На прощании с Виктором Славкиным было не много народу...

Не столько, сколько он заслужил… но его это уже не волновало. Его и при жизни не сильно волновало и не меняло признание. Вел церемонию Марк Розовский.
Говорил долго, сбивался, признавался в симбиозе : - Это не Витя умер, а я умер! Это не он лежит, а я!...
Таким потерянным я Марка не видела. Записной остряк Аркаша Инин, даже вышел из зала со словами : - Когда я умру, пожалуйста, не зовите Розовского! Я лучше сам проведу своё прощание...
И это выглядело нормально, ведь собрались все свои. Кого-то я не видала лет двадцать, как вышла из драматургического цеха. Кого-то с больших прошлых похорон. Среду ЦДЛ и СТД развалили, люди видятся только по печальным поводам.

Виктора я знала примерно с журнала «Юность», где Борис Полевой собирал молодняк в «Зеленой лампе», а Виктор был старше нас и уже работал в редакции «фейком Галкой Галкиной». И это казалось тогда ужасно смелым, смешным и свежим. Ведь все фейки, что мы знали на тот момент, были Козьмой Прутковым и Черубиной де Габриак. А Виктор рассказывал, что побывал фейком в школе, когда был отобран пионерить перед Сталиным, хотя был уже комсомольцем, и его переодели в пионерскую форму. И это была первая комедия положений в его жизни.

Когда в драматургии появилась «новая волна», Славкин стал в ней первым номером, попав в жесткие режиссерские  руки Анатолия Васильева. Спектакли «Взрослая дочь молодого человека» и «Серсо» означали примерно то же, что чуть раньше означала Таганка - точку сборки поколения. Но Виктор вовсе не зазвездился, ну, может быть, с появлением денег начал элегантнее одеваться и чаще сидеть в Дубовом зале ЦДЛ. По-моему, Виктор вообще не менялся столько, сколько я его знала - с этой своей мягкой манерой разговора, с этими своими смешными волосами и обезоруживающей улыбкой.

Он всегда был с Ниной, которую увел у легендарного Александра Демидова. Не крутил публичных романов с артистками, не напивался и не попадал в скандалы, в отличие от большинства драматургов. Как-то мы вместе оказались на немецком театральном фестивале, кажется в Бонне, случайно встретились в магазине-кафетерии, где можно было задешево купить и в стоячке съесть обед. Он хитро подмигнул и сказал : - Если бы у нас были такие магазины, я бы ни за что не женился!

И это был не выпад по адресу Нины, а мальчишеское желание быть совершенно независимым. «Взрослую дочь молодого человека» он в чем-то написал о себе, только у него, к сожалению, не было дочери, как впрочем и сына. Он писал пьесу о том, что на театре называют «ты только поняла, как играть Джульетту, а тебе уже предлагают кормилицу». Главный герой взрослой дочери, конечно, был не Витя, я была знакома с подлинным «Бэмсом», вышедшим за рамки сюжета и без разрешения Славкина состарившимся и деградировавшим.

В девяностые «Бэмс» стал профессиональным халявщиком, наедающимся на тусовках, проникая туда по мятой справке из крупной московской газеты. А еще женился на немке и возглавил билетную мафию. И до такой степени ему было всего мало, что однажды был обнаружен в своей квартире с перерезанным горлом. Когда я рассказала это Виктору, он ужасно расстроился. Мы ведь «отвечаем за тех, кого написали», а он не желал такого финала пьесы.

Сам Славкин был совсем из другого материала - интеллигентный, тонкий, отзывчивый, романтичный, застенчивый, подробный, интонационно точный, как сказал сегодня Розовский - «тонкач». И когда начал вести телепрограмму «Старая квартира», она оказалась ровно его размера, что называется, не жала в швах. Потому, что Виктор - коллекционер, краевед, культуролог и летописец одновременно - был настолько образованней и глубже театральной тусовки, что всегда смотрелся в ней «ботаном».

А еще пьеса о взрослой дочери и молодом человеке была о джазе, ведь дядя Виктора работал трубачом в джазе Утесова. И Славкин рассказывал, что были времена, когда для легализации джаза Утесову приходилось читать отрывок из книги Горького, а потом, якобы, импровизировать на эту тему, исполняя композиции Элингтона.

С уходом Виктора захлопнулась дверь за эпохой, «когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли»… за «свободными людьми несвободного времени», о котором уже мало кто хочет помнить, и которое нынче не вокруг нас, а в учебнике Новейшей истории.

Это письмо зачитал над гробом Виктора Альберт Филозов, оно от Анатолия Васильева, я выпросила его у жены Анатолия Васильева, чтобы поместить здесь…