Некоторые подробности жизни Царской семьи после отречения и в Тобольске

Про последние месяцы жизни царской семьи написано много. Но всегда будут интересны те сведения, которые изложены не историками, а свидетелями событий. Сегодня мы поглядим на жизнь последней русской правящей фамилии глазами Елизаветы Эрсберг.

Она происходила из немецкой семьи. Отец был кочегаром во дворце. Елизавета Николаевна работала горничной, помощницей няни Александры Теглевой. Была подругой Анны Демидовой (помощницей императрицы) которая была расстреляна вместе с семьей.
Эрсберг не писала автобиографий. Её воспоминания - это показания на допросе следователя Н.Соколова, который вел дело об убийстве царской семьи по заданию Колчака.
Когда случилась Февральская революция или, как называла её Эрсберг "переворот", дети Николая Второго болели корью. Утверждает, что об отречении императрица узнала из газет, где был опубликован тот Манифест. Александра Фёдоровна не упала духом, узнав, что муж отказался от короны. Она верила, по крайней мере, говорила окружающим, что: "народ одумается, призовет Алексея, и все будет хорошо". То есть, несмотря на то, что Николай отрекся за себя и за сына, отрекся в пользу брата Михаила, императрица верила, что в конечном итоге престол достанется её сыну.

Когда, наконец, приехал Николай, то его (еще недавно совсем Его Императорское Величество) не пропускали в ворота дворца. Он ждал. Пока какой-то прапорщик не разрешил впустить прибывшего. Теперь можно было подняться к семье. Сначала состоялась долгая беседа с женой. По словам Демидовой, Николай и Александра плакали. Потом уже он зашел поговорить с детьми. Глава семьи держался, старался выглядеть спокойным.
В Царском селе семья Романовых могла выходить только в специально отведенные для прогулок места парка. Их всегда сопровождали военные. Ну и, конечно, не было права на свободную переписку. Входящая и исходящая корреспонденция вычитывалась комендантом.
"Подумаешь", - решит наш читатель. Нет, все же было непросто. Николай Александрович всегда здоровался с солдатами охраны. Они ему никогда не отвечали. Несколько раз он протягивал руку офицеру при встрече, тот не отвечал. Зато какой-то солдат сел рядом с Александрой Фёдоровной на скамейке, когда та была на прогулке, развалившись стал о чем-то беседовать. Между собой солдаты называли охраняемого "Николашкой", неизвестно, слышал ли это сам Романов, но слуги его точно знали.
И если к тому, что страна отказалась от императора, можно было относиться философски, то вероятно, тяжелее всего было воспринимать личное предательство. А ведь недавно клявшиеся в верности люди покидали дворец. Убежал свитный генерал Нарышкин, покинул начальник императорского конвоя граф Граббе, другие высшие офицеры, приближенные к царю.
"Императрица сильно постарела за революцию. Она похудела и поседела. Стан её согнулся. Как женщина она ещё сохранилась....Но на вид была старуха. Она была властная с сильным характером. Но для нас она была весьма доступная и простая. Государя она покоряла свои характером. Он уступал ей. Она любила его и только его одного. Это ясно видно было всем. Она была очень религиозна и верила в силу молитвы. Распутина она таким и считала. Я видела у нас Распутина раза два-три. Каждый раз я видела его около больного Алексея Николаевича."
Из показаний Эрсберг Е.Н.

Приехал Керенский впервые. Лицо надменное, голос деланный, громкий. Одет небрежно: в какую-то тужурку. Но с каждым посещением, глава Временного правительства словно становился мягче. Даже когда он говорил Николаю о переселении семьи в Тобольск, то всячески убеждал, что делает из лучших побуждений. Просил не видеть в том никакой ловушки. Гражданин Романов отвечал, что верит Керенскому.
Может быть, и правда верили. Может быть, думали, что вдали от Петрограда будет лучше и спокойнее. Эрсберг утверждает, что сам путь в Тобольск был для всех очень радостным событием. Все были в хорошем настроении, играли в карты. Но вдруг цесаревич Алексей Николаевич сказал:
"Э, братцы, стойте! И от тюрьмы не уйдём!".
Ну и само прибытие в Тобольск воспринято позитивно. Поселили в большом губернаторском доме: теплом, светлом, просторном, удобном.

- 8:00 Раньше всех просыпались Татьяна, Мария, Анастасия, Алексей
- 9:00 Вставали Николай Александрович, жена его (просыпалась рано, но до завтрака занималась чем-нибудь, не вставая с постели) и старшая дочь Ольга
- Утренний чай: бывший император пил его с Ольгой в своем
кабинете, бывшая императрица пила кофе в своей комнате. Остальные
собирались в общей столовой.
Затем Николай читал в кабинете. Дети делали уроки до 11:00. С 11:00 была перемена. - В 12:00 подавали бутерброды и молоко. Отец и дети их употребляли, собравшись вместе. Затем снова занятия.
- 13:00 Завтрак. А затем прогулка. Александра Федоровна редко гуляла, чаще на балконе сидела в это время.
- 17:00 Вечерний чай в кабинете. Затем снова занятия.
- 20:00 Обед. Потом свободное время и общение.
- 23:00 Чай в гостиной императрицы.
Тут жизнь действительно была у них лучше, чем в Царском селе. Атмосфера была доброжелательная. Солдаты и офицеры, которые охраняли семью, очень уважительно относились. Были некоторые солдаты, которые пытались как-то спровоцировать, но такое пресекалось. Даже прибывший через некоторое время комиссар был тактичным и обходительным. Помогал, когда Алексею было плохо; когда Мария упала и повредила глаз. Зато помощник комиссара был грубым и делал странные поступки. Эрсберг рассказывает, что царской семье и сопровождающим, с разрешения правительства, пришло несколько ящиков вина. Этот человек вскочил с топором на ящики, всё уничтожил. Мог грубо делать замечание Алексею, чем сильно обижал мальчика.
"Алексей Николаевич был прекрасный мальчик: остроумный, весёлый, ласковый. Он был очень хорошенький. Его все любили".
Из показаний Эрсберг Е.Н.
Постепенно давление на семью усиливалось. Менялись и солдаты. Теперь уже на приветствие Николая: "Привет, стрелок!" кто-то ответил: "Я не стрелок, я товарищ!". Другой вырезал на качелях бранное слово. Испортили ледяную гору во дворе, которая до того была единственным зимним развлечением. Запретили ходить в церковь - богослужения теперь только дома в присутствии солдата. Николая заставили снять погоны. Теперь это был полноценный арест.

Далее был переезд в Екатеринбург. Охранники во время переезда этого в грубой форме запретили дочерям Николая запирать свои купе. Алексея же, наоборот, с воспитателем заперли на ключ.
В Екатеринбурге в Ипатьевский дом Эрсберг, как и многие другие, уже не попала. Семью она больше не увидит. В следующий раз она соприкоснется с их бытом только когда следователь Соколов разложит перед найденные вещи, попросит определить, что принадлежало им. Не все вещи она узнала. Например, мужские перчатки она сразу отмела, утверждала, что ни Николай, ни сын его не любили перчатки. Император и вовсе "считал это бабьей прихотью и любил, чтобы руки у него были грубые". Но большинство предметов, в том числе и найденные в лесу у костра, обгоревшие, она узнала.
"Государь был проще императрицы. Он был очень простой и добрый. Он любил простой народ и его любили многие солдаты, которые с ним соприкасались. В Тобольске он любил зайти в караульное помещение к солдатам, поиграть с ними в шашки, поговорить. То, что случилось после его отречения, его очень трогало. Это было заметно по его настроению. Он сильно любил семью и по натуре был редкий семьянин".
Из показаний Эрсберг Е.Н.
Хотелось бы обратить внимание читателей на оборот "то, что случилось после его отречения". Это тем, кто говорит, что никакого отречения не было. Как видим, это слово вполне употребляется как данность человеком, который был с ними в те самые дни. Если бы всё было подделано, то, наверняка выбирались бы иные речевые конструкции.
PS Сама Елизавета Эрсберг пережила Революцию, она уехала в Европу, где от матери Николая Второго, вдовствующей императрицы Марии Федоровны получила денежное довольствие. Но в 1928 году эмигрантка просилась вернуться в СССР. Ей разрешили. Просто при въезде запретили обсуждать жизнь царской семьи. По какой-то причине она лишилась паспорта в годы войны. Есть версия, что отобрали в жилконторе. Тем не менее, без документа ей невозможно было получать норму хлеба в блокадном Ленинграде. Умерла от голода в марте 1942 года.
Ну и читайте мою книгу про жизнь другой царской семьи, также свергнутой,
также, содержащейся в заключении...