Ну что, брат Пушкин, айда, сукин сын? Или попытка анализа одного окололитературного холивара.

tilimoska — 15.05.2012 Hесколько дней назад я, по ссылке, попала в один пост. Пост был о Цветаевой. О том, как она выглядела, какой была, как вела себя и т.д. Ничего хорошего там написано не было и по количеству комментов, которые я не читала, я, как мне показалось, поняла, что там возник холивар. Вновь открывшимися фактами кто-то был возмущён; кого-то возмутило, что такое вообще было написано, а кто-то им, этим фактам, может быть, даже обрадовался. Здесь возникают три линии:
1) написавший
2) восхищённые
3) возмущённые.

Имею по этому поводу тоже сказать.

Но для этого обращусь не к тому посту. Мне не хочется снова туда заходить. Я обращусь к лекции Веллера "Русская классика как апокриф". Единственному произведению этого автора, которое я прочитала. И ещё я оговорюсь: я - человек, ограниченный прозой. Цветаеву я практически не знаю, потому что поклонницей я её не являюсь. Её поэзия кажется мне женской. О том, что такое поэзия женская, я говорить не буду, это не является предметом моего нынешнего исследования. Я хочу сказать о другом.

Итак.

В своей лекции Веллер говорит о том, что нельзя воспринимать написанное автором в отрыве от его жизни и личности. Никогда. Он говорит о том, что "не надо пускать розовые слюни", "не надо создавать себе светлый образ писателя", что писатели - живые люди. И он начинает излагать факты из жизни русских писателей. Не самые симпатичные факты.

Пушкин, например, был "...скандальный молодой человек, любитель выпить, любитель сыграть, любитель пройтись по бабам. И ещё он писал стихи. Вот, в сущности, и всё, чем он занимался".

Далее: "...Анна Керн заехала, и то, что в поэзии называется "Я помню чудное мгновенье", в истории болезни называется "беспорядочные половые связи" и вело к многочисленному лечениюот гонореи".

Потом: ...мы не будем повторять сплетни о том, что через какое-то время по усадьбе стали бегать дети, слегка похожие на Пушкина, и иногда их даже продавали, потому что было крепостное право. Мы не будем говорить о том, что великий русский писатель торговал своими детьми".

И: "...менее известно, что, поскольку за Пушкиным оставалось право выстрела, он устроился поудобнее, прицелился и раздробил пулей Дантесу кисть правой руки. И всю оставшуюся жизнь Дантес доживал с искалеченной рукой".

А далее - факты из жизни других писателей. Факты, в общем-то, всем известные. А стиль их изложения я бы назвала потугами остроумия без надежды на разрешение. Или, например, выкидышем остроумия. В общем, точного слова я для определения этого стиля не нашла.

И вот я читала. И думала: "Зачем это? Зачем так?" Я подумала, что все возможные слюни Веллер смыл попахивающим потоком. И я подумала, что произведение надо воспринимать в отрыве от личной жизни писателя. К произведению, его ценности, эта жизнь отношения не имеет. И потом: Веллер, ты сказал, что не будешь повторять сплетни. Но ты их повторил.

Мы говорили с подругой о том, что поэты часто пишут о своих чувствах, переживаниях, о разных. И, может быть, написанное стоит оценивать с точки зрения того, как это написано, нравится это или не нравится. И в подробности отношений автора с прототипами образов не стоит вникать. Да и зачем вообще судить о личности автора. Мы же не за этим к нему пришли.

Мне лично интересно поизведение, а не личность писателя. Мне неинтересно, был ли он пьяница, подлец или ловелас. Но есть другие люди. Такие, которым всё интересно. Такие, которые хотят знать о внешности, манерах, жизни известных людей. И вот здесь есть одна линия - взгляд. И эта линия имеет разные направления.

Так вот, Веллер, написанное им о Пушкине - это просто такой взгляд. В этом видится мне вечная попытка посредственности приблизиться к мастеру, к гению. На основании, например, того, что и гений какал. Человек пишущий и имеющий претензии, человек, одарённый менее, чем тот, всем известный, может собрать все самые неприглядные факты. И их опубликовать. И стать, вроде бы, как-то даже причастным. Вот только как? И к чему?

А сплетни. Я их не люблю. Мне кажется, что, по меньшей мере, не хорошо повторять сплетни о тех, кого давно уже нет. О тех, кто жил сложной, тяжёлой жизнью. О тех, кто мучительно умер. И кто ответить уже никогда не сможет. Даже если бы захотел.

А закончить я хочу словами Пушкина. Он написал их в письме Вяземскому.

"...Оставь любопытство толпе и будь с Гением. Толпа жадно читает его исповеди, записки, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он так мал, как мы, мерзок, как мы. Врёте, подлецы! Он и мал, и мерзок, но не так, как вы - иначе".

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив