
На смерть Криса Кельми

Но я, вообще-то, не о музыке. И даже не о музыкантах.

Врезались в память пляски на сцене Криса Кельми, одетого в черный тренировочный костюм с нарисованным белой красой скелетом в мигании стробоскопа. Как и все, орал от восторга. Но из музыки ничего не отложилось, а то, что слышал на кассетах, впечатления не произвело.
Но поклонников у «високосников» было много, это точно. Возможно, они есть и сейчас.
Именно поэтому я не понимаю, зачем сообщать малоаппетитные подробности последних лет жизни Криса Кельми. Как и Евгения Осина. Как и других известных персон, не только музыкантов. Зачем на всю страну сообщать вот это:
Да, очень грустное известие. Но на самом деле это было делом времени — последние двадцать лет он настойчиво себя убивал. Очень жаль. Красавчик, музыкант, любимец девушек и публики, но запомнят, к сожалению, алкоголика.
А мне кажется, запомнят, что с первых же часов, когда пришло печальное известие, всплыл именно алкоголизм музыканта. Именно его страстями и слабостью, а не творчеством, его проигрышем, а не победами почему-то пестрели новости.
Всем ведь известно: об умерших или хорошо, или ничего. Уж точно, плохо — не по горячим следам, когда тело еще не предано земле. Будет время рассказать о злом недуге Криса Кельми, который привел его к смерти. Но и тогда лучше шепотом, между своими — фанатам пусть достаются непроверенные слухи.
Я хорошо помню, как о смерти Высоцкого в 1980 году было сообщено в «Вечерней Москве». Очень скупая, стандартно-казенная информация появилась лишь 26 июля, на следующий день после того, как не стало поэта. Но слухи, волной катившиеся по стране, получили официальное подтверждение. А над легендарным редактором (в те времена главных не было) Семеном Индурским за тот крошечный некролог вроде бы даже сгущались тучи.
Разумеется, замалчивание общественно значимых событий — другая крайность. Возврата к тем странным временам я ни в коем случае нам не желаю. Но и от нынешней бестактной, почти хамской вольницы меня порой коробит. Неприятно осознавать, что никто не выдержал испытания отсутствием цензуры — все средства массовой информации, включая те, кого принято считать респектабельными, вдруг приобрели очень неприятный, но отчетливо видный грязно-желтый цвет.
Поймите меня правильно: я не против гласности. Я за границы приличий, неписанные правила хорошего тона. А вот с этим у нас просто беда.
Согласны?
|
</> |
