Новомученики и исповедники Российские. Архиепископ, который сидел за других
von_hoffmann — 10.12.2023«Я готов был сдаться на требование следователей, готов был наклеветать на себя и друзей. Но тут на допрос привели владыку Николая». Память священномученика Николая Добронравова 10 октября.
Интриги комиссии по отделению Церкви от государства
После кончины Патриарха Тихона (1925) владыка Николай стал одним из ближайших помощников Местоблюстителя патриаршего престола, митрополита Крутицкого Петра (Полянского). В 1925 году единству Русской церкви вновь грозил спровоцированный ОГРУ раскол (названный григорианским по имени инициатора, екатеринбургского архиепископа Григория (Яцковского)).
Архиепископ Григорий добивался того, чтобы Местоблюститель патриаршего престола Петр передал церковное управление церковной коллегии (таким образом фактически упраздняя патриаршество, единую централизованную церковную власть, особенно важную в годы гражданской и церковной смуты).
Предполагая свой арест за «неповиновение», митрополит Петр первым в списке архиереев, которым он выражал абсолютное доверие, поставил имя архиепископа Николая (Добронравова), как исповедника, человека твердых убеждений и опытного иерарха.
11 ноября 1925 года комиссия по проведению Декрета об отделении Церкви от государства приняла решение ускорить процессы раскола в Церкви, для чего предложила арестовать архиереев, особо активно противящихся антицерковной политике. 11, 20 и 30 ноября 1925 года были арестованы одиннадцать архиереев из числа ближайших сподвижников митрополита Петра, и среди них архиепископ Николай, а также многие священники и миряне.
«Выпейте валерьянки и успокойтесь. Я не понимаю звериного рычания»
Священник Сергей Сидоров, арестованный по тому же делу, вспоминал впоследствии: «На первом моем допросе в ноябре 1925 года следователь потребовал от меня выдачи автора одного очень важного документа митрополиту Петру. Я отказался его назвать, и Тучков (секретарь комиссии по проведению Декрета об отделении церкви от государства при ЦК РКП(б). — Прим. ред) потребовал очной ставки моей с архиепископом Николаем.
Помню серую мглу сумерек… хриплый крик Тучкова и нечленораздельный возглас… следователя, который все время целился поверх моей головы в окно маленьким браунингом.
Архиепископ Николай вошел, взглянул… на меня и остановил внимательный взгляд свой на следователе. На владыке была сероватая ряса и зимняя скуфья. Утомленные глаза были холодно-строги. Встав со стула, следователь разразился такими воплями, что звякнули стекла дверей и окон. Высокопреосвященный Николай властно прервал его: “Выпейте валерьянки и успокойтесь. Я не понимаю звериного рычания и буду отвечать вам тогда, когда вы будете говорить по-человечески. И спрячьте вашу игрушку”.
Чудо совершилось. Следователь спрятал револьвер и вежливо стал спрашивать владыку.
Когда рассеялись ужасы сидения в тюрьме, то мне удалось узнать подробности пребывания владыки Николая на Лубянке. Я с ужасом узнал об издевательствах над ним, о его сидении в подвале тюрьмы и о непрестанных ночных допросах. И с тем большей благодарностью я склоняюсь перед величием его духа, благодаря которому владыке удалось спасти многих и сохранить многие церковные тайны. В московской тюрьме особенно ярко выявился его строгий и правдивый лик, смелый лик человека, забывающего о себе и готового к смерти за веру.
Много благодарен я ему лично за свою судьбу. К 8 января 1926 года у меня было двадцать три допроса, всю ночь под 9 января я был почти под непрерывным допросом.