Неизвестное дитя и другие дети

aneitis — 11.01.2023 Наконец прибывает дядюшка с женой и двумя детьми, которых зовут Герман и Адельгунда ("благородные" древнегерманские имена).



В "Щелкунчике" брат и сестра в известной мере противопоставлены друг другу, здесь же пара брат-сестра противопоставляется другой паре детей, приехавшей в гости. Эта новая пара показана как полная противоположность маленьких героев: если Феликс и Кристлиба воплощают детскую естественность и непосредственность, то их кузены идеально выдрессированы.

Когда хозяйка подаёт на стол сладкий пирог, гости не разрешают своим детям его есть ("это вредно для их желудка"). Взамен они получают по сухарику, которые привезли с собой. Дети не выказывают ни малейшего неудовольствия по этому поводу и чинно принимаются есть свои сухарики.



Зато Феликс проявляет свои эмоции очень открыто. Когда гости угощают его и сестру конфетами, он тотчас принимается их грызть, а на замечание дяди, что леденцы следует сосать, а не грызть, чтобы не испортить зубы, отвечает со смехом, что дядя, видимо, принимает его за младенца, который умеет только сосать, а зубы у него очень крепкие! - и в доказательство принимается хрустеть конфетами с удвоенной силой. Когда сконфуженный его поведением отец велит ему перестать, обескураженный Феликс вынимает конфету изо рта, кладёт её обратно в пакет и возвращает его дяде со словами: "Возьми свои конфеты себе, раз их нельзя есть". Кристлиба, глядя на брата, делает то же самое.

Герман и Адельгунда всё это время сидят на своих стульях молча и не шевелясь. Когда хозяин извиняется за дурные манеры своих детей, объясняя их деревенской жизнью, и возносит хвалы воспитанности кузенов, их гордые родители устраивают маленькое представление, задавая своим детям различные вопросы, на которые те отвечают подробно и без запинки.

"Тут речь была и о городах, и о реках, и о горах, лежавших за тысячи миль и носивших самые мудреные имена. Оба одинаково безошибочно рассказали о разных зверях, живущих в жарких странах, о невиданных деревьях, плодах и травах, рассказали так, будто сами видели те деревья и попробовали те плоды. Герман отлично описал битву, произошедшую триста лет тому назад, и назвал имена всех отличившихся генералов, а Адельгунда в заключение рассказала что-то о звездах, из чего дети поняли, что на небе будто бы есть какие-то странные звери и фигуры. Феликс слушал со смущением и наконец, не вытерпев, шепнул матери на ухо:
— Матушка! Что они за вздор городят?
— Молчи! — строго остановила его госпожа Бракель. — Это все науки.
Феликс замолчал, а господин Таддеус Бракель в восторге воскликнул:
— Это удивительно! Это непостижимо! В таком детском возрасте!
А госпожа Бракель прибавила почти со слезами:
— Господи! Какие ангелы! Что же может выйти из наших детей в этом захолустье!
Таддеус Бракель стал громко горевать о том же..."



Родители Феликса и Кристлибы были потрясены не столько достоинствами чужих детей, сколько внезапно открывшимися им на этом фоне недостатками воспитания собственных отпрысков. Они вдруг поняли, что их дети выглядят вместе невежами и невеждами, так как не обучены ни манерам, ни наукам. Это до смешного напоминает общение на детской площадке: вот, ровесники-то уже до ста считают, все буквы знают и учат английский - а наш...

Гофман доводит эту разницу в поведении детей до контраста. Герман, по указанию родителей вручая кузену привезённые подарки, называет Феликса mon cher и обращается к нему на вы, на что тот возражает, что его зовут Феликс, а не Моншер, и он "ты", а не "вы" (сам он обращается на ты даже к дядюшке).

Феликс действительно выглядит не слишком привлекательно: его почти младенческая непосредственность и наивность уже не соответствует его возрасту, зато приезжие дети похожи на механических кукол. Правда, это впечатление разбавляется двумя эпизодами, в которых они сбиваются со сценария и всё же проявляют свои эмоции: это моменты приезда и отъезда.



Когда Кристлиба при знакомстве хотела взять свою маленькую гостью за руку, та скривила лицо в плаксивую гримасу и отдёрнула руку, так что Кристлиба даже испугалась. Феликс в это время заинтересовался сабелькой, висевшей на боку у кузена, но тот громко закричал: "Моя сабля! Он хочет отнять мою саблю!" - и спрятался за спину отца.
Такое поведение вызвало неудовольствие их матери, которая воскликнула: "Герман, Адельгундочка, не будьте такими глупыми, дети не сделают вам ничего дурного", а отец пробормотал: "Ничего, сами познакомятся".

Ещё более гротескная сцена разыгрывается во время отъезда:

"Когда гости выходили из дверей, Султан, верный друг и любимец Феликса, начал по обыкновению лаять и прыгать. Герман так этого испугался, что заревел во все горло и не знал, куда ему спрятаться.
— Что ты кричишь? — сказал Феликс. — Он тебя не укусит; это ведь только собака, а ты уверял, будто видел разных страшных зверей. Даже если бы он на тебя бросился, то на то у тебя есть сабля.
Слова Феликса, однако, не помогли, и Герман продолжал кричать по-прежнему, пока егерь, взяв его на руки, не посадил в карету. Адельгунда, глядя на брата, или Бог знает почему, нашла нужным расплакаться тоже, и в конце концов и добрая Христлиба, которая не могла видеть чужого горя, начала также потихоньку всхлипывать. Сопровождаемый криком и плачем детей граф Киприанус фон Бракель наконец уселся в карету и уехал; тем и кончилось посещение знатных родственников".

Поведение детей намешливо контрастирует с их именами Герман (воитель) и Адельгунда (воительница).



Таким образом, знатные гости тоже обнаруживают досадные пробелы в воспитании своих детей: при всей внешней социализированности те оказываются совершенно беспомощными в самых простых неформальных взаимодействиях с ровесниками. Вероятно, у них отсутствует опыт успешных контактов с другими детьми.

Впрочем, и те и другие родители быстро успокаиваются и, видимо, не собираются что-то менять, предпочитая следовать своему привычному укладу.

Иллюстрации Катины Пеевой и Ники Гольц.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив