Нет страшнее эгоизма слабых, их типа борьбы за выживание

swamp_lynx — 27.12.2023 "Владимир Крылов был слишком теплый, слишком искренний человек – и при этом очень одинокий и стремящийся к общению, испытывавший дефицит доброго открытого общения и готовый поэтому принимать его за нечто большее, особенно если оно исходило от женщины («как часто доброе участие мы принимаем за любовь», – это его строки). Впрочем, легко говорить: «надо было так», «надо было эдак» и перечислять императивы. Во-первых, говорить и предлагать легче, чем делать и осуществлять. Во-вторых, «надо было» – кому? Каждый действует как может и умеет." Андрей Фурсов

"Можно ли от такого человека требовать борьбы в режиме активного противодействия тем, кто охотился за его идеями («черепом»), нанесения резких и точных ударов, причем не по сявкам и шестеркам, а по паханам («по фюрерам», как он сам говорил), причем желательно на чужой – на их, а не своей – «территории», врываясь в стан врага «на его плечах» и завершая каждый бросок болевым приемом: «Начал делать, так уж делай, чтоб не встал» (А. Галич). Теоретически – можно. На практике – зависит от того, от кого требуют. Крылов так не умел, не хотел, в том числе из-за своей жалостливости, упуская из виду, что его противник – это прежде всего не отдельные люди, а коллективный социальный индивид, социальный киборг, «нечто», «чужой», которого не то что персонализовать, но даже антропоморфизировать нельзя, иначе придется расплачиваться. Но пойди объясни это Крылову, подбиравшему бездомных собак и подкармливавшему жившего в его ванной паука «Карла Карловича».

Крылов порой пытался рисовать себе своих противников несчастными, слабыми, неспособными к интеллектуальному труду, творчеству, а потому обиженными судьбой и заслуживающими сочувствия. «Андрюша, ты представь только, как страшно быть тупым, бездарным, ведь это кошмар, удавиться можно». Конечно же, так он оправдывал отсутствие в своем поведении по отношению к этим людям активно-долгосрочного волевого действия; отчасти это был способ отрицательной адаптации, обоснования для самого себя худого социального мира, чего-то вроде «водяного перемирия», которое противная сторона, впрочем, не соблюдала. Но даже если Крылов хотя бы отчасти был прав (люди, устроившиеся как-то в науке и при ней и реально не способные к научному труду, объективно, действительно, несчастны, как могут быть несчастны нищие, побирушки, погорельцы и т.п.), значит ли это, что нужно жалеть таких «слабых и убогих», потрафляя их личному и видовому эгоизму? Ведь сказано же, что нет страшнее эгоизма слабых, их типа борьбы за выживание.

И здесь нужно заметить, что, адаптируя себя по негативу к профессиональной среде, Крылов сознательно, а в еще большей степени подсознательно опирался на распространенный в русской литературе XIX, а от части и XX в. и, естественно, в русском сознании, миф о «маленьком человеке», о «простом человеке». Миф этот очень не безобиден, это наглядно продемонстрировано опытом русских революций и «холодной» гражданской войны в коммуналках («коммунальная гражданская война») в 1930–40-е годы. И хотя уже в XIX – начале XX в. – прав Б. Парамонов – было сделано немало для изживания этого мифа (см. Бунина, Чехова, Достоевского; Б. Парамонов в одной из своих статей приводит очень интересную трактовку Л. Шестовым мифа о «маленьком человеке»), советская «идеология» придала ему новые импульсы и формы. К сожалению, Крылов в определенной степени попал в эту ловушку, более того – попытался использовать ее, хотя бы отчасти, для решения своих личностных и социальных проблем, для приведения в соответствие Я-концепции и Я-образа."

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив