О дедушке Лёне, Дымке и иже с ними

Память сердца она совсем не по плану работает, а если и по плану, то точно не по моему желанию и обыкновению, — как писал классик Антон Павлович Чехов в первой пьесе «Безотцовщина»:«У меня свежей голова, чем у тебя!». И памяти сердца с закромами подсознания — им невозможно сказать:"Давай про случай деда с быком, он интереснее, показательнее, и в смысле характеров и в противоборстве между животным/буйволом и человеком, но нет...
Сегодня рассказываем про Дымку. Кошку без роду и племени, кошку — найдёныша, которую выкармливали из бутылочки с соской, её нашли на берегу речки. Деда ранним утром шёл на рыбалку и нашёл, а бабуле Марфе досталось выхаживать. Видать умники хотели как Муму, того этого — утопить приплод, но что-то дало сбой. И из кошачьего помёта Дымка одна осталась живой. Вот не помню, сколько она у дедушки с бабушкой прожила — наверное достаточную кошачью жизнь. Правда, была оставлена без котят, не пускали её к котикам. Она хоть и жила в деревне, а сама была абсолютно домашней. Просилась в туалет, выходила не дальше крыльца, под крыльцом в укромном месте стояла её песочница. В доме мыши не водились, да и в сарайках с курятником истребляла грызунов только так, если её Деда с Бабой подсаживали на ночь, она своё дело знала.
Однако жизнь штука такая, ото всего не огородишься и соломку не подстелешь, как не старайся.
В одни зимние каникулы я нашла полузамёрзшего котёнка в горке антрацита — угольный чёрный заморыш отчаянно пищал у фермы, когда я шла за мичуринской айвой с коробкой разноцветных помадок для телят. Мне очень нравилась эта лимонно-жёлтая яблоковидная айва даже просто пареной. Её привозили к зиме на корм бурёнкам свежей. Морозов что ли она не боялась?! Мичуринская айва лежала на телеге с сеном, но в этот раз я до них не дошла. Коробка конфет с помадкой была предназначена для телят, вроде обмена, чтобы никого не обидеть и не обделить. Вот сколько в коробке было конфет 24 или 36 ? Не помню, но столько было в коровнике и телят. Дедушка Лёня подрабатывал скотником после ухода на пенсию.
— Скотинку люблю, — говорил он. У него всегда было чисто, прибрано. Даже силосные ямы выглядели как картинка, а запах был — умопомрачительный.
— Деда, а почему с таким запахом парфюма нет?
— Смешная ты, внука, а вроде умная, — кому это надо? Тем амурным( гламурным) что ли?! Да они же коров живых не видели, не то что силосную яму понюхать...
На этот раз я забыла про всё, увидев крохотного Уголька, схватила его к себе в цигейковую шапку, оставшись в вязаной; и потащилась в конторку к деду. Помадку сахарную оставила на куче с антрацитом.
— Охо-хо-хо — закрякал дед. — Не было, значит, печали...
— Где-то у меня стакан козьего молочка был, у Зинки просил, знал ведь, что прибежишь ко мне от своих бабулек с пирожками..
— Твоих тоже, Деда! — дождалась искр из озёрных глаз. — А пирожки с повидлом в авоське.
— Ты вот что: держи пипетку, проверь своими очами чистая ли?! А вон на печурке кружка кипятка стоит, не обожгись, аккуратно обдай и промой, тогда набери из стакана молоко и по капельке давай Угольку — будет пить; считай, что повезло.
— Кому, Деда, ему или нам?!
— Ёк-макар-Ёк — всем, внука, повезёт! Дымке, прежде всего.
— А Дымка тут причём?!
— Мала ты ещё... не будем...торопить...торопиться...
— Ты корми Антрацита своего из пипетки, вон он всё вылакал, корми пока не наестся — вишь, как оно ... оголодал... Утри его и посмотри с насекомыми али нет?! И вот ему подушонка тёплая покамест. Авось донесёшь до Дымки в тепле и сухости.
— Дед — это же варежка твоя дырявая.
— А котёнку тёплая колыбель — в самый раз.
— Ну, взрослые, вас не поймёшь! — ...
— А детки от энтих взрослых ещё хлеще пошли. Мороз под тридцатник, она шапку тёплую с себя сняла. Забот захотела прибавить всем. У-у-у, девка...
— Я там, дедушка Лёня, на угле коробку для телят оставила, — искры у меня из глаз посыпались после слова «девка», ничем не замажешь.
— Хотела на айву спелую обменять для мармеладу? Так и быть, сталося, схожу, ублажу и к вечеру принесу тебе. Беги к бабушкам, они там сообразят всяко лучше, чем я.
Дошли с котёнком мы быстро по морозу. Да чего там, я бежала с Угольком, как могла. Раскраснелась. Бабули не узнали бледную меня, думали что-то случилось:
— А я раскрыла руки и показала найденного Уголька.
Марфа сразу засуетилась, неохотно проворчав:
— Всё мою жизнь эти найдёныши, то козы с цыплятами, поросятами, то щенки, то кошки. Боже, подняв обе руки к небу, видать судьба такая — выхаживать слабаков и отказников.
Дымка потянулась, выгнула пушистый хвост дугой и прыгнула с тёплой печи на высокий табурет, стала принюхиваться, а котёнок мирно спал на варежке в середине сундука. И в какой-то момент она снова прыгнула прямо на сундук, легла так, что обогнула котёнка всего.
— Взяла под крыло! — Приняла, — изрекла зеленоглазая Марфа.
Так кошки проспали несколько часов, а потом котёнок попросил есть снова. И снова ему достались несколько пипеток тёплого козьего молока.
Когда вечером пришёл Дед Лёня, Дымка Уголька вылизала от макушки до хвоста. И он оказался серой и пушистой ею — девочкой. Так Уголёк и стал Умой — Умкой.
А вечером все пили чай с айвовым мармеладом под зелёным абажуром. Бабушка Марфа умела приготовить из айвы и домашнюю пастилу, и кисленький мармелад. Наверное вкуснее и ароматнее я ничего в жизни своей не ела.