Не прощаемся

werewolf0001 — 22.07.2024 https://ua-katarsis.livejournal.com/1798542.html
Андрей Лисьев " Не прощаемся. «Лейтенантская проза» СВО".

— Вы наши радиостанции видели? С длинной антенной?
— Да.
— У них дальность связи четыре километра. В городе — два с половиной. Танки прорывают фронт, допустим, сквозь все «джавелины», и что дальше? Связи нет. Сами по себе? Как?
— Куда наступать? Себе на писюн? — иронизирует «Кречет».
— Все траблы с колоннами снабжения: Киев, Чернигов, Харьков… Из-за связи. Они в засады попадают, мы же для американцев прозрачны, а связи — вызвать помощь — нет. В обороне еще нормально. Могем, — продолжает Юра.
— У танков должны быть свои радиостанции, нормальной дальности, — не сдается «Проза».
— У танков, может быть, и есть, а у остальных подразделений нет. А танки одни наступать не могут.
...
— Авиация — макаки драные. Вчера первый раз попали, куда их просили.
— А что их новые прицелы, как в Сирии? Я видел по телевизор, — «Проза» радуется новой теме разговора.
— Бомбить надо с пикирования, тогда прицелы эффективны. А они с кабрирования работают. Суки! Позавчера… Александровка… Серия ФАБ-500. Все в поле вывалили. Хорошо, что не нам на голову.
— А вертолеты?
— Вертолеты получше, но им тоже сцыкотно к передку подлетать. Нет, небо — не наше.
...
Сергей приехал отправлять в тыловой район последнюю «Стрелу-10». За ненадобностью.
Он рассказывает о мирных жителях. Под Киевом полк проходил районы богатых пригородов — местной Рублевки, и люди смотрели на десантников зло, ругались. Даже когда им никто не угрожал, демонстративно отворачивались к стене, подняв руки.
Сергей вспоминает:
— Подъезжаем к одному дому, только встали, выбегает женщина: «Помогите, папа повесился!». Поднимаемся в дом, на втором этаже кабинет, в петле покойник, на столе включены два компа, софт для корректировки артиллерии. Нас услышал, испугался и повесился. А лучше всего нас встречали в Луганске, когда шли на Васильевку. До слез! И кормили, и обнимали. Именно там я понял, за кого мы воюем.
— А здесь местные как? — спрашивает «Проза».
— Как? Холодно. Мы им прежнюю жизнь поломали, новую не наладили. Их восемь лет не бомбили, как донецких. Говорят: «Чего вы сюда пришли? У нас нациков не было».
...
В глазах женщин — настороженность. Еще недавно они были нимфами и грациями, женами и мамами, принцессами-дочками. И вот уже полгода женщины живут с пониманием: никто не защитит: ни муж, ни отец, ни брат. Нет государства. Нет эмансипации, феминизма. Все испарилось. Есть только одетые в потное хаки мужики с контуженными глазами, «только что с передка». В глазах женщин, и молодых, и старых, общее невысказанное понимание: здесь они — добыча. Как тысячи лет до сих пор. Усталые «вежливые люди» оскотиниться на войне не успели и девушек не трогают — хлеба бы купить. Но женщинам неуютно.
...
Андрею-снайперу пятьдесят семь. Они не говорят ни о войне, ни о книгах. Обсуждают, как правильно воспитывать мальчишек. «Проза» жалуется:
— Мой старший сын живет с девушкой-«нетвойняшкой», и наша каждая встреча начинается с его реплики: «Я не понимаю смысла этой войны». Каждый раз я повторяю ему разными словами одно и то же, он кивает, соглашается, а потом все заново: «Зачем мы напали на независимую страну?» Я не могу даже сына убедить…
...
— Для нас сигнал к их атаке — прекращение артобстрела. Мы их встречаем, конечно. Потери у них от нашего огня страшные, — Юра вздыхает.
— Жалко их?
— Жалко. Бессмысленные жертвы.
— Небессмысленные, — возражает «Проза» — Слушал я как-то еврейских аналитиков. Они считают, что Путин сделал для этногенеза украинской нации больше, чем шевченки, шухевичи и бандеры вместе взятые. Спецоперация дала бывшим русским и малороссам повод сплотиться и осознать себя украинцами.
— Это по Гумилеву? — спрашивает Юра. — Нации рождаются и умирают, как люди?
— Да. В этих бесполезных атаках сгорают самые лучшие украинцы, самые идейные, самые фанатичные — все те, кто способен на подвиг. Пассионарии. Выживут только «хатаскрайники». Денацификация — это способ прервать этногенез украинской нации. В истории хватает таких примеров… прерванного этногенеза.
— Все равно — жалко… — Юра молчит некоторое время. — А для американцев и мы, и они — русские.
— Да. Это большая стратегическая победа Америки, — русские убивают русских. Здесь и сейчас.
Юра отворачивается и некоторое время смотрит в окно.
— А например? Прерванный этногенез?
— Ну вот смотри. Русские в 1913 году. У нас с теми русскими сейчас нет ничего общего. Мы по историческим музеям ходим, как будто египетские пирамиды смотрим. Археологический интерес. Никто из нас не захочет жить так, как жили наши предки — ни в деревне, ни в городе. А что случилось? Большевики русскому народу переломили хребет. Точнее, сломали русскую деревню: коллективизация, война, а потом укрупнение колхозов при Хрущеве.
— Да ладно? — не верит Юра.
— Коммунисты строили новую историческую общность — советский народ.
— И почти построили?
— Нет! Построили бы — Советский Союз не развалился бы. Советский народ — еще один пример прерванного этногенеза.
Юра минуту молчит, потом морщится:
— У наших в этой войне тоже гибнут лучшие.
...
Машина привезла четверых, которые в сопровождении водителя спускаются в штаб. Там прохладнее, «Проза» идет следом. Вдруг тоже герои? Но нет. Эти четверо — «пятисотые». «Пятисотые» — бедствие профессиональной армии. Пока «Дрозд» расписывается на их рапортах, «Проза» изучает лица «пятисотых». Один молоденький, с лишним весом блондин — растерян. Двое других худые, высушенные, один молодой, другой постарше — смотрят с вызовом. На лице четвертого равнодушие. Они выходят.
— Вот так, Владимирыч, — обращается к «Прозе» «Дрозд», — здесь они струсили, а вернутся на гражданку, будут всем рассказывать, что командиры — мудаки.
— Почему?
— Психологическая защита. Никто не хочет винить себя в неудаче. Шел на контракт, мечтал о подвигах, а под обстрелами сломался. Кого винить? Не себя ж любимого. Потому всегда командиры виноваты
...
— Боевой дух каков?
— Нет веры в победу, — невесело отвечает «Алабама», — из сорока человек у двадцати четырех 14-го сентября оканчивается контракт. Продлевать никто не собирается. И нет моей роты.
— За уши их держи! — говорит кэп. — Хотя бы пару дней.
У «Алабамы» странная манера улыбаться — сначала на каменном лице дрогнет рот, потом заискрятся смешинкой глаза, и только потом губы изобразят улыбку.
«Аляска» хмурится:
— У нас то же самое. Пришло пополнение — тридцать человек, через Днепр переправились двадцать один. На передок пришли восемь.


Вот это и есть - правда. Какая есть...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив