НИКОЛА

Давным давно, я пытался попасть в одну из старейших старообрядческих часовен. Сколько сил потратил! Ездил я туда, на север, много раз, прежде чем мне удалось познакомиться с наставником. Сначала он разговаривал со мной за оградой и войти не приглашал. Каждый раз, когда мы договаривались с ним встретиться, он, на всякий случай, обставлялся не на шутку, предупреждал родственников, приглашал свидетелей.
Однажды, не так давно, он пожаловался мне:
- Смотри, - говорит, - Женя, нам всем уже далеко за семьдесят, и
молодые к нам почти не идут…
Я ему говорю:
- Варфоломеич! Вот ты меня давно знаешь, а несколько лет только
из-за ограды со мной разговаривал! Ну как к тебе молодые-то
пойдут?!
В часовню он пустил меня только через несколько лет. Увидев такое
обилие высококлассных невьянских икон, я был просто потрясен. Я не
представлял, что где-то это могло сохраниться в таких объемах.
Но фотографировать Варфоломеич ничего не разрешил. А нормально
рассмотреть и запомнить у меня не получилось, потому что свет
включить не позволили. Да, похоже, там и нет света, только на
кухоньке. Все очень чисто и половики настелены. Только иконы очень
старые, закопченные, и потемневшее золото повсюду. Договорились,
что я приеду с реставраторами посмотреть. Состыковались еще через
пару месяцев. Приехали. Свет не включают, руками трогать не
разрешают. Посмотрели с руками за спиной. Вижу, что много подписных
и датированных. Я говорю:
– Варфоломеич, разреши отфотографировать.
Строго:
– Нельзя!
А потом, через год, я уговорил Варфоломеича, и мы съездили на
Веселые Горы, на могилы Святых отцов. Залезли на скалу, и видели
пещеру, где, по преданию, писал иконы знаменитый невьянский
иконописец о. Григорий Коскин. Поговорили о вере, и сошлись на том,
что несть ни эллина ни иудея, а судить всех будут по делам.
Договорились называть друг друга на «ты». Я уговорил Варфоломеича,
чтобы он мне разрешил еще раз приехать и внимательно посмотреть
иконы. Обещал подумать. Долго думал, советовался с наиболее
авторитетными уральскими часовенными. Кряхтел. Пыхтел. Но
пригласил.
И вот, я приезжаю. Осень. Дождь накрапывает. В часовне одно
маленькое зарешеченное окошко. Снимаю обувь. Варфоломеич
переодевается в кафтан(?), молится. Зажигает несколько свечек,
становится вовсе темно. Начинает мне показывать иконы. Осторожно
снимает с полочки (иконы только стоят, их не вешают!) и из своих
рук дает мне посмотреть. Я жалобно:
– Варфоломеич, но мне же не видно!
– Ничего, я тебе, мил человек, к окошку поднесу.
Меня интересуют подписи на опуши, даты, тыльная сторона иконы – а
мне ничего не видно! Глаза устают. А когда еще случай представится.
Я уж взмолился:
– Варфоломеич, ты мне глаза высадишь!
А он:
– Устал, мил человек? Ну, давай в следующий раз.
Ага, думаю, знаю я твой следующий раз. До верху не дотягивается,
поставил стремянку. (Не совру! Стремянка середины позапрошлого
века!) Полез наверх. Трясется все. Снимает икону. Я испугался:
– Эй, Варфоломеич, ты сейчас сверзишься!
А он стоит с иконой:
– Небось!… Ну-ка, держи!
Я только руки протянул, а он:
– Да не икону! Меня держи!
Так ведь и не дал ни разу руками прикоснуться!
Вдруг Варфоломеич говорит тихим голосом:
– Мил человек, залезь на стремянку, посмотри, что там у нас
наверху.
Я залез, и, напрягая глаза из последних сил, рассмотрел почти
неразличимые сюжеты темных икон.
– Варфоломеич, – спрашиваю, – как вы молитесь, когда не видите, на
что молитесь?!
Он лишь плечами пожал:
– Деды молились.
Я говорю:
– Варфоломеич, разреши несколько икон раскрыть. Уберем копоть и
грязь, расчистим старую олифу, икона засверкает другими
красками!
Он серьезно:
– Нельзя! Такие люди святые на эти иконы молились! Это святость на
иконах, намоленность! Это нельзя смывать!
– Нет, - говорю, - Варфоломеич, это копоть и чад с кухни и еще,
когда в лампады трансформаторное масло наливают! Смотри, говорю, ты
же умываешься, моешься, мочалкой трешься - приятно же чистому. А
почему ты думаешь, что иконе неприятно?
Вижу, задумался. И вот, позвонил мне через какое-то время и
говорит:
– Я поговорил с отцами, по реставрации обещали подумать, но
разрешили, чтобы ты приехал, сфотографировал.
Неслыханная удача. Приехали мы с Андреем – фотографом и в течение
шести часов отсняли все. Свет, правда, так включить и не разрешили
и в руки взять не позволили. Но я все равно очень доволен, потому
что это чудо, что старообрядцы разрешили отфотографировать!
День закончился, вышли мы на улицу. Ночь. Мороз. Снег скрипит и
звезды яркие. И мы повезли Варфоломеича домой. По дороге заговорили
про Николу Чудотворца. Варфоломеич говорит:
– Ох, я Николу уважаю! Проси Николу – а уж он Спасу скажет. Никола
– скорый помощник! Я как что потеряю, сразу Николу прошу – и всегда
нахожу!
И вот, мы подъезжаем к дому. Варфоломеич прощается, и к воротам
идет. Я начинаю разворачиваться, и вдруг Варфоломеич
останавливается,и оборачивается ко мне:
– Подожди, не уезжай, мил человек, я тебе гостинца вынесу.
Подходит к дому, ищет ключ, хлопает себя по карманам, возвращается
к машине. И встревожено:
– Мил человек, давай посмотрим, я тут где-то ключ потерял!
Все обыскали! Всю машину перетряхнули, весь снег утоптали, нет
ключа! Хоть на улице ночуй! Поехали обратно, Варфоломеич всю дорогу
бормочет: «Никола святитель, скорый помощник…».
Подъезжаем. Фотограф остается возле машины, мы с Варфоломеичем идем
в часовню. Все перерыли - нет ключа! Зато нашли какую-то маленькую
сумочку. Выходим удрученные, Варфоломеич вовсе заскучал. И вдруг,
фотограф кричит:
– Петр Варфоломеич, вот, нашел какой-то ключ! Не Ваш?
Варфоломеич обрадовался:
– Мой! А мы вот тут сумочку нашли, не твоя?!
Фотограф аж побледнел, бросился к Варфоломеичу, схватил сумочку и
прижал к сердцу…
– Андрюха, что там у тебя?
– Да так, - говорит, - по мелочи: все деньги, паспорт, права и
ключи от дома.
Сели в машину довольные, смеемся.
– Вот ведь Никола как все устроил! – задумчиво говорит Варфоломеич,
- Ведь если бы я ключ не потерял, то я бы и ваши ключи и документы
не нашел!
Я задумался, и вдруг говорю:
– А знаешь что, Варфоломеич, так получилось, потому, что ты, добрая
душа, решил нам дать гостинцев в дорогу, а так бы, мы уехали, и ты
бы до сих пор искал ключи у своего дома. А мы бы приехали домой
через несколько часов, и обнаружили бы, что Андрюха потерял все
ключи, деньги и документы.
– И то верно, – сказал Варфоломеич.
Мы снова довезли его до дома, подождали, и он нам вынес две баночки
крепких соленых груздей, банку огурцов, и банку моченой брусники.
Мы попрощались и поехали домой довольные.
Вот как Никола-то все устроил!