«Нет, я его освящать не буду: он уже освящен!» Ирина Ратушинская об Антонии

philologist — 24.02.2023 Поэтесса, диссидент Ирина Ратушинская (1954 — 2017) о митрополите Антонии Сурожском (1914 - 2003): "Первая просьба, которой мы озадачили владыку, была такая. Перед самым моим арестом муж сделал мне крест. Арестом уже пахло: были угрозы со стороны КГБ, что если я не буду «сотрудничать», они меня посадят по 70-й статье. Конечно, сотрудничать я отказывалась.



И вот Игорь сделал мне крест из моржового бивня. Почему это было важно? Потому что у заключенных снимали кресты под предлогом того, что это – металлические предметы. А я со своим крестом всю зону прошла и с ним и вышла. И что характерно – в трех разных тюрьмах. От меня трижды при обыске требовали, чтобы я его сняла, и трижды я отказывалась. Однотипно угрожали, что сейчас вызовут наряд и сорвут силой. Я говорила: «Ну, силы у вас, конечно, больше, но я совершенно не отвечаю за то, что будет потом. И советую вам этого не делать, а пойти к начальству, и пусть начальство принимает решение, а не вы лично. И ответственность за это пусть принимает ваше начальство!» Они уходили и не возвращались.

Крест прошел со мной четыре с лишним года, но освятить-то его мы не успели. Меня очень неожиданно арестовали. И вот, встретившись с владыкой Антонием, я первым делом сняла с себя крест и говорю: «Владыка, вы первый человек в сане, до которого я дошла! Освятите мне крест, я с ним зону прошла, но он не освящен!»

Владыка взял его, внес в алтарь, возвращается и говорит: «Нет, я его освящать не буду: он уже освящен!» Игорь принялся рассказывать: «Я точно знаю, владыка, что он не освящен, потому что я сам его делал и не успел освятить!» Владыка на нас смотрит и говорит: «Дети, я священник! И я умею различать, когда крест освящен, а когда – нет!» И больше ничего объяснять не стал (он вообще часто ничего не объяснял).

И только какое-то время спустя я смогла сообразить, кто же мог освятить мой крест. Наша политзона (так называемая «малая зона») стояла на месте заключения, а потом и расстрела монахинь Темниковского монастыря. Нас называли «монашками» – всех женщин-заключенных. Десятилетия назад туда согнали монахинь из нескольких мордовских монастырей, держали некоторое время, а потом в основном расстреляли.

И каждое поколение политзаключенных включало в себя и верующих, и монахинь, и женщин из Катакомбной церкви, и из Православной. Поэтому и нас называли «монашками». И наша зона стояла на их костях, потому что их, где расстреляли, там и закопали. Мы просто жили на их могилах.

И я всё время беспокоилась: неправильный я все-таки человек: и причастить некому, и крест у меня не освящен, и помирать буду без исповеди и Причастия (а помирать, скорее всего, буду, потому что обещали просто уморить в карцере). У мужчин всегда на политзонах сидел какой-то священник, там даже подпольные службы были, но у женщин-то откуда взяться священнику?!

И тут я поняла, кто мне этот крест освятил! А вот то, что владыка – не сразу, а взяв его в руки, – сказал, что он уже освящен и второй раз освящать его не надо, – это я свидетельствую! <...>

Мы ему практически никогда не задавали вопросов. Даже если и приходишь с чем-то, но еще не спросил, тебе уже всё ясно. А, кроме того, безусловно, владыка обладал даром провидения, и об этом могу свидетельствовать.

Я носила свою двойню, до родов оставалось три недели, и вдруг у Игоря совершенно неожиданно в Киеве умирает отец. Никто не ждал. Игорь, конечно, должен срочно срываться и мчаться в Киев: там – мать, сестра. А я срываться и мчаться вместе с ним не могу, потому что я на сносях, живот «двуспальный», у меня под рукой выписка телефонов частной «скорой помощи», врача и чемоданчик на случай, если всё начнется раньше.

И вот Игорь уезжает, и меня, как говорится, «накрывает»: мы со свекром дружили, в семье – горе, и вообще не то что я боюсь, но понимаю, что я одна дома. И если всё начнется, то, как бы это ни происходило (больно или не больно, теряю я сознание или нет), надо будет позвонить, а я одна! Хотя вроде и неплохо себя чувствую…

Игорь очень быстро уехал, мы никому и сказать-то не успели – зачем кому-то звонить: кто чем поможет?

А утром звонок: владыка. А надо сказать, что у нас не было манеры с ним перезваниваться. Хотя телефон и был (на всякий случай). Он нам никогда не звонил (за редким исключением, когда нужно было что-то конкретное), а мы ему тем более: у него народа всегда множество, все его дергают…

А тут он сам звонит: «Я всё знаю! Ты держись. Ты как себя чувствуешь, хорошо? Ты ничего не бойся, я за тебя молюсь, за Игоря молюсь. Игорь вернется – мы отслужим панихиду. Ты только держись, пожалуйста, всё будет в порядке. Не бойся ничего!» И он звонил так всю неделю, что Игорь отсутствовал. А когда Игорь приехал, он звонить перестал…

Мы даже не задумывались в то время: а откуда он, собственно, знал?! В тот момент, в том стрессе мне это естественным показалось, что он знает. А ведь, по человеческим соображениям, он знать не мог: мы просто не успели никому сказать!"

Отсюда

Вы можете подписаться на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив