Не могу молчать

novelov — 14.05.2010

Несколько месяцев назад я решил начать небольшую повесть или роман о смерти Бога. Это должно было быть что-то блестящее, искрометное и пронзительное, настолько пронзительное, что главный Сладенький Грустеня тысячелетия, старик Хэм, пожалел бы, что не захватил свою двустволку на тот свет. Тогда я написал пару страниц, но переключился на повесть о несносных сластолюбивых школьниках, так что воз и ныне там.
Но отставим саморепрезентации. Важно то, что в текст, который я хотел сделать чудесным от начала и до конца, вклинился образ реального человека, которому ну никак там не было места.

К рассвету Бог умер.
Его старое, иссохшее тело лежало на лепестках роз, потому что спать Он мог только на красном, а умереть – только рядом с тем, что еще вчера было живо. Он знал о подступающей смерти и готовился к ней последнюю тысячу лет. Каждый вечер Он надевал погребальный наряд – красный балахон с широкими рукавами, по которым бежали серебряные узоры. Говорят, что раньше узоры были золотыми, но за тысячелетия состарились и поседели вместе с Творцом. Каждый вечер он просил четырех своих слуг усыпать его ложе лепестками роз. Возможно, Он желал смерти, иначе бы не готовился к ней с таким тщанием.
Богу всегда прислуживали четверо слуг – прадед, дед, отец и сын. Когда прадед умирал, дед становился на его место, отец - на место деда, а сын – на место отца. Прадед умирал в полдень, когда черные люди переворачивали песочные часы на Главной площади, так что полдня в столетие у Бога было всего три слуги. Каждый вечер слуги-родственники собирались у ложа Творца, чтобы послушать Его мудрое молчание. И только раз в столетие, в день смерти прадеда, Бог разверзал уста и изрекал шутку. Последняя шутка Создателя была такой:
- В одной Вселенной, которую сотворил не Я, люди отвернулись от своего Творца и поставили себя на Его место. В их чудесах не было ничего чудесного, но от этого они не переставили быть чудесами. Презрев все запреты, люди невероятно размножились и пытались решить проблему перенаселения строительством больших замков со множеством комнат. В каждой комнате жило по семье, и жизнь их мало чем отличалась от тюремного заключения или добровольного затворничества. Скоро они привыкли к собственным чудесам и перестали им удивляться, хотя каждый день совершали такое, что доступно не всякому Творцу. У них были чудесные экраны, благодаря которым они могли из своей комнаты-кельи мгновенно перенестись в любую точку мира, не сходя с места. На многих это действовало так же одурманивающее, как и курительные травы. Они проводили за чудесным экраном дни и ночи, не замечая, что жизнь проходит мимо. Так жила и одна женщина. Пока волшебный экран не одурманил ее, она два раза сошлась с мужчинами, и потому у нее было двое детей. Она не была из тех, кто движет человечество вперед, и жизнь ее текла без всякого смысла – до того, как в ее келье появился чудесный экран. Экран заворожил ее, и скоро она стала его неотъемлемой частью, изваянием, купающимся в тусклом магическом сиянии. Тело ее от бездействия обрюзгло и утратило красоту молодости, но она этого не замечала и продолжала считать себя юной и привлекательной. Ее дети росли без должного внимания, и это привело к несчастью. Однажды ее сын просил купить новую обувку, потому что из старой он вырос, но мать оставила его просьбу без внимания – она не видела и не хотела видеть ничего, кроме картинок, которые показывал ей магический экран. Она ответила только, что денег у нее нет, что она никак не может найти работу, но попытается что-нибудь сделать, если обувка развалится. И мальчик ходил в старой обувке, стирая в кровь ноги. Обувка оказалась на удивление прочной. Раны накладывались на раны, грязь забралась под кожу и породила болезнь. Мальчик оказался в лечебнице, но лекари быстро его вылечили. Домой он вернулся в слезах и в старой обувке.
И три слуги смеялись над шуткой Господа, потому что Его шутки редко бывали мрачными, и плакали, потому что им было не до смеха. Из их слюны и слез Бог сотворил слугу-сына, и привычный порядок был восстановлен. Сына нарекли Иезекилем. Так прежде звали отца, а до него – деда, а еще раньше – прадеда. Имя приходило и уходило с возрастом, таков был порядок. Сына всегда звали Иезекиль, отца – Иероним, деда – Иерофай, а прадеда – Иерофант. Но Бог умер, и имена должны были остаться с их хозяевами до самой смерти.
Предчувствуя смерть, Творец сказал каждому слуге по Слову. Составив Слова, слуги должны были получить указание, что же им делать. Стоя на Его мертвым телом, потерянные и несчастные, он заспорили.

Итак, что это за загадочное существо, которое изображено в начале моего поста?
Это типичная русская женщина. НЕ путать с троллем.
Она занималась сексом всего два раза в жизни, и оба успешно: два ребенка. Мужчины были разными. Участь одного из ее детей была отражена в моем тексте.
Она закончила библиотечный колледж, долго работала разносчицей телеграмм, потом ее уволили. Сейчас она без работы. Она не хочет искать новую работу, потому что ей нравится проводить время, распивая слабоалкогольные коктейли, как она называет Jaguar и Red Devil, и вести свой дневник, заполненный жалобами на весь свет: http://blogs.mail.ru/list/lidasalone/
Лидочка не унывает. В свои 55 лет она надеется найти любовь певца Алехандро Фернандеса.
Она утверждает, что готова выйти замуж и исполнять супружеский долг "без всяких яких".
Она подарила миру несколько крылатых фраз:
"Фигура всегда считалась красивой" - о себе;

Лидочка: "Я - очень неуверенная, примерила новый свитер из толстого эластика и новые сапоги - уже на новой работе доставщика телеграмм"
"А вы меня купите?" - ответ на комментарий человека, согласившимся с ее постом, что проституция - это ужасно.

Лидочка воровато подкрадывается к своим друзьям-блоггерам. Блажен, кто смолоду был молод.
Лидочка против абортов.
Она живет благодаря психологической компенсации: она не видит себя со стороны. То, что она видит, - лучше действительности.
Что будет с нашей страной?

P.S. Интернет теряет свой самый лучший и самый ужасный мем.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив