нафталин пахнет англией

vinah — 06.10.2018 Когда иду через лес относить обратно на кухню плетеную корзинку - здесь всем писателям привозят к дверям студии плетеные корзинки с ланчем, я уже говорила! - меня все время разбирает смех, потому что это немного Красная Шапочка! Оказалось, что всех здесь разбирает точно такой же смех - есть что-то неумолимо прелестное и нелепое в том, чтобы каждый день фигачить с громоздкой, плетеной корзиночкой через реликтовый лес с дикобразами.

У всех такое же - это мой рефрен, припев два раза и светлое откровение. Никто ни от кого не отличается, и у всех один и тот же вопрос к Оракулу. И это при том, что сюда же выбирают людей, ох, выбирают. Долгий и мучительный выбор, а кого не выберешь - все одинаковые.

- А ты откуда?
- Из Доминиканы.
- Ого. Круто. Ну ладно, а живешь ты где, в смысле сейчас?
- Живу в США уже давно.
- А где именно?
- В Бруклине.
- Класс! А где именно в Бруклине?
- В Бушвике.
- Круто! А где в Бушвике?
- Около Центральной Авеню поезда "М".
- Я тоже там живу!
- О господи! А ты откуда?
- Из Беларуси.

Все пути сходятся в Бушвике. Беларусь, Доминикана - не важно.

Заметила, что запахи иногда вызывают ассоциации с местами, где в последний раз была в почти забытом детстве - скажем, в библиотечном коридорчике-шлюзе всегда нестерпимо пахнет Англией. Английская принцесса-драматург Корделия объяснила мне, что это на самом деле запах нафталина, сама Англия же пахнет несколько иначе.

*

Много думала о том, почему некоторые творческие люди в компании других творческих людей в режиме обычных малых разговоров часто актизивизируют этот межсубъектный дискурс призрачного принадлежания людей другим людям? "Мой муж говорил, что...", "моя бойфренд тоже так считает", "мой агент сказал..." - у некоторых буквально каждая третья фраза начинается с того, что принадлежащее им некое человеческое существо осуществило некую разовую или регулярную деятельность в окружающем мире. У некоторых, не у всех. Потом я решила, что это терапевтическая фигура речи - нацеленная не столько на то, чтобы уверенно дать понять себе и остальным, что ты не одинок, сколько на то, чтобы вспомнить, что тебе мнимо принадлежат какие-то люди. Возможно, это какая-то остаточная фигура речи со времен рабовладения, кто знает: мой кофе, мой терапевт, мой агент, мой муж, мой бойфренд. "Моего мужа кузена жена как-то однажды поехала куда-то на машине..." (я прекращаю слушать, но отмечаю: ей принадлежит огромное количество людей! это своего рода богатство!).

Мне никто не принадлежит, я никому не принадлежу. Даже про кофе я так и не научилась здесь говорить, что он мой, потому что ты никогда не знаешь, твой ли этот кофе на самом деле.

Кофе наверняка не мой - первые три дня в Колонии я по ошибке пила на завтрак кофе не из того баллончика - оказалось, что там был безалкогольный кофе из Колумбии. То-то я несколько дней ходила не проснувшись и лежала на всех горизонтальных панельках в библиотеке (а там очень много специальных горизонтальных панелек для любителей безалкогольного кофе!).

В дни, которые у меня начинались с безалкогольного кофе, я проводила каждое утро в полном делирии, беспомощно черкая болящей правой рукой (отсутствие привычки аналоговых письменных практик, о да) какие-то нелепые фразы в огромном японском блокноте.

Одна из этих фраз - видимо, я писала дневник? - меня потрясла, будучи прочитанной уже на нормальную кофейную голову.

"На завтрак был авокадо-тост, - написала я в восемь утра после трех живительных чашек безалкогольного кофе, - ВЫПЬЕМ ЖЕ ЗА ЭТОТ ОХУЕННЫЙ МЕКСИКАНСКИЙ АВОКАДО!"

Ну, понятно, чего именно выпьем, хе-хе.

Теперь я научена горьким, как кофе, опытом, и на завтрак выпиваю две чашки алкогольного колумбийского глубоко прожаренного. Но не моего, нет.


А как же мой прости господи роман, мой текст, мой метафикшн? Вчера целый день редактировала огромный кусок этого чортового метафикшна - когда я успела написать 50 тысяч знаков? Тем не менее, я бы хотела писать больше, постояннее, беспрерывнее. Но оказалось, что в этом санаториуме многие (такое у всех!) мучаются чувством вины, смешанным с горькой благодарностью - здесь слишком прекрасно для того, чтобы не использовать каждое мгновение подаренного времени. Но использование каждого мгновения этого времени - как выяснилось - это не только написание текста, вот что удивительно. Для меня - и для многих других, как я выяснила, робко поспрашивав - это в том числе и про какую-то тотальную чистку входящего восприятия от беспорядочных информационных потоков и раскладывание всего по умозрительным полочкам. Не то, чтобы я перестала читать ленту Фейсбука по утрам, о нет. Но она стала какая-то лишенная наполненности. Неинтересная. Я начинаю читать - и мне быстро перестает быть интересно.

Что действительно интересно - это полное собрание сочинений Оливера Сакса, которое он собственноручно сюда притащил, а также книжка "Animal Acts: Performing Species Today" под редакцией Юны Чадхури, где с нежностью и трепетом разложены межвидовые перформативные практики (я все время думала раньше: может ли существовать книга-хрестоматия по interspecies performance? но да, в мире, где всем неслышно правит хтонь и Донна Харавэй, существовать может все).

Немного переживаю из-за того, что никак не попадаю на концерт "Ляписа Трубецкого" в Бостоне (о Нью-Йоркском концерте их и речи быть не может, ехать пять часов! до Бостона всего два) - у меня нет машины и способа ее добыть. Есть шальная мысль пригласить "Ляпис Трубецкой" на квартирник в лес, но что-то мне подсказывает, что это не сработает. А ведь это мой Ляпис! Наверняка мой! Я так ужасно обрадовалась, когда мое студийное Радио Нулевых включила мне их песню "Холодная мамба" из двухтысячного, что ли года - как будто птичка в окно постучала. Хотя там и птичка в окно постучала, чего уж.

*

Читаю книгу Оливера Сакса про глухих и про знаковые системы, которыми они общались раньше и общаются сейчас - это вполне объяснимо, потому что проект, над которым я как бы по идее и приехала сюда работать - про оглушение, немоту и выход за пределы речи. Так вот что интересно - я никогда не задумывалась над этим, как и сам Оливер Сакс, пока не начал писать ту книжку! - ведь до того, как для глухих изобрели речь и знаковые системы, они не могли мыслить. Это чудовищно, если задуматься. До середины 18 века, оказывается, глухие были абсолютно исключенным из общества меньшинством, причем полностью ментально инвалидизированным - из-за того, что у них не было системы знаков и речи (впрочем, для общения друг с другом они как-то придумывали какие-то вернакулярные знаки всегда, что важно), у них не было и мышления - ни конкретного, ни абстрактного. Вроде бы это так просто и ясно - что человеческое мышление всегда привязано к знаку, символу, языку - что мы не задумываемся о том, что вот же целая категория людей с сохранным интеллектом и выключенным мышлением. По сути, это состояние очень близкое приобретенной афазии - когда интеллект сохраняется, но выключается язык - и, что самое жуткое, вместе с языком полностью выключается мышление как мы его понимаем.
Еще я поняла, почему глухих людей в английском языке всегда исторически называли deaf and dumb - глухотупые! - я раньше даже по ошибке (выстроив аналогию с "глухонемыми", что является такой же ошибкой аттрибуции - глухие никогда не немые в смысле производства звуков - они немы в смысле производства смыслов и речи; это не мутизм и не обеззвученность, но невозможность языка и выражения!) считала, что слово dumb на английском - это "немой" (и даже использовала его в этом значении, думаю, до довольно взрослого возраста уже). Но нет, это глухотупые - глухоидиоты, глухоимбецилы - потому что лишенный возможности категоризовать мир через знаки, глухой человек оказывается в депривации мышления и не мыслит. Следовательно, не человек в каком-то смысле. Но если обучить его языку даже во взрослом возрасте - он моментально начинает мыслить и категоризовать (что тоже невероятно). Меня в каком-то смысле потрясло, что это состояние полной неконтактности и "дебильности" - преходяще за счет языковых систем. И еще, оказывается, глухие люди в режиме постижения мира иначе учатся - у них нет "фонового обучения" вещам, как у слышащих детей - они запоминают в процессе обучения только то, что их просят запомнить. Все, что они знают о мире - это то, чему их целенаправленно обучили как знанию о мире.
Я как-то никогда не думала об этом раньше - ну, глухонемые и глухонемые. Но ведь и правда - это совсем другая ментальная реальность! Ирина Сандомирская писала о мемуарах слепоглухонемой женщины-самоисследователя Ольги Скороходовой (об этом много есть в ее книге про биполитику афазии, а еще вот перевод ее англоязычной статьи про Скороходову), но та все-таки имела некий предыдущий опыт слышания и восприятия - с ней весь этот кошмар погружения в бездну случился после болезни в детстве - а вот как существуют и воспринимают мир те, кто изначально в тишине и невозможности языка? Короче, все это очень интересно и странно.

*

Для дела мне нужно было посмотреть какую-то смертную бюрократию, статистику, строчку из песни Blue Oyster Cult "Don't Fear The Reaper". Оказалось, что в мире в год приблизительно умирает 50 миллионов человек, а рождается - приблизительно в два-три раза больше.

Выяснив эту информацию, я вдруг подвисла, потому что поняла, что это первый раз в моей жизни (и снова тут проскальзывает что-то мое, что удивительно - первый раз в моем кофе!), когда я вообще заинтересовалась этим вопросом: сколько людей умирает в мире в год? Почему этому не учат в школах? Почему статистика не дается в конце каждого календарного года - мы все провожаем такой-то год, в этом году нас - человечества! - стало меньше на 57 миллионов, а стало больше на 146 миллионов зато! Нет такой обязательной статистики, все вообще за кадром как-то происходит, а ведь понимание масштаба в этом смысле как-то важно, наверное.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив