Ночь в Калабрии

perets_all — 20.12.2010

Я не увлекаюсь зрелыми женщинами. Первый такой опыт я получил, когда мне было чуть за двадцать. Она была мамой моего приятеля. Тогда это произвело на меня впечатление. Не сам секс, нет, просто было щенячье ощущение восторга просто от того, что с тобой в постели все понимающая и так много умеющая женщина. Это было как переход на какую-то новую ступень, обряд превращения неопытного мальчишки в зрелого любовника. Потом была еще пара подобных скоротечных романов, которые оказались менее вдохновляющими, так как к тому времени я уже перестал смотреть на секс, как на многообразие поз и техник.

- Скажите, а пиво здесь вкусное?

Я не сразу понял, что вопрос прозвучал на русском. Шторм, третий день подряд молотивший в бетонную стену набережной, заглушал звуки. К тому же сильный, то ли прибалтийский, то ли скандинавский акцент обманул меня. Ну и, наконец, я никак не предполагал, что единственным человеком, который обратит на меня внимание за последние 48 часов, окажется мой соотечественник.

- Сорри? – машинально откликнулся я.

- Я спросила, вкусное ли здесь пиво? – терпеливо повторила она.

И я понял - русская. Ну, в крайнем случае, латышка или скорее эстонка, судя по внешности.

- О, пиво здесь отличное! – заверил я. – Присоединяйтесь.

Я галантно привстал над столиком и широким жестом показал на соседний стул.

Я заметил ее минут сорок назад, когда она неторопливо прошла мимо меня по пустынной набережной, укрываясь под зонтом от мелкого дождя и штормовых брызг. Широкая зеленая юбка, коричневая куртка, золотистые вьющиеся волосы. Когда-то была красавицей. До того, как тело начало расплываться, выплескиваясь из культовых 90-60-90 как тесто из кастрюли. «Гробница женской красоты», как сказал бы Гумберт Гумберт. Впрочем, набоковский любитель малолеток считал безнадежно утратившими сексуальную привлекательность всех, кто успел выйти из школьного возраста. А здесь была никак не школьница и даже не студентка. Около 40, плюс-минус.

В общем, не знаю, пытался ли бы я быть галантным, если бы солнце отражалось в лазурных волнах Тирренского моря, а мой взгляд ласкал бы упругие ягодицы прогуливающихся по набережной студенток или ищущих приключений 25-летних офис-вумен, которые убивают долгие часы в фитнес-центрах, чтобы продемонстрировать потом свою великолепную наготу, как торжество разума над плотью.

Но небо, плюющееся холодным дождем, было похоже на застиранную простыню. Шторм двое суток рассекал грязные волны о пирс. А я накачивался пивом и проклинал говорливую Дашку из турагенства, впарившую мне эту горящую путевку между двумя торопливыми раундами секса, и уверявшую, что конец апреля – это лучшее время для отдыха на Средиземноморье…

Она сказала, что ее зовут Любовь.

- Любовь Андреевна? – вырвалось у меня.

- Почему, Любовь Андреевна? – слегка нахмурилась она.

- Вы напомнили мне чеховскую даму с собачкой. Я заметил вас полчаса назад: одинокая фигура под зонтом, благородная осанка, слегка отрешенный вид… Романтично и слегка печально.

- Разве даму с собачкой звали Любовь Андреевна?

- Я не уверен, точно не помню. Но у нее вполне могло быть такое имя. Звучит благородно и одновременно трогательно.

- Хорошо, пусть будет Любовь Андреевна, - улыбнулась она.

Улыбка у нее была изумительная. Лицо чудесно преображалось и отбрасывало лет двадцать своего возраста. И еще в ее глазах, цвета Балтийского моря в ноябре, вспыхивали огоньки. Словно проблеск маяка в ненастную ночь. И я почувствовал себя моряком, потерявшим ориентир среди бескрайней воды, и вдруг увидевшим луч света в случайном разрыве туманной пелены.

Я выпил еще одну кружку, а ее пиво оставалось почти нетронутым.

- Не понравилось? – спросил я.

- Я не очень люблю пиво, - ответила она. – но вы так вкусно его пили, что мне захотелось тоже попробовать.
Я понял, что ей было так же одиноко на этом далеком от дома берегу, как и мне. Муж привез ее в отель в тот же день, когда прилетел я, и сразу уехал в Неаполь, на встречу с партнерами, вернуться должен только послезавтра.

- Вам не холодно? – я посмотрел на ее мокрые ботинки.

- Да, немного.

- Давайте зайдем в мой отель, это рядом. Я тоже возьму зонт и провожу вас. А потом вы переоденетесь, и мы сможем вместе погулять под дождем.

- Мы поднялись в мой номер. Выпили немного коньяку – я тоже порядком продрог на ветреной набережной. Я надел теплый свитер, куртку, взял зонт. Собрался сказать, что готов к прогулке. Увидел, что она стоит на балконе, курит тонкую сигарету и смотрит вдаль, на раскачивающееся от самого горизонта море. Ветер сбил в сторону ее золотистые локоны, оголив шею. И я, неожиданно для самого себя, поцеловал ее чуть пониже уха. Она выронила сигарету, но не попыталась отстраниться. Мои руки легли на ее бедра и я снова поцеловал ее в шею, вдыхая чуть горьковатый запах ее кожи, волос, духов «Шанель №5», перемешанных с сигаретным дымом. Я почувствовал, как ее тело слегка подалось ко мне, но тут же она отстранилась, развернулась ко мне лицом и сказала:

-Не надо.

- Извини, - сказал я. – Не знаю, что на меня нашло. Просто извини.

- Ты готов? – спросила она. – Идем гулять?

- Да.

Мы вошли в номер. Я закрыл балконную дверь. Когда я повернулся, я увидел, что она стоит рядом и смотрит на меня. Я снова поцеловал ее, на этот раз в губы. Она ответила. Ее губы были мягкими, а язык горячим и гибким. Я почувствовал, как ее рука скользнула к низу моего живота. Ее дыхание участилось в унисон с моим дыханием. И вдруг она оторвалась от меня, вернее, оттолкнулась, как пловец от бортика.

- Нет, - сказала она. – Я не могу, прости.

Но я уже не мог остановиться. Я снова нашел ее губы. И они снова ответили. А потом она откинула голову, посмотрела мне в глаза и спросила:

- Ты меня хочешь?

- Да, - ответил я, окрасив голос легкой хрипотцой. Я очень тебя хочу.

Потом мы лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу бедрами. Пили еще коньяк. По очереди затягивались дымом сигареты, которую она держала в своих пальцах, и каждый раз, затягиваясь, я старался прикоснуться щекой к ее ладони. Снова занимались сексом. Выходили на балкон, чтобы ветер охладил разгоряченные тела. Я выходил голым, а она заматывалась в простыню, хотя я уже рассмотрел все раны, которые годы наносят женской красоте.

Чем совершенней красота, тем сильнее и безжалостней удары времени. Или мне это только так кажется, ведь время равнодушно и неизбирательно. Просто у некрасивых женщин это не так бросается в глаза. А некоторые из них с возрастом становятся привлекательнее, чем в молодости.

Меня разбудил солнечный свет. Небо было прозрачно синим. Море успокаивалось, хотя еще ворчало, как потревоженный во сне бульдог. Любовь Андреевна ушла по-английски, не оставив даже записки. О том, что мне это все не приснилось, напоминал только запах ее тела, пота, духов, сигаретного дыма, впитавшийся, как отпечаток секса, в подушку и простыни. Несколько минут я жадно вдыхал этот жгучий аромат, раздувая ноздри и ощущая, как кровь горячими толчками накатывает к низу живота.

Мне было жаль, что я пропустил ее уход. Я представил, как она одевается, застегивает лифчик, подтягивает черные трусики…. Процесс одевания всегда возбуждает меня не менее процесса раздевания. Я бы поцеловал ее в спину между лопатками, и у нас опять была бы любовь, на этот раз под теплыми лучами итальянского солнца.

Я вышел на набережную. Неторопливо выпил капучино, поглядывая по сторонам в надежде увидеть золотистые локоны и глаза цвета Балтийского моря в ноябре. Потом двинулся вдоль пляжа. В цветочной лавке стояли огромные, ослепительно белые калы. Я купил все ведро и отнес в номер. Потом снова бродил по набережной и по городу.
После полудня я отправился в ее отель. Драматично размахивая руками, перемешивая плохой английский с итальянским, портье рассказал мне, что «ночью приехал муж сеньоры, он очень волновался, а утром, когда сеньора пришла в отель, устроил una scena di gelosia (сцену ревности). Потом сеньор оплатил счет, и они уехали».

Я плелся в свой отель по волшебно ожившей набережной, и совсем не обращал внимания на изумительные попки, совершенные плоские животики и бесстыдно выпирающие сквозь тонкую ткань невесомых купальников упругие соски. Мне хотелось лечь в кровать, уткнуться носом в подушку и вдыхать запах ее тела.

Но горничная уже сменила белье. Оно было белоснежно-стерильным. И я подумал, что так могла бы пахнуть моя постель, если бы я провел ночь с надувной резиновой куклой.

Калы стояли в моем номере еще двое суток, нисколько не утрачивая свою красоту и свежесть. А на третий день я улетел в Питер, не дожидаясь окончания отпуска.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив