"Народное государство" Гитлера - Часть №2

colonelcassad — 24.07.2012

Окончание. Начало http://colonelcassad.livejournal.com/793844.html

Большое место в книге занимает анализ финансово-экономических последствий ограбления евреев в оккупированных и зависимых от немцев странах. Продажа отнятой у них собственности позволяла выбрасывать на рынки капитала, недвижимости, вещевые рынки и в розничную торговлю дополнительное количество благ и таким путем частично удовлетворять повсеместно резко увеличившийся спрос на товары повседневного обихода и ценные вещи. Конечно, причиненные войной и немецким ограблением Европы дыры в снабжении населения не могли быть закрыты полностью, но на какое-то время, в каких-то местах – существенно уменьшены.

На первый взгляд финансовые средства, влившиеся в военную кассу рейха в результате экспроприации европейских евреев (15-20 млрд. рейхсмарок, или 5% военных расходов Германии), были не столь велики. Однако, поскольку указанные расходы на 50% финансировались за счет кредитов, добавочный доход расширял рамки кредитования на равную сумму, и эффект, таким образом, удваивался. А самое главное – эти вливания позволяли справляться с пиковыми нагрузками военного бюджета в кризисные моменты, когда требовалась мобилизация всех сил и ресурсов. Они позволяли руководству щадить подавляющее большинство немецких налогоплательщиков, замедлять разграбление оккупированных стран и при этом хорошо оплачивать военнослужащих, финансировать закупки оружия и военное строительство. Все это способствовало поддержанию внутренней стабильности в Германии, а также готовности к коллаборации в оккупированных странах.

На последнее обстоятельство Али обратил внимание едва ли не первым. Да, доходы от продажи экспроприированного еврейского имущества улучшали финансовое состояние оккупированных и зависимых стран, позволяли поддерживать их национальные валюты, резко ослабленные немецким грабежом, сокращая потребность в эмиссии денег. А сама продажа позволяла сократить возникший вследствие товарного дефицита резкий перевес покупательной способности, связать какую-то часть ее. Инфляция, конечно, имела место, но не переходила в галопирующую; национальные дензнаки сохраняли функцию платежного средства. Иной вариант, подчеркивает Али, сразу затруднил бы или сделал невозможной плановую эксплуатацию оккупированных стран, равно как и сотрудничество их населения с немцами.

На вопрос: куда девалось имущество ограбленных, депортированных и умерщвленных? – Али дает четкий ответ: их золото, драгоценности, часы, украшения, их одежда, предметы обихода, оборудование их мастерских и лавок, их валюта и ценные бумаги, их дома и хозяйственные постройки – все это продано местному населению (основные ценности оказались в руках биржевиков и коммерсантов) Ну, а денежный эквивалент различными, большей частью обходными путями поступил в немецкие военные кассы. Полученными таким путем национальными дензнаками других стран оккупанты оплачивали местные товары и услуги, приобретаемые для нужд их войск и гражданского населения рейха, выплачивали жалованье своим солдатам.

Понятно, что экспроприация граждан других государств в пользу Германии не должна была документироваться, все относящиеся к ней вопросы обсуждались, как правило, устно, в узком кругу. Германская сторона уделяла особое вниманием тому, чтобы представить соответствующие мероприятия как внутреннее дело оккупированных (тем более – формально независимых) стран. Чиновники оккупационных администраций тщательно заметали следы, ведущие к источнику средств, переводя их с одного счета на другой, и вовлекали в эту практику финансовые ведомства и национальные банки зависимых и покоренных стран, превратив их, по выражению Али, в «укрывателей краденого».

Выручка от продажи еврейской собственности втекала в сборный резервуар госбюджетов этих стран, а затем, в очищенной от следов ее происхождения форме, присваивалась немцами. В оккупированных странах это присвоение было стопроцентным, в странах союзных и вассальных, где оно оформлялось как вклад последних в «совместные военные усилия», достигало 40 и более процентов.

Тем не менее гешефт был выгоден и для властей покоренных стран. Да, немцы требовали в оплату оккупационных расходов огромные, в конечном счете разорительные суммы. Но при этом предлагали совместно ограбить третьего и сделать так, чтобы он затем исчез. В какой-то мере это уменьшало возлагаемое на них бремя. «Такая увязка, - подчеркивает Али, - как правило, опускается даже в новейшей литературе по «аризации», равно как и в очень подробных подчас отчетах национальных комиссий историков относительно экспроприации евреев».

Еще одним способом эксплуатации и ограбления других народов в пользу немцев был рабский труд миллионов иностранных рабочих в Германии (часть вербовалась туда добровольно, однако большинство составляли пригнанные). Не говоря уже о том, что труд этих людей оплачивался хуже равноценного труда немцев (рабочим из Польши и Советского Союза – самым дискриминируемым – за равный труд предприятия платили на 15-40% меньше), их облагали более высоким подоходным налогом плюс особым налогом в размере 15% заработка. Евреи, цыгане и «остарбайтеры» платили в итоге в три раза больше, нежели работающие рядом немцы. Именно поэтому, а также за счет вольнонаемных польских рабочих поступления от подоходного налога в казну рейха во второй половине военного времени увеличились вдвое.

То, что оставалось иностранным рабочим после вычета налогов, социальных взносов и стоимости содержания в «трудовом лагере», принудительно отправлялось на их «сберегательные счета». Деньги оттуда можно было снять лишь по возвращении на родину, т.е. после окончания войны, победоносного для Германии. «Берлинское бюро Центрального хозяйственного банка Украины», куда предприятия переводили эти «сбережения», было, как отмечает Али, одним из псевдонимов кассы германского рейха.

Таким образом, использование иностранной рабочей силы позволяло почти полностью изымать ее заработки в пользу рейха. Это стабилизировало его финансы, щадило немецкого налогоплательщика и избавляло дефицитный потребительский рынок от давления покупательной способности. Если бы вместо этих людей задействовали, скажем, немок или увеличили продолжительность работы тыловиков-мужчин, в денежный оборот влились бы многие миллиарды марок, для которых не было покрытия. Это дестабилизировало бы марку и породило недовольство населения.

В связи с использованием иностранной рабочей силы Али отмечает еще два обстоятельства. Во-первых, реально эта рабочая сила оплачивалась странами ее происхождения. Из тарифной ставки, уплачиваемой немецкой фирмой, имперская касса, помимо всех налогов, сборов, социальных отчислений, помимо пресловутых «сбережений», получала и ту часть, которая перечислялась в валюте страны происхождения на содержание семьи работника. Деньги эти брались из бюджета соответствующей страны, и в случае союзных стран, а также Бельгии заносились на клиринговые счета. Однако возможность погашения задолженности, как показывает Али, никогда не воспринималась всерьез, а по отношению к оккупированным странам не рассматривалась даже формально. Во-вторых, в отношении угоняемых на принудработы советских граждан применялась следующая практика: все их движимое имущество реализовывалось местными хозяйственными подразделениями вермахта, а выручка от продажи, вместе со всей имевшейся у них наличностью, заносилась на т.н. «сберегательные счета» в имперской кредитной кассе. Деньги оттуда могли быть получены вкладчиком только по возвращении на родину (т.е. опять-таки по окончании победоносной для Германии войны).

Таково вкратце основное содержание книги Али. В тесной связи с ним находится сюжет, также трактуемый по-новому – об отношениях нацистского руководства и традиционных элит (юристов, дипломатов, генштабистов, особенно экономистов и финансистов) при проведении в жизнь описанной политики.

Али детально прослеживает роль, которую руководство и ведущие специалисты финансово-хозяйственных ведомств – минфина, рейсбанка, имперской кредитной кассы, интендантского управления вермахта – играли в добывании денег для ведения войны и подкармливания немцев.

Известно, что в 1942 г. президент рейхсбанка Функ и рейхсфюрер СС Гиммлер договорились о том, что золото (включая выломанные из челюстей золотые зубы), драгоценности и наличность убитых в лагерях смерти поступают на хранение в рейхсбанк, который начисляет их денежный эквивалент на особый счет, зашифрованный кодовым именем «Макс Хайлигер». Менее ценные мелкие предметы (часы, перочинные ножи, авторучки, портмоне и пр.) продавались через маркитантские лавки фронтовикам, хорошую одежду и обувь могли приобрести переселенцы из числа «фольксдойче». Но выручка от продаж во всех случаях шла государству – со счета «Макс Хайлигер» она переводилась затем на соответствующую позицию («Отдельный план ХVII») военного бюджета. Как подчеркивает Али, министр финансов Шверин фон Крозиг лично следил за ходом этих процессов.

В некоторых случаях инициатива однозначно принадлежала специалистам. Именно чиновники минфина и рейхсбанка изобрели практику множества счетов, позволявшую, переводя награбленные деньги с одного на другой и смешивая их с деньгами иного происхождения, запутать и скрыть их источник. Система «имперских кредитных билетов» - тоже их ноу-хау. Никаких указаний сверху не потребовалось, чтобы ввести в действие порядок, в соответствии с которым переводы иностранных рабочих их семьям за границей выплачивались не в рейхсмарках, а в валютах соответствующих стран. Это же относится к экспертам минпрода, устанавливавшим, какие группы населения должны снабжаться по резко пониженным нормам (прежде всего евреи, затем советские военнопленные, затем душевнобольные и т.д.). Достаточно было принципа, провозглашенного Гитлером: хорошо то, что полезно для немцев, о методах он не требует отчета.

Финансисты и снабженцы вермахта играли активнейшую роль в осуществлении геноцида. Как профессионалы они были заинтересованы в максимально высоких контрибуциях – чтобы финансовые дефициты по возможности реже и меньше отражались на стратегических планах и моральном состоянии войск. Поэтому во многих местах они сами организовывали грабеж еврейского имущества (в Бельгии, Салониках, на Родосе, в Тунисе и пр.), в других вынуждали местные власти делать это (в Сербии, Франции, Италии). Для последующей депортации ограбленных в лагеря уничтожения вермахт, как правило, предоставлял транспорт. Делалось это, как подчеркивает Али, не просто потому, что военные ненавидели евреев, или в силу специфически немецкого рабского повиновения, вытеснившего остатки совести, а из-за реального материального интереса.

Между политическим руководством и чиновниками-специалистами возникали иногда различия взглядов по вопросу о том, как быстро и какими методами Европа должна быть ограблена. Первое, как правило, ориентировалось на краткосрочный, вторые – на среднесрочный эффект: они хотели еще какое-то время подоить корову и дать ей принести теленка, прежде чем отправить на бойню. Нацистские же главари мыслили в категориях политического выживания. Их лейтмотив – любой ценой добиться в кратчайший срок (пара недель или пара месяцев) соответствующей цели, чтобы удержаться на плаву.

Эти противоречия, порожденные ими трения и стычки (картина насквозь авторитарного вождистского государства, по мнению Али, неверна) в конечном счете шли на пользу системе. Сохраняющаяся возможность выявлять различия, ставить вопрос об оптимальном пути – все это помогало добиваться высокой эффективности. Без тонкой коррегирующей доводки, компетентной выверки подчас безрассудно рискованных импровизированных акций нацистского руководства, без этого «убийственного сплава политического волюнтаризма и функциональной рациональности» чудовищные преступления не могли бы осуществиться. Взаимодействие политиков, экспертов и большинства населения – вот что лежало, по Али, в основе свершившегося.

И здесь мы возвращаемся к основному, наиболее болезненному выводу Али: «Система была создана для общей выгоды немцев. Каждый принадлежавший к «расе господ» - а это были не только какие-то нацистские функционеры, но 95% немцев – в конечном счете имел какую-то долю в награбленном – в виде денег в кошельке или импортированных, закупленных в оккупированных, союзных или нейтральных странах и оплаченных награбленными деньгами продуктах на тарелке. Жертвы бомбежек носили одежду убитых евреев и приходили в себя в их кроватях, благодаря Бога за то, что выжили, а партию и государство – за оперативную помощь. «Холокост, – заключает Али – остается непонятым, если не анализируется как самое последовательное массовое убийство с целью грабежа в современной истории».

Такой ответ на вопрос о причинах происшедшего решительно расходится с принятыми из «национально-педагогических» соображений объяснениями, возлагающими ответственность на отдельные лица или группы – безумного, якобы харизматичного диктатора и его окружение или на банкиров, руководителей концернов, генералов и т.д. В ГДР, ФРГ, Австрии, констатирует Али, применялись различные стратегии самозащиты, но с одной и той же целью – обеспечить большинству населения спокойную жизнь и чистую совесть.

Али понимает, конечно, сколь ответственен сделанный им вывод: «Когда я говорю о «немцах», это понятие тоже относится к числу коллективистских обобщений… И все же, при всем его несовершенстве, оно кажется мне несравненно более точным, чем сильно суженное «нацисты». Ибо Гитлеру снова и снова удавалось расширить базу общественного согласия с его режимом далеко за пределы круга членов и избирателей его партии. Конечно, были немцы и немки, которые оказывали сопротивление, страдали и гибли в борьбе; немецкие евреи тоже были немцами, понимали себя как таковых, зачастую не без гордости. И все же выгоды из аризации извлекали именно немцы (включая австрийцев), понимая под этим словом 95% населения. Тот, кто заявляет, что это были лишь отъявленные наци, уходит от реальной исторической проблемы».

Перефразируя слова известного философа Макса Хоркхаймера: «Молчащий о капитализме не должен рассуждать о фашизме», - Али завершает книгу собственной максимой: «Тот, кто не желает говорить о выгодах миллионов простых немцев, пусть молчит о национал-социализме и Холокосте».

Несколько слов о реакции на книгу научного сообщества. Патриарх немецкой историографии Ганс Моммзен вместе с большинством других рецензентов оценили ее положительно. Из видных историков лишь Ганс-Ульрих Велер занял иную позицию: по его мнению, Али впал в «узколобый, анахроничный материализм». Оксфордский историк-экономист Адам Туз заявил, что автор ошибся в расчетах, вследствие чего вклад немцев в оплату военных расходов оказался заниженным. В пересчете на душу населения они платили в 1944 г. больше налогов, чем, например, англичане, а если учесть рост государственного долга, то их финансовое бремя было еще тяжелее. Али, однако, возразил: подушный расчет не учитывает главного – того, что бóльшая часть немцев практически не платила прямых налогов. Путем налогообложения богатых и перечисленных форм грабежа «чужаков» военные расходы покрывались, действительно, лишь наполовину, вторую же составляли кредиты, и в конечном счете немцы расплатились по ним девальвацией марки, обесценением банковских вкладов, страховых сбережений и пр. Но, во-первых, такой исход не входил в планы нацистского руководства, а во-вторых, людей тогда, как и сегодня, интересовало то, что изымают из их карманов, а не рост государственного долга.

Некоторые рецензенты упрекали Али в том, что он «смакует» картины вывоза немецкими солдатами-отпускниками всего, что плохо лежало в оккупированных странах; это мешочничество, утверждали они, не имело для Германии важного финансово-экономического значения. В ответ Али привел цифры: применительно к Франции, например, стоимость таких закупок составляла 3/4 возложенных на нее оккупационных расходов.

Но суть не только и не столько в экономической стороне: поощряя грабеж, нацистское руководство создавало впечатление «отеческой заботы о людях», давало им ощущение «маленького счастья посреди большой войны». Коррумпирующий эффект посылочно-мешочной эпидемии Али демонстрирует письмами домой… солдата Генриха Бёлля. Поначалу в них звучат критические нотки по отношению к поведению товарищей, но постепенно эпидемия захватывает и его («дьявол, - вздыхает он в письме, - это действительно дьявол, и он сидит во всех»). «Под благосклонным покровительством «крестных отцов» Геринга и Гитлера, - констатирует Али, - солдат Бёлль целеустремленно и вдохновенно покупает и переправляет в Кёльн» родителям и жене масло, яйца, шоколад, кофе, лук, полпоросенка, мыло, косметику, дамские чулки, туфли, безрукавку и т.д., просит прислать ему для закупок все имеющиеся дома свободные деньги. «Католическая, чуждая нацизму политически семья Бёллей была довольна... Так возникала лояльность миллионов людей, в случае Бёллей – безусловно пассивная. Но для способности к политическому функционированию режиму больше и не требовалось».

Значит ли сказанное, что мы согласны с Али буквально во всем? Нет. Нам представляется, что он все же недооценил роль пропаганды и террора в поддержании нацистского режима. О первой он упоминает однажды и мимоходом как об известном, само собой разумеющемся и отнюдь не решающем факторе, второй же квалифицирует как проводимый «пунктиром на периферии (немецкого) общества». Этот последний тезис иллюстрирует цифра – на конец 1936 г., когда начальная волна политических репрессий схлынула, многие противники режима эмигрировали и он очевидным образом консолидировался, численность узников концлагерей составляла 4761 человек (включая алкоголиков, наркоманов и профессиональных преступников) на 60 с лишним миллионов человек населения.

Да, масштабы террора против собственного народа были, конечно, несравнимы со сталинскими. Однако из 300 тысяч членов КПГ, которых та имела на 1932 г., половина провела то или иное время в заключении, а 20 тысяч заплатили за свою деятельность жизнями (коммунисты принесли в годы нацистской диктатуры наибольшее число жертв).

И совсем неправ Али, когда для доказательства другого тезиса: «подавляющее большинство (немцев) не нуждалось ни в каком надзоре», - приводит сопоставление: в ГДР для контроля над 17 миллионами граждан было задействовано 190 тысяч штатных и столько же нештатных агентов «Штази», а гестапо в 1937 г. насчитывало лишь 7 тысяч сотрудников, включая секретарш и хозяйственников, СД – и того меньше. Здесь не учтен главный факт: в Третьем рейхе действовала всепроникающая система официальной слежки за населением. Домовые и квартальные надзиратели докладывали о поведении жильцов, их высказываниях, посетителях и пр. местному партийному руководству, низовыми функционерами которого являлись. Те же функции на рабочем месте выполняли служащие «Немецкого трудового фронта» (нацистский эрзац распущенных профсоюзов). Общее число надзиравших по должности составляло не менее 2 миллионов.

Но главный тезис – «об удовлетворенном режимом среднем арийце …, который позволял совершаться всем преступлениям и пользовался их плодами», - обоснован в книге достаточно солидно. Разве лишь для последнего отрезка следовало бы дополнить, упомянув о той причудливой смеси из предчувствия катастрофы, надежды на чудо, страха перед возмездием победителей и перед террором властей, глухого недовольства, чувства бессилия и упрямого желания продержаться, которая характеризовала настроения пресловутого «среднего немца».

Впрочем, упреки такого рода Али отводит, заявляя: «Моя книга не претендует быть всеобъемлющим объяснением национал-социалистического периода истории».

В заключение – о реакции на книгу рядового читателя. Германия переживает сейчас нелегкие времена. Затянувшийся экономический застой, астрономические расходы на интеграцию бывшей ГДР повлекли за собой истощение ресурсов, накопленных за годы экономического процветания. Беспрецедентная для послевоенной Германии массовая безработица, страх работающих перед завтрашним днем, эрозия и демонтаж системы социальных гарантий – все это ведет к снижению уровня и качества жизни и, конечно, воспринимается болезненно.

И в это самое время Али напоминает соотечественникам, что 95% немцев извлекли некогда личную выгоду из гитлеровского режима. И в телевизионном интервью бросает:

«Если бы все это (награбленное у иностранцев и инородцев – С.М.) нужно было возместить – с положенными за истекшее время (с 1944-1945 гг.) процентами – наши зарплаты и пенсии пришлось бы сократить вдвое».

http://scepsis.ru/library/id_932.html - цинк

PS. В целом, несмотря на очевидность центральной темы холокоста, в книге Гетца, книга по всей видимости действительно хороша прежде всего фактическим материалом на тему функционирования экономики Третьего Рейха. Материал этот интересен хотя бы с точки зрения развенчания розовых мифов о сверх-эффективной экономики нацистской Германии и мифа о "экономическом чуде Гитлера".

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив