеть, как этого молодого и красивого арабского юношу сначала тщательно моют в бане, бреют, стригут, потом оборачивают взрывчаткой и надевают поверх чистые одежды. И вот он идет. Совпадают в своем движении две маленькие песчинки – хрупкая женщина, разыскивающая пропавших детей, и молодой араб, несущий смерть. Раздается страшный взрыв.
Если бы она пошла на концерт! ..
А если бы она не знала про него? Не было бы этого разговора в самолете, она бы приземлилась со своими сыновьями в Иерусалиме и пошла бы своей дорогой, паломнической тропой своей, как и задумывала изначально. Но этот разговор, невинный с виду, ни к чему не обязывающий, вмешался в заданный строй, что-то в нем сломал, изменил, спутал, пустил по другому пути. Где в конце концов и совпали две тропинки, которые в другой ситуации могли бы не совпасть.
Святая земля. На ней много всего нагромоздилось за две тысячи лет. Много раз сменились на ней поколения людей. Шумят, суетятся, воюют. Но растворено над ее пространством то, что за все эти тысячи лет остается неизменным и вечным. За этим вечным устремляются сюда люди. Но и «этот» уж тоже не дремлет. Где и не ждешь – примостится, улестит, заболтает, надует в уши…
Фильм вообще-то о дирижере оркестра, переживающем именно в этом исполнении многажды исполненного произведения, именно в этой поездке страшные личные события, меняющие его душу, заставляющие на всю жизнь посмотреть другими глазами. Может быть, впервые в жизни испытывает он то, о чем говорят: Господь коснулся души.
Но фильм, мне кажется, еще и о том, что Евангелие у нас лежит на полке, а жизнь наша многозаботливая и суетная струится мимо, сама по себе. Мы его даже можем читать по утрам, по главе, вместе с утренними молитвами. И даже ходим в храм в воскресенье, и иногда – на исповедь и к Причастию. Вот, оркестранты, они же играют эту музыку, хор поет, и солист-ловелас, он даже исполняет сольную партию евангелиста: «Что-то религиозное, я не очень в этом разбираюсь». Какая разница, что петь? Вот, такая партия – евангелиста. И он исполняет ее очень качественно, у него хороший голос, его ценит строгий дирижер. И ничего не делается с его душой. И она плывет, величественная оратория о Страстях Христовых, над землей, где суетится, чего-то добивается, о чем-то страдает, мучается, радуется, любит, ненавидит – множество людей, связанных друг с другом и одновременно бесконечно одиноких. Она звучит, эта музыка, отдельно от их суеты, а они, в свою очередь, в суете своей, ее почти не слышат. И даже те, кто исполняет, - тоже вполне не слышат. И как же еще Богу достучаться до нас?
Я этой мыслью пораженная вышла из кинотеатра, где мы вшестером на весь зал смотрели новый фильм Павла Лунгина «Дирижер».

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив