О новейших концепциях происхождения древнегреческой философии

matveychev_oleg — 05.09.2022
Аннотация:

Корни греческой философии находятся вне греческого мира – это положение в современной историко-философской науке стало почти мейнстримом. Однако вопрос о том, влияние какой культуры стало решающим для появления греческой философии и заложило основы западноевропейского мышления, до сих пор открыт. Данная статья посвящается анализу ряда концепций, появившихся в русскоязычной философской литературе начала XXI в. в рамках идущей уже не одно столетие дискуссии между представителями автохтонной и адоптивной гипотез происхождения греческой философии – в т.ч. А. О. Большакова, В. В. Емельянова, В. В. Жданова, М. Н. Вольф, И. Н. Рассохи. Остроте этой дискуссии придает понимание, что вопрос о происхождении философии есть вопрос об истоках самой европейской цивилизации, а стало быть, об ее дальнейших исторических судьбах. По мнению автора, наиболее аргументированной является точка зрения сторонников индоевропейского влияния, однако его характер, формы и вектор остаются предметом полемики.


Вопрос о том, как и где возникла философия, над которым ломались копья на протяжении веков, не теряет актуальности и в наши дни. В начале XXI в. в русскоязычной философской литературе появился целый ряд работ, укрепивших позиции сторонников т.н. адоптивной гипотезы происхождения древнегреческой философии. Согласно этой гипотезе, философия как особый тип мышления не является сугубо греческим явлением; в том или ином виде она обнаруживается в наследии более ранних цивилизаций, у которых она и была заимствована греками.

Две противоположные точки зрения на данную проблему сформировались еще в античности. Адоптивная гипотеза являлась преобладающей среди греческих мыслителей; к ней склонялись, в частности, Геродот (II 2 sq.), Исократ (Bus. 28), Филипп Опунтский ([Plat.] Epin. 987 a-e), Плутарх (De Isid. 34 etc.), Флавий Филострат (VS I 10), Ямвлих (V. Pythag. 12), убежденные, что восточная мудрость была воспринята ранними греческими философами во время их «философских путешествий» в Египет, Вавилонию, Персию, либо же занесена в Грецию выходцами из отдаленных земель. Представители греческой патристики (Климент Александрийский, Юстин Мученик, Татиан, Ориген) и, ранее, иудейские апологеты (Аристобул, Филон Александрийский), в свою очередь, находили истоки эллинской мудрости в древних библейских текстах.

Представители автохтонной гипотезы (например, Эпикур и Диоген Лаэртский), напротив, искали источники философии в недрах собственной культуры, «ведь не только философы, но и весь род людей берет начало от эллинов» (D. L. I 3) [Диоген 1986: 55]. А по мысли Аристотеля, философия вообще не имеет четкого места и времени происхождения, поскольку одни и те же истины человечество может открывать многократно (Met. XII 8, 1074 b 10).

Проблемы генезиса философии, потерявшие актуальность в средние века с победой христианской идеологии, были поставлены - уже на новой основе - в эпоху Просвещения с ее пробуждающимся чувством истории. А в XIX в. на эту тему начались жаркие дискуссии, остроту которым придавало понимание, что вопрос о происхождении философии есть вопрос об истоках самой европейской цивилизации, а стало быть, об ее дальнейших исторических судьбах1. В первой половине столетия наиболее влиятельной и почти неоспоримой являлась ориенталистская гипотеза, приверженцы которой (Ф. Шлегель, Ф. Шлейермахер, А. Гладиш, А. Рёт и др.) настаивали на том, что истоки эллинской науки и философии следует искать на Востоке. Гегель, убежденный, что именно с греческой философии и начинается философия в собственном смысле, напротив, призывал исключить восточную мысль из истории философии2. И уж совсем дерзко звучал голос его друга Гёльдерлина, утверждавшего, что только у эллинов и была подлинная философия, равно как подлинное искусство и религия [Гёльдерлин 1988].

Наиболее яростным критиком адоптивной гипотезы стал Э. Целлер, заявивший с предельной резкостью, что «греческая философия носит всецело национальный характер; в ней, и именно у ее древнейших представителей, не обнаруживается ни одно из явлений, которые в других случаях всегда встречаются, когда народ заимствует свое знание из-за границы: в ней нет никакой борьбы между местным и чужим, нет употребления непонятных формул, нет ни следа несамостоятельного заимствования и подражания воспринятому» [Целлер 1996: 33].

Именно благодаря Целлеру гипотеза об ex oriente lux с середины XIX в. начала быстро терять своих сторонников, а в первой половине XX в. позиции сторонников автохтонной гипотезы укрепились авторитетом Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, горячо отстаивавших идею о самозарождении философии в Греции, понимаемом как «изначальный феномен духовной Европы» [Гуссерль 1995: 304], или, другими словами, об «исконно греческой сущности философии» [Хайдеггер 1993: 114]3. Факт отсутствия на Древнем Востоке сколько-либо зрелого философского мировоззрения фиксировали и узкие специалисты. Так, например, американский шумеролог С. Крамер заявлял со всей категоричностью, что«мыслители Шумера не создали четкого философского учения. Точно так же у них не было и достаточно ясной системы моральных принципов или заповедей» [Крамер 1965: 126].

В то же самое время, однако, стали появляться отдельные работы, выражавшие иную точку зрения. В книге французского ученого, основателя философской компаративистики П. Массона-Урселя «Философия на Востоке», в частности, утверждалась, что древнегреческая философия испытала существенное влияние древнеегипетской и месопотамской мысли [Masson-Oursel 1938]. А после выхода в 1953 г. статьи У. Хёльшера «Анаксимандр и истоки философии» [Hölscher 1953] к адоптивной гипотезе стала возвращаться былая популярность. Ее поддержали Дж. Кёрк и Дж. Рейвен [Kirk, Raven 1957], У. Гатри [Guthrie 1962]. А после выхода работ М. Уэста [West 1971 и др.], В. Буркерта [Burkert 1982 и др.] и М. Бернала [Bernal 1987, 1991, 2006] позиции «ориенталистов» в западной истории философии и вовсе стали почти незыблемыми. В своем капитальном трехтомном труде с характерным названием «Черная Афина», вызвавшем ожесточенную полемику в западной историко-философской литературе, М. Бернал радикализировал адоптивную гипотезу генезиса греческой философии, полностью отказав той в наличии собственных автохтонных оснований и постулируя тотальную культурную зависимость Беотии и Пелопоннеса от Египта уже с конца III тыс. до н.э.4

Впрочем, к тому времени грекофилия как составная часть евроцентризма воспринималась в среде западных интеллектуалов уже чуть ли не как дурной тон – в моду входили идеи толерантности и мультикультурализма. Идея о самородности греческой философии и ее доктринальной чистоте, господствовавшая в философской историографии со времен Целлера, практически ушла из философского обихода, сохранившись в качестве рудимента лишь в некоторых учебниках компилятивного характера.

В советской историко-философской науке концепции возникновения философии подчинялись требованиям политической конъюнктуры. В связи с этим неудивительно, что в советской историко-философской науке вплоть до 1970-х гг. доминировала адоптивная («азиоцентристская», по выражению А. Н. Чанышева [Чанышев 1982: 5]) гипотеза. Это объяснялось политическим курсом советского партийного руководства на сближение со странами третьего мира. Весьма осторожные поначалу формулировки о «зачатках» философии на Древнем Востоке сменились вполне прямолинейными утверждениями о наличии в Древней Индии, Китае и даже в Египте, Вавилонии и Иране собственных развитых философских систем задолго до всяких греков. Евроцентризм, одним из элементов которого был тезис о первенстве греческой философии, отвергался как буржуазная, едва ли не расистская идеология, а по сути своей верное положение о закономерности единства мирового историко-философского процесса трактовалось в духе чуть ли не пролетарского интернационализма5.

К сторонникам адоптивной теории, в частности, примыкал В. И. Вернадский, писавший в конце 1930-х гг.: «В последнее время ход истории науки заставляет нас менять представления о том доэллинском наследстве, на котором выросла эллинская наука… Мы должны придавать гораздо более реальное значение, чем это недавно делали, многочисленным указаниям древних ученых и писателей на то, что творцы эллинской науки и философии … исходили в своей творческой работе из достижений ученых и мыслителей Египта, Халдеи, арийских и неарийских цивилизаций востока» [Вернадский 1991: 65]. Свою позицию по проблеме восточных влияний зафиксировали и авторы академической «Истории философии» (1941-1943): влияние было, и значительное, поскольку «египтяне этой эпохи (VII-VI вв. – О.М.) обладали несравненно более широким культурным развитием, чем греки» [История философии 1941: 28]. Весьма авторитетным было мнение В. Ф. Асмуса, автора не только популярного учебника «История античной философии» (1965), но и основополагающей статьи «Древнегреческая философия» в Философской энциклопедии, где он отмечал: «Разработка истории философии и истории науки обществ Древнего Востока, особенно исследования последних десятилетий, доказали связь по происхождению древнегреческой философии с философией народов Африки и Передней Азии, которые раньше, чем греки, развили письменность, мифологию, элементы наук о природе и философии. Особенно значительно было влияние Вавилона, Египта, Лидии и Персии» [Асмус 1962: 65].

Однако в 1970-1980-х гг. в советской философской литературе четко обозначилась и прямо противоположная тенденция. Одним из сторонников автохтонной гипотезы являлся, например, Л. Я. Жмудь, утверждавший: «Общая готовность связывать зарождение греческой науки с передачей знаний с Востока кажется нам неоправданной, ибо по большей части она не опирается ни на достоверные исторические свидетельства, ни на конкретные факты из области математики и астрономии» [Жмудь 1985: 123]. В том, что восточные достижения в области науки и философии были совершенно неизвестны грекам вплоть до времен Александра Македонского, был уверен и И. Д. Рожанский [Рожанский 1979: 45, 50]. А Ф. Х. Кессиди пылко призывал не умножать сущности в поисках объяснения «темных» фрагментов древнегреческих философов в мифах и религиозных представлениях Древнего Востока, замечая: «Такая постановка вопроса напоминает, пожалуй, попытку решить одну неизвестную проблему с помощью другой» [Кессиди 1982: 99].

Угасшая было к последней трети прошлого столетия дискуссия об источниках между представителями автохтонной и адоптивной гипотез возобновилась в начале 2000-х гг. В наиболее общем виде вопрос, который решали диспутанты, можно сформулировать в виде: как и где возникла философия? Этот общий вопрос распадается на несколько более частных: 1) Могла ли греческая философия возникнуть без внешних влияний? 2) Свойственна ли ей доктринальная чистота? 3) Является ли она явлением, характерным только для Запада? (вопрос о пресловутом «греческом чуде») 4) Существовала ли вообще восточная философия?

Вопрос о существовании как минимум зачатков («эмбрионов», по выражению М. И. Шахновича) философии у цивилизаций Древнего Востока положительно решался в работах А. О. Большакова [Большаков 2001], В. В. Емельянова [Емельянов 2000, 2009], В. В. Жданова [Жданов 2006, 2012, 2016], посвященных исследованию сущности и эволюции отдельных предфилософских категорий и теокосмогонических концепций Древнего Египта и Шумера. Поскольку изучаемые категории относятся к III-II вв. до н.э., то результаты указанных работ, по мнению их авторов, позволяют «существенно расширить хронологические рамки существования форм предфилософской мысли, традиционно относящихся лишь к эпохе “осевого времени” К. Ясперса (800-200 гг. до н.э.)» [Жданов 2016: 19].

Вместе с тем, авторы данных работ вполне отдают себе отчет, что предфилософия – это еще не философия, и необходимо выполнение ряда условий, чтобы она смогла трансформироваться в полноценный философский дискурс. Это случилось в Греции, Индии, Китае, однако в Египте и в странах Ближнего Востока линия развития предфилософии оказалась «тупиковой». То есть, если что и заимствовали греки у своих соседей, то лишь семена философии, а ее могучее древо смогло вырасти лишь в Элладе.

Чрезвычайная осторожность отличает и позицию М. Н. Вольф, исследующей пути и механизмы влияния на раннюю греческую философию предфилософских концепций Древнего Ирана. Зафиксировав значительное количество иранских параллелей в орфизме (миф о Мировом яйце, учение о душе), греческих теогониях (рождение андрогина, миф о Золотом веке), у Эпименида, Гераклита (доктрина Логоса, концепция «Мудрого существа» как объективной мирообразующей сущности), Парменида и Ксенофана (представление о Едином) и т.д., Вольф, однако, отказалась спешить с выводами, ссылаясь, в т.ч., на недостаточное количество древних источников и значительный пласт общего индоевропейского происхождения, который мог обусловить появление похожих идей в разных культурах. Таким образом, Вольф вынуждена констатировать, что «анализ сопоставления воззрений ранней греческой философии и иранской традиции в их историко-социокультурном контексте не дает четких и определенных результатов, на основании которых возможно однозначно признать иранские влияния на формирование и становление ранней греческой философии. Опровергнуть возможность таких влияний также не удалось» [Вольф 2003: 10].

Рассуждения и выводы И. Н. Рассохи, напротив, отличает исключительная смелость. Отвергая возможность т.н. «греческого чуда», «внезапного “взрыва из ничего”, качественного скачка без предварительного многовекового количественного накопления» [Рассоха 2015: 7], исследователь из Харькова утверждает, что «греческая философия сразу возникает в готовом виде именно потому, что была в готовом же виде позаимствована» [Рассоха 2009: 271], а именно – у финикийцев, выступающих не только родоначальниками философии, но и создателями самой матрицы западного общества.

По мнению Рассохи, в IX-VIII вв. до н.э. Финикия находилась в авангарде культурного развития всего человечества, творчески синтезировав духовные достижения цивилизаций бронзового века: Ханаана, Угарита, Эгейского мира, Вавилонии, Древнего Египта. Именно здесь был создан фонетический алфавит, появилась арифметика, были построены первые корабли современного типа, многоэтажные жилые дома и боевые машины, изобретен бетон. Высочайший уровень развитий технологий, по предположению Рассохи, даже позволил финикийцам совершить плавание в Америку за тысячелетия до Колумба. В Финикии задолго до Греции сложился полис как западный тип социально-политического устройства, и даже сформировались зачатки парламента. Все это позволяет, как считает ученый, сделать однозначный вывод: «в Финикии должна была быть великая культура, в т. ч. и философия» [Рассоха 2009: 69].

Для доказательства этого тезиса Рассоха прибегает к анализу греческих источников, упоминающих полулегендарных мыслителей Моха и Санхунйатона, а также библейских текстов, происхождение которых он также связывает с Финикией. Фрагментам Моха и Санхунйатона традиционно отказывают в философичности, а само их существование подвергается серьезному сомнению, однако Рассоха осуждает подобный «гиперкритицизм» и провозглашает единственно приемлемыми методологическими принципами при изучении истории принцип презумпции доверия к историческим источникам и принцип наибольшей полноты содержания, согласно которому самой правдоподобной следует считать самую содержательную из всех возможных версий [Рассоха 2009: 39-41].

Эта методология позволила Рассохе сделать большой шаг к реконструкции учений Моха и Санхунйатона, представив их как родоначальников натурфилософии как теоретической формы сознания, рационально обосновывающей свои принципы. «В частности, Мох впервые в мире выдвинул теорию атомов, ставшую фундаментом современного естествознания. Можно предположить, что это был “числовой” атомизм, подобный пифагорейскому. Санхунйатон был первым в мире ученым, рассматривавшим развитие материи во Вселенной как естественную эволюцию. Он впервые выдвинул рациональную теорию возникновения религии и по праву должен считаться основателем социальной философии» [Рассоха 2009: 27]. При этом философия в Финикии была и впервые институциализирована – была создана целая система высшего образования, обеспечивающая преемственность философских учений.

В результате активной колонизации финикийцами в IX-VIII вв. до н.э. ряда районов Греции, - продолжает Рассоха, - их передовая культура вместе с письменностью была перенесена на греческую почву. Уже в готовом виде философские системы финикийских мыслителей дошли до нас в изложении Лина, Ферекида, Фалеса и Пифагора. И уже их ученики продолжили самостоятельный творческий поиск, создав греческую философскую традицию.

Таким образом, согласно Рассохе, следует говорить о «вторичном характере» [Рассоха 2015: 282] ранней греческой философии, представляющей собой не что иное, как «перевод с финикийского» [Рассоха 2009: 133]. Истинной же «родиной» философии и духовного Запада в целом нужно считать Финикию.

Несмотря на некоторую экстравагантность и безаппеляционность суждений Рассохи, следует признать, что сама постановка вопроса о финикийском влиянии на греческую культуру и философию правомерна. Другой вопрос – насколько сильным было это влияние и, тем более, было ли оно решающим? Оставим за скобками вопрос о том, можно ли говорить о самом существовании финикийской философии (методологические принципы, используемые Рассохой, позволяют делать вообще любые выводы; сам Рассоха, например, доказывает с их помощью аутентичность «Велесовой книги» [Рассоха 2018], а также тезис о том, что легендарная Гиперборея находилась… в центральных районах Левобережной Украины [Рассоха 2007: 287-296]). Обратимся к более верифицируемым аргументам.

Присутствие финикийцев в отдельных районах греческого мира доказывается рядом археологических находок – бронзовой чашей с финикийской надписью, найденной в одной из толосных могил Ханиале Текке в районе Кносса; ювелирными украшениями сиро-финикийского типа, в значительном количестве находимых в Аттике; сиро-финикийскими изделиями из слоновой кости, обнаруженными на Фасосе и в Фивах, и др.. Однако все эти находки датируются X-VIII вв. до н.э., максимум – позднемикенским периодом (XI в. до н.э.) [Яйленко 1990: 132-135]. То есть, к тому времени, когда Греция уж испытала куда более существенное влияние индоевропейской культуры. Так, язык, на котором разговаривали древние греки микенского периода, относится к индоевропейской группе. Наиболее ранние документы на этом языке, написанные линейным письмом В, датируются XIV в. до н.э.6, но разговаривали на нем, безусловно, и раньше. Природа догреческого (доиндоевропейского) субстрата до сих является предметом яростной полемики, однако уже практически не вызывает споров, что с семитскими языками, к которым относится, в частности, финикийский, он не имел почти ничего общего [Откупщиков 1988: 13]. Необходимо отметить, что язык – это не просто слова, но и определенный способ постижения мира, а стало быть уже на уровне языка семитская мировоззренческая матрица была чужда грекам, а стало быть прямое, механическое перенесение на греческую почву протофилософских концептов финикийцев вряд ли могло быть возможным.

Индоевропейскому ареалу принадлежит и греческая религия и космогония7. Так, очевидно индоевропейское происхождение имеет верховный бог в греческом пантеоне – Зевс, Ζεύς (в род. падеже – Διός). Его имя происходит от праиндоевропейского корня *diēu-, имевшего значение «сиять, сверкать», «небо, день». К тому же корню возводятся греческие δῖος («божественный», «блистательный», «лучезарный»), ευδία («хорошая погода»), латинское dies («день»), латинское же наименование Зевса Diespiter-Juppiter, а также имя древнеиндийского бога Dyaus, иллирийского Δειπάτυρος, древнегерманского Ziu, древнеисландского Týr. От того же корня образовано слово, означающее «светлых», небесных богов – на санскрите devah, по-латыни dues, по-гречески θεός [Зайцев 2005: 72; Буркерт 2004: 35, 225].

Несмотря на известное и совершенно объяснимое в силу географической близости взаимовлияние финикийской и греческой религий, между ними существует ряд принципиальных концептуальных различий. Так, греком было совершенно чужд и непонятен финикийский обряд «погребения божества», поскольку для греков боги бессмертны.

Что касается возможного влияния финикийской мысли на Грецию периода архаики и ранней классики, то даже чисто статистически можно доказать, что влияние малоазиатских и «северных» культур было гораздо сильнее. Так, в списочном составе ста наиболее известных и влиятельных философов Древней Греции начиная с IX в. до н.э. и заканчивая «веком Перикла» заметно преобладают мыслители малоазийского происхождения (55%), по 3% философов представляют негреческие государства и территории Малой Азии, уроженцы Крита и Кипра, а также территории негреческого северо-востока. При этом вектор распространения философской мысли и «культурной колонизации» был направлен с Малой Азии, восточного Средиземноморья и «севера» на запад, в «материковую» Грецию [Матвейчев 2015a: 44-62]. Заметим, что два фигуранта списка – Фалес и Пифагор - упоминаются в списке в качестве представителей Малоазийской Греции, несмотря на то, что по свидетельствам Геродота и Ямвлиха соответственно они имеют финикийское происхождение. Однако к резидентам финикийской культуры их можно отнести разве что с большой натяжкой. В любом случае, в общем статистическом массиве они не делают погоды, составляя лишь два процента от списка.

Корни греческой философии находятся вне греческого мира – это положение в современной историко-философской литературе стало почти мейнстримом. Однако вопрос о том, влияние какой культуры стало решающим для появления греческой философии и заложило основы западноевропейского мышления, до сих пор открыт. Наиболее аргументированной является точка зрения сторонников индоевропейского влияния, однако его характер, формы и вектор остаются вопросами ученых дискуссий, в результате которых постепенно отсекаются и отмирают многие пусть и красивые, но научно несостоятельные и нередко политически ангажированные концепции. На наш взгляд, преимущественным направлением исследований должен стать северный вектор индоевропейского влияния на греческую культуру, однако доказательство этого тезиса выходит за пределы круга задач данной статьи и станет предметом отдельной работы.

Список литературы

1. Асмус 1962 – Асмус В. Ф. Древнегреческая философия // Философская энциклопедия. В 5 т. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1962. С. 65-72.
2. Большаков А. О. Человек и его Двойник. Изобразительность и мировоззрение в Египте Старого царства. СПб.: Алетейя, 2001.
3. Буркерт 2004 – Буркерт В. Греческая религия: Архаика и классика. СПб.: Алетейя, 2004. 584 с.
4. Вернадский 1991 - Вернадский В. И. Научная мысль как планетное явление. М.: Наука, 1991. 271 с.
5. Вольф 2003 - Вольф М. Н. Онтологические аспекты иранских влияний на раннюю греческую философию. Дисс. … к. филос. н. Новосибирск., 2003. 226 с.
6. Вольф 2006 – Вольф М. Н. Ранняя греческая философия и Древний Иран. СПб.: Алетейя, 2006. 224 с.
7. Гегель 1993 - Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Т. 1. СПб.: Наука, 1993. 350 с.
8. Гёльдерлин 1988 - Гёльдерлин Ф. Гиперион. М.: Наука, 1988. 720 с.
9. Гуссерль 1995 - Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Культурология. XX в. Антология. М.: Юрист, 1995. С. 297-330.
10. Диоген 1986 – Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1986. 571 с.
11. Емельянов 2000 - Емельянов В. В. О первоначальном значении шумерского МЕ (Методология исследования категорий мироощущения) // Вестник древней истории. 2000. №2. С. 150-160.
12. Емельянов 2009 - Емельянов В. В. Предфилософия Древнего Востока как источник нового философского дискурса // Вопросы философии. 2009. №9. С. 153-163.
13. Жданов 2006 - Жданов В. В. Эволюция категории «Маат» в древнеегипетской мысли. М.: Современные тетради, 2006. 134 с.
14. Жданов 2012 - Жданов В. В. Древнеегипетские теокосмогонии как формы предфилософского дискурса. М.: РУДН, 2012. 171 с.
15. Жданов 2016 - Жданов В. В. Древнеегипетские теокосмогонии: опыт историко-философского анализа. Автореф. дисс. … д. филос. н. М., 2016. 56 с.
16. Жмудь 1985 – Жмудь Л. Я. Пифагор в ранней традиции // Вестник древней истории. 1985. №2. С. 121-142.
17. Зайцев 2005 – Зайцев А. И. Греческая религия и мифология. СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Академия, 2005. 208 с.
18. История философии 1941 – История философии / под ред. Г. Ф. Александрова, Б. Э. Быховского, М. Б. Митина, П. Ф. Юдина. В 3 т. Т. I. Философия античного и феодального общества. [М.]: Политиздат при ЦК ВКП (б), 1941. 492 с.
19. Кессиди 1982 – Кессиди Ф. Х. Гераклит. М.: Мысль, 1982. 200 с.
20. Крамер 1965 - Крамер С. Н. История начинается в Шумере. М.: Наука, 1965. 256 с.
21. Матвейчев 2015a - Матвейчев О. А. К вопросу о малоазийских корнях ранней греческой философии // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2015. Т. 15. № 4. С. 41-66.
22. Матвейчев 2015b - Матвейчев О. А. К вопросу об индоевропейской основе ранней греческой философии // Социально-гуманитарные знания. 2015. № 6. С. 112-126.
23. Матвейчев 2016a - Матвейчев О. А. К дискуссии о генезисе древнегреческой философии // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2016. Т. 16. Вып. 4. С. 5-16.
24. Матвейчев 2016b - Матвейчев О. А. К дискуссии о происхождении древнегреческой философии в русской и советской философской мысли // Вопросы философии. 2016. № 6. С. 185-199.
25. Откупщиков 1988 – Откупщиков Ю. В. Догреческий субстрат. У истоков европейской цивилизации. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. 264 с.
26. Рассоха 2007 - Рассоха И. Н. Украинская прародина индоевропейцев. Харьков: ХНАМГ, 2007. 394 с.
27. Рассоха 2009 - Рассоха И. Н. Финикийская философия и Библия. Открытие финикийцами Америки. Харьков: ХНАМГ, 2009. 388 с.
28. Рассоха 2015 - Рассоха И. Н. Философская мысль Финикии. Дисс. … д. филос. н. Харьков, 2015. 394 с.
29. Рассоха 2018 - Рассоха І. М. Справжність Велесової книги: науковий доказ. Київ: Український пріоритет, 2018. 320 с.
30. Рожанский 1979 – Рожанский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М.: Наука, 1979. 488 с.
31. Хайдеггер 1993 - Хайдеггер М. Что это такое – философия? // Вопросы философии. 1993. № 8. С. 113-123.
32. Целлер 1996 – Целлер Э. Очерк истории греческой философии. СПб.: Алетейя, 1996. 296 с.
33. Чанышев 1982 – Чанышев А. Н. Начало философии. М.: Изд-во Московского университета, 1982. 184 с.
34. Яйленко 1990 – Яйленко В. П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. 271 с.
35. Bernal 1987 - Bernal M. Black Athena. The Afroasiatic Roots of Classical Civilization. Vol. I. The Fabrication of Ancient Greece 1785–1985. New Brunswick: Rutgers University Press, 1987. xxxii, 575 p.
36. Bernal 1991 - Bernal M. Black Athena. The Afroasiatic Roots of Classical Civilization. Vol. II. The Archaeological and Documentary Evidence. New Brunswick: Rutgers University Press, 1991. xxxiv, 736 p.
37. Bernal 2006 - Bernal M. Black Athena. The Afroasiatic Roots of Classical Civilization. Vol. III. The Linguistic Evidence. New Brunswick: Rutgers University Press, 2006. xxxviii, 808 p.
38. Burkert 1982 – Burkert W. Die orientalisierende Epoche in der griechischen Religion und Literatur. Heidelberg: Winter, 1982. 135 p.
39. Guthrie 1962 – Guthrie W. К. С. А History of Greek Philosophy. Vol. I. The Earlier Presocratics and the Pythagoreans. Cambridge University Press, 1962. 539 p.
40. Hölscher 1953 – Hölscher U. Anaximander und die Anfänge der Philosophie. Hermes, 1953, S. 257-271; 385-417.
41. Kirk, Raven 1957 – Kirk G. S., Raven J. Е. The Presocratic Pililosophers: A Critical History with a Selection of Texts. Cambridge University Press, 1957. 487 p.
42. Masson-Oursel 1938 - Masson-Oursel P. La philosophie en Orient. Paris: Presses universitaires de France, 1938. xii, 188 p.
43. Ventris, Chadwick 1953 – Ventris M., Chadwick J. Evidence for Greek dialect in the Mycenaean archives // The Journal of Hellenic Studies. 1953. Vol. 73. Pp. 84-103.
44. West 1971 – West M. L. Early Greek Philosophy and the Orient. Oxford, 1971. 257 р.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив