Нелитературный бунт
rayskiy-sergei — 01.06.2012 Люди!Среди разного и всякого из того, что мы помним или нам и новым поколениям рассказывают про советскую школу, много говорится о её казённой, почти армейской дисциплине, обусловленной, разумеется, государственной идеологией. Да, в ответ на это часто рассказывают о своих замечательных школах, где ничего подобного не было и т.п. Но ведь самодурство, по-моему, существует само по себе. В моей школьной жизни было два отчётливо жёстких бунта, когда мы победили. Были и мелкие глоточки свободы. Не помню теперь, о чём я в этом ЖЖ рассказывал, о чём нет, так что, ежели повторюсь, не сердитесь.
Я школу заканчивал в 1987 году, когда у власти уже был Горбачёв и когда советская система уже разваливалась. В нашей школе к началу 80-х годов все комсомольско-пионерские дела уже давно превратились в скучную, тягомотную процедуру отъема времени у мирных школьников. Над многим мы уже смеялись тогда. Например, помню, что в первый учебный день после смерти Брежнева мы стояли у окна и "травили" анекдоты, а проходившая мимо парторг школы смотрела на нас с укором, прижимая к уголку глаза намокший платочек: она всерьёз плакала, а мы всерьёз смеялись. А уж когда умерли подряд Андропов и Черненко, даже директриса ничего не могла поделать с ухмылками старшеклассников.
Но страх еще был, и дисциплина держалась во многом за счет комсомола. И мы, кажется, всё еще верили в самый справедливый в мире социалистический строй и в то, что Ленин – самый великий и мудрый человек. И еще можно было запугать выговором в личное дело. Впрочем, недолго это было. Горбачёв умудрился все перевернуть. У меня от тех лет осталось странное впечатление. Я ничего не мог понять из газетных статей, особенно из публикаций речей Горбачёва, но уже чётко понимал, что ничего не понимаю, и почти перестал верить пропаганде. Однако открыто бунтовать мы еще не умели, да и причин серьёзных не было.
Первый всплеск общественной смелости в нашем классе состоялся в 1984 году, когда в наш восьмой класс пришёл новый преподаватель русского языка и литературы, выпускник вильнюсского пединститута – Айдас Антанович. Его имя быстро переделали в "Адидас Монтанович" и поначалу только подшучивали над ним. Потом это стало серьёзной проблемой: он не мог преподавать нам русский язык, так как сам плохо на нём говорил. И мы осмелились (это в 1984 году!) написать заявление директору с просьбой убрать от нас этого учителя, поскольку он не может преподавать нам. И его убрали, правда, так, будто он сам от нас отказался. Теперь, став учителем, я понимаю, что мы были жестоки: писали на доске грубые глупости, рисовали на его джинсах всякую ерунду… Но, с другой стороны, зачем ему было преподавать в Москве? Он и пятёрки по литературе ставил только тем, кто говорил без запинки, даже если полную чепуху.
В десятом классе, в конце октября, мы устроили второй бунт. Наш военрук (преподаватель НВП) хотел, чтобы мы по грязному двору ползали, имитируя отражение танковой атаки. А нам потом в этой одежде еще пять уроков сидеть. Или приносить форму с собой, а потом переодеваться. И мы решили устроить забастовку. Выстроились в рекреации, вывернули наизнанку школьные пиджаки, надели их и стояли молча. На нас долго кричала директриса, но мы добились своего. Впрочем, зимой военрук нам все же "отомстил": мы ходили "в атаку на условного противника" по заснеженному парку, окапывались, кидали гранаты. Зачем, спрашивается? Все затем же: делай, что велено, и не смей рассуждать. После этой "атаки", между прочим, человек десять учеников нашего класса заболели.
А весной, в конце апреля, мы всем классом прогуляли физику. Мы ушли с двух последних уроков в пятницу, в солнечный день, ушли все, кроме трех человек. Нам, конечно, в субботу устроили настоящую баню. Пришли директор и завуч, стали раздавать всем личные дела, утверждая, что мы все исключены из школы. Ну кто поверит, что за месяц до выпуска исключат весь 10-й класс, кроме трёх человек?! Однако нужно было, если можно так выразиться, "выдержать стиль". Ленка, наш комсорг, встала и завела ожидаемую начальством песню о том, что мы виноваты, что мы не подумали, что мы не хотели, что раскаиваемся и т.д. В том, что она говорила, была и правда: мы вовсе не желали зла учительнице физики, просто, как это часто бывает у школьников, не подумали. Тогда администрация делает второй смешной ход: нам заявляют, что исключат только шестерых, самых плохих. В этот момент некоторые из нас, не выдержав, опустили головы на руки, изо всех сил сдерживая смех. Опять встает Ленка, поёт следующую нужную песню: мол, исключать – так всех, мол, мы все виноваты одинаково. Разумеется, все мы бубним то же самое. И начальство нас "простило", заявив, что каждый получает выговор в личное дело. А кого это пугает? К тому же через неделю нас заставили убирать пришкольный участок, сказав, что за это выговор снимут. Опять ерунда: никто не вычеркивает выговор из личного дела или не пишет: "Выговор снят". Но, конечно, мы сделали вид, что всему верим, осознаем, исправляемся… Вот и все наши "микрореволюции".
Приходилось, правда, и хитрить. Возьмём, например, дискотеки. Сейчас это обычное дело. В СССР очень многое из западной массовой культуры считалось "идеологической диверсией буржуазии". Это касалось и рок-групп, которым официальная эстрада безуспешно пыталась противопоставить ВИА – вокально-инструментальные ансамбли. В десятом классе мы собирались организовать дискотеку. Директор школы потребовала, чтобы ей принесли список групп, музыка которых будет звучать на дискотеке. Увидев в списке названия "KISS", "Scorpions", "Queen" и некоторые другие, она запретила дискотеку до тех пор, пока мы не представим ей на утверждение другой репертуар. Это и неудивительно, потому что в газетах эти группы было принято ругать как "буржуазные", "фашиствующие" и т.д. Тогда ребята принесли директору второй список: ВИА "Поцелуй", ВИА "Скорпионы", ВИА "Королева"… И всё утвердили. Несмотря на это, дискотека проводилась при включенном свете и под неусыпным присмотром учителей.
Вообще борьба с чуждой идеологией и с "вольнодумством" в советской школе конца 1980-х гг. часто принимала неожиданно нелепые формы. Например, в десятом классе мы переняли новую моду: втыкать в лацкан пиджака канцелярские булавки. Казалось бы, что тут такого? Но когда я расположил булавки в форме двух крестов (ХХ), завуч школы подозрительно спросила, что это означает. Несколько растерявшись, поскольку эти кресты не обозначали ровным счетом ничего, я ответил, что имел в виду ХХ век. Не уверен, что мне поверили. Однако отстали.
А в вашей школьной жизни (я обращаюсь к тем, кто отучился в советские времена) бунты случались? Расскажите, пожалуйста. Или в комментариях, или у себя, если захочется, а мне ссылочку дайте тогда.
|
</> |