Декабрь 2014 года, Россия — Украина

Наталья Сергеевна выпрямилась, отложила книгу и стала искать глазами Сережу, пытаясь разглядеть родную голову среди сотен, если не тысяч людских голов в воде и на пляже.

Большинство вокруг были дети. Они смеялись, кричали, визжали, бросали мяч, носились друг за другом, брызгались, ныряли с головой в набегающие барашки мутных морских волн, строили замки на песке, играли в бадминтон, лежали, греясь в жарких лучах белого солнца, неподвижно висящего над морем.

Наталья Сергеевна не могла найти его в толпе, как ни старалась. Начала волноваться и решила было идти к морю искать, когда мокрый дрожащий человечек прижался к ней сзади, обхватил руками ее голову, и ледяные ладошки острыми песчинками обожгли счастьем ее лицо.

Счастье вернулось к Наталье Сергеевне на миг — и выпорхнуло, как невидимая птица, в закрытое окно купе, за которым плыли деревья, деревья, танки, танки, пушки, пушки, деревья, деревья, зеленые брезентовые грузовики и снова танки, танки, танки.

Поезд Москва — Харьков надсадно гудел, приближаясь к российско-украинской границе.

Толстая книга, которую Наталья Сергеевна пыталась читать, лежала открытой на одной странице. Она различала только буквы, буквы, буквы, буквы и капли собственных бесконечных слез, застилавших глаза.

С тех пор как открыла в фейсбуке страницу украинского офицера-танкиста и нашла там фото военного билета Сережи и… то, другое фото.

Она гнала от себя эту картинку, но та словно приклеилась к лицу, мешая дышать. И даже когда она отрывала ее от лица и, скомканную, отбрасывала в сторону, картинка разворачивалась, взлетала и в смертельном пике атаковала вновь и вновь.

— Вам же сказали русским языком, что ваш сын уволен в запас по истечении срока службы и покинул расположение части, — повторил сухой, как вяленая корюшка, капитан с высокими залысинами по бокам стриженой, с бесцветными волосами головы, с такими же бесцветными глазами и узким ртом, который по цвету не отличался от остального бледного, неживого, как маска, лица. — Вот приказ о его увольнении, а вот его подпись. Вам сделать копию?

— Но Сережа звонил мне недавно, — попробовала возразить Наталья Сергеевна, словно в надежде, что капитан Рыбий Глаз потеряет терпение, откроет коричневую дверь за своей спиной, и оттуда выйдет, нет, выбежит ее мальчик. Ее единственный сын, ее Сереженька, красивый, стройный, в отутюженной новой форме, со своим обычным прыщиком на подбородке, и обнимет ее, и они больше никогда не расстанутся. — Он сказал, что находится на учениях в Ростовской области. Он ничего не говорил ни про какое увольнение в запас. Говорил, что еще на год остается по контракту. Мы еще чуть не поссорились. Я говорю: зачем? Он говорит: обстановка такая. Какая обстановка? Что у нас, война, что ли?

— Повторяю: я говорю вам только то, что мне известно из имеющихся в нашем распоряжении документов. — Капитан отвернулся и стал делать вид, что перебирает какие-то выцветшие картонные папки. Сотни этих папок размещались в бесконечных ящиках, заполнявших полстены справа от него, рядом с маленьким выключенным допотопным, покрытым пылью, компьютером. — Может, он и хотел остаться по контракту, да передумал. Я не знал его лично, но мне известно, что он не докладывал, куда намерен направиться по окончании воинской службы. Все причитающееся ему денежное довольствие за последний месяц он получил. Вот его расписка.

Донецк, 2014 год. Фото: Сергей Лойко

Донецк, 2014 год. Фото: Сергей Лойко

Подруги и коллеги шутили, что она выглядит так потому, что работает с радиацией. Но она знала, что выглядела, как выглядела, потому что была счастлива. Полностью растворилась в Сереже. Он был ее единственным другом. Она не навязывала себя ему, не опекала назойливо и ежесекундно, но всегда думала только о нем и жила только им. И вот он исчез. «Уволился в запас…»

Она никогда не забудет, как в десятом классе Сережа прибежал домой счастливый, сияющий.

— Мама, мамочка, поздравь меня, — еще в дверях закричал он. — Я единственный из класса прошел медкомиссию! Годен к строевой!

— Дурачок ты мой маленький, — обняла его мать и повела на кухню.

Они ели вареники с вишнями и запивали черным чаем с лимоном…

В конце декабря в Ростове и состоялся этот ужасный разговор с капитаном в отделе кадров Южного округа, куда была прикомандирована Сережина часть.

Утром она уезжала на поезде назад, в Воронеж.

К кому она могла обратиться? Где искать сына?

Пошла в полицию по месту жительства. Приняли заявление, сказали, что свяжутся. Глухо.

Жизнь ее оборвалась, превратилась в прошлое, которое она листала и листала, как книгу, перед глазами. Книгу, которую она знала наизусть, но листала. В этой книге Сережа был живой, здоровый и радостный, каким он всегда и был.

Поступал в МГУ на журналистику, не прошел.

Забрали в армию. В армии ему все нравилось. Обожал прыгать с парашютом, даже утренняя пробежка пришлась по вкусу.

Писал: «Мы бежим по пустой улице. Шесть часов утра. Все жители еще спят. Холодно. Но не нам. У нас у всех голый торс, нам тепло, потому что мы все вместе, целая колонна, шаг в шаг. Под ногами трещат фарфоровые блюдечки лужиц…»

«Фарфоровые блюдечки лужиц…» Мальчик мой… Мальчик мой…

Уронила письмо на пол. Разрыдалась вновь.

Отец Сережи ничего не знал об исчезновении сына. Они расстались до того, как Сережа родился. У него другая семья, двое детей. Сережа с ним изредка общался. Она — нет, хотя он и помогал время от времени.

«Ну позвоню я ему? — думала она. — Ну что он может? Провинциальный хирург…»

Почти месяц прошел. Она звонила в штаб округа. Часть все еще была на учениях. Полиция молчала.

Она перестала звонить.

На работе продлили отпуск еще на две недели.

И вот звонок из Киева.

— Вас беспокоит Дарья Чуткова из Киева. Корреспондент ГГ, «Главной газеты».

— Наверное, вы ошиблись.

— Вы Наталья Сергеевна?

— Да. А в чем дело? — Сердце отбойным молотком застучало сразу в обоих висках. На лбу выступил холодный пот. Сразу. В один миг. Закапал ручейком.

— Примите мои соболезнования, — сказала журналистка. — Не могли бы мы с вами немножко побеседовать?

Наталья Сергеевна выронила трубку, упала на пол, словно распалась на атомы. Потеряла сознание. Придя в себя, выпила воды и сразу же перезвонила по киевскому номеру.

— Ради бога, простите, — запричитала журналистка. — Я думала, вы знаете…

Они говорили долго, несколько раз разговор прерывался. Каждый раз Наталье Сергеевне нужно было какое-то время, чтобы прийти в себя.

В конце концов, после двух дней прерывающихся по ее вине разговоров, выяснилось, что некий украинский офицер опубликовал на своей странице в фейсбуке пост о том, что в бою в Песках рядом с Донецким аэропортом он нашел на поле боя раненого российского десантника, который умер у него на руках. На умершем офицер нашел военный билет на имя Сережи. И самое главное, самое страшное: он сфотографировал тело ее убитого сына и опубликовал фото на своей странице.

Пост был озаглавлен «Письмо русской матери» и заканчивался пафосным стихотворением Михаила Светлова «Итальянец»:

Черный крест на груди итальянца, Ни резьбы, ни узора, ни глянца, — Небогатым семейством хранимый И единственным сыном носимый…

Молодой уроженец Неаполя! Что оставил в России ты на поле? Почему ты не мог быть счастливым Над родным знаменитым заливом?..

Я, убивший тебя под Моздоком, Так мечтал о вулкане далеком! Как я грезил на волжском приволье Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришел с пистолетом Отнимать итальянское лето, Но ведь пули мои не свистели Над священной землей Рафаэля!..

Я не дам свою родину вывезти За простор чужеземных морей! Я стреляю — и нет справедливости, Справедливее пули моей!

Никогда ты здесь не жил и не был!.. Но разбросано в снежных полях Итальянское синее небо, Застекленное в мертвых глазах…

«А я увидел серое русское небо, застекленное в его мертвых глазах», — написал хозяин страницы капитан Андрей Калюжный.

На следующий день Чуткова опубликовала в ГГ то, что она назвала интервью, под заголовком «Мать негероя».

Дальше было так.

Чуткова узнала номер телефона Калюжного, договорилась о его встрече с Натальей Сергеевной в Харькове, откуда тот согласился довезти ее на место «временного захоронения предположительно» ее сына на окраине Песок.

При встрече в Харькове они не пожали рук.

В машине ехали водитель, Чуткова, Калюжный и она.

Как сквозь дрему, она слушала рассказ офицера, пока уазик трясся по ухабам.

— Три танка утюжили наши окопы, но те вызывали огонь на себя, — рассказывал Калюжный. — Их здорово накрыло «Градом». Когда я подъехал на своей шестьдесят четверке, все было кончено. Все наши были убиты, кроме одного бойца. Его засыпало землей, мы откопали. Три русских танка и два БТРа были подбиты и сгорели. Рядом лежали тела российских солдат, посеченные осколками. Я подошел к первому из них, перевернул. Он еще дышал. Я дал ему воды. Он еще говорил. Только тихо так и непонятно. Потом умер у меня на руках. Хотели проверить других, но тут нас накрыл минометный обстрел. Мы втащили раненого товарища в машину и вынуждены были уехать.

Чуткова с горящими от возбуждения глазами записывала каждое слово. Вот история, так история!

Два дня спустя после того боя Калюжный снова оказался в Песках, спросил на передовой, что произошло с убитыми русскими, где тела. Ему ответили, что из-за массированного многочасового обстрела тела оказались погребенными под слоем мерзлой земли, выбитой взрывами.

— Они там и сейчас лежат, — закончил рассказ Калюжный. Он может указать место.

Наталья Сергеевна потеряла сознание, но быстро пришла в себя.

— Просто заснула от усталости, — сказала она.

ПРОДОЛЖЕНИЕ