На Эхо Москвы

diak-kuraev — 08.07.2015 М. Королева― Здравствуйте. Это действительно программа «Особое мнение». Я — Марина Королева. Напротив в этой студии дьякон Андрей Кураев. Отец Андрей, здравствуйте.
А. Кураев― Добрый вечер.

М. Королева― Восемь лет за булочки с маком. В Воронежской области получила семья. Там даже больше дали, чем просило обвинение. Независимые эксперты говорят, что пищевой мак не бывает без наркотических примесей. Шел суд и вот такой исход. Как вам такая история?
А. Кураев― Я ничего про нее не слышал. Но когда мой живот мне это позволял, булочки с маком я очень любил. Даже в советские времена за это не сажали ни продавцов, ни потребителей.

М. Королева― Просто это судебная история довольно долго развивалась. Никто не ожидал, честно говоря, что будет реальный срок и что срок будет такой большой. Четыре человека, воронежская семья, трое пожилых людей. И вот пекли булочки в своем кафе. Восемь лет. Наркотики. Сбыт и производство.
А. Кураев― Одно из двух: или нужно какое-то законодательное толкование, чтобы было понятно, как отличить наркотический мак от пищевого, в том числе по использованию. Мне кажется это важнее всего. Или у следствия были какие-то другие наблюдения за жизнью этой семьи.

М. Королева― То есть ничего не знаете, предполагать не хотите.
А. Кураев― Не хочу.
М. Королева― Еще одна сегодняшняя новость. Она тоже связана с давней новостью, которая развивается. Это памятник князю Владимиру. И сегодня стало известно, что его установят в Москве к 4 ноября. Есть постановление правительства, есть суммы, сколько денег выделяется. Нет одного – непонятно, где его установят.
А. Кураев― Да, такая точность она как-то удивляет. Это означает, что каков будет памятник, уже решили. И корректировка его размеров уже невозможна. Это означает, что, я полагаю, он так и будет стоять, где определен. Просто объявят об этом в августе, когда москвичи разъедутся.

М. Королева― Он нигде не определен. На Воробьевых горах вроде бы уже историческое общество отказалось от своих претензий.
А. Кураев― Ну и что. А кто они такие.
М. Королева― Есть Лубянка.
А. Кураев― Историческое общество это историческое общество. Они выступали в роли волонтеров, которые предлагали эту идею, не только они, кстати. Они сказали, что согласны на другое место. Ну и что? Когда Ресин сказал, что точно не там, тут же московское правительство его одернуло.

М. Королева― Но 14 июля будет решаться, где именно будет устанавливаться памятник. Мосгордума должна будет определить. У вас есть какие-нибудь предположения. Вы говорите про Воробьевы горы. Но вроде бы все-таки нет. А вот на Лубянке насколько вероятно, что такой памятник появится?
А. Кураев― Вообще Воробьевы горы лучше в том смысле, что есть перекличка с Киевом, связь с рекой и нет связи с Дзержинским. Дело в том, что есть группа людей, крайне исторически невежественных, но, тем не менее, они достаточно популярны среди ПТУшников. Они утверждают, что князь Владимир был такой Дзержинский 10-го века. То есть они говорят о том, что это жиды навязали христианскую веру нашим русичам-предкам. И он крестил огнем и мечом, провел геноцид русского народа ради чужой для нас веры. Поэтому если действительно на Лубянке появится памятник князю Владимиру, я вижу, как этот аргумент они с радостью поднимут на свои щиты. И будут на эту тему между собой очень много и долго говорить. Что касается Воробьевых гор, мне кажется, проблему можно было бы решить, если бы, ставлю кавычки – «притопить» памятник. То есть поставить его на средней террасе. Так, чтобы до смотровой площадки достигала только рука князя Владимира или его крест. В этом случае он не был бы такой главной доминантой над городом. Кстати в Киеве тоже он именно на средней террасе днепровской стоит. А не на самой высокой точке города. И главное люди, которые приходят на смотровую площадку, увидят перед собой руку князя, может быть даже его макушку сверху, но не его сапоги. Постамент 24 метра. Ты пришел на Москву посмотреть — а над тобой нависают сапоги князя и то, что выше. И такое тут ощущение, что это именно власть вот так с такими сапогами со мной пробует разговаривать.

М. Королева― То есть вы бы его пониже поставили.
А. Кураев― Да. Но есть если власть хочет именно такой эффект на свое население производить, она, конечно вправе. Нотогда разрешите и нам это воспринять именно так.

М. Королева― Отец Андрей, мы так говорим как о деле решенном. Но возникает вопрос, а, собственно говоря, почему этот памятник так уж обязательно ставить. И, во-вторых, почему его так обязательно ставить, чем скорее, тем лучше. Прямо к 4 ноября, прямо в этом году. Просто нет у нас других вопросов и проблем.
А. Кураев― Я понимаю организаторов, почему у нас все так точно фиксировано. Сейчас годовщина кончины со дня князя Владимира. Тысячелетие со дня этого события. 4 ноября день единства России, поэтому так важно. Но в то же время мне кажется, что достаточно было бы в этом году просто провести честный конкурс на памятник и определить место его расположения. Просто принять некое обязывающее решение, что да, мы это сделаем. Пусть не сейчас, пусть через 10 лет а, может быть, через год. Но зачем это делать в такой спешке? Речь идет не о каком-то бюстике во дворе школы. Речь идет о неком градообразующем проекте. И поэтому эта спешка выдает такой административно-самовлюбленный восторг. Мы все могем, всех нагнем.

М. Королева― А как вам кажется, с чем или с кем конкретно это связано. Если связано. С кем-то во власти или, например, с событиями действительно на Украине. С Киевом. Нужно срочно установить что-то такое, откель грозить мы будем Киеву, например. Или это я фантазирую.
А. Кураев― Я думаю, что здесь очень многое сошлось. И разные люди, в том числе во власти, могут иметь разные мотивы. У кого-то действительно чисто исторический, а кто-то в этом видит что-то очень персональное. Кто-то может видеть и актуальную политику. Разные люди, за всех отвечать нельзя. Но поскольку в городе разных людей любой текст оказывается прочитываемым по-разному, власть, тем более многоглавая власть, в которой есть разные ветви власти, есть дума, должна были бы эти разных горожан слышать и признать: да, из того угла это не так хорошо смотрится. Но раз вот эта группа наших избирателей может понять вот так, пожалуй, надо попробовать сделать так, чтобы это прочтение все-таки не было очевидным.

М. Королева― А вы мне свое мнение так и не сказали. То есть вы говорите о мнении разных сторон. Но вы, например, за или против того, чтобы вообще памятник князю Владимиру, вот такой личности стоял в Москве в таком размере в каком-то знаковом месте.
А. Кураев― Про размеры ничего не могу сказать, потому что меня гигантизм не вдохновляет. Мне как-то более камерная музыка ближе. Но князь Владимир, конечно, это дорогой для меня персонаж нашей русской истории, и я был бы рад, если бы его память была бы отмечена. Хотя бы в топонимике Москвы. Казалось бы, проще и дешевле, чем ставить такой памятник. Просто топонимика. Но я что-то не могу найти имени князя Владимира на карте современной Москвы. Может быть, в новой Москве можно было бы это сделать. Так что само по себе меня это радует, но при этом я понимаю, обращаясь к истории, что например, мы об этом говорили несколько эфиров назад, что посольские храмы в Западной Европе в 19 веке, храмы при посольствах российской империи всегда носили имена императоров. Или Никольский храм или Александровский. Потому что у нас только два этих имени носили наши земные владыки в 19 столетии. Поэтому избежать этих ассоциаций невозможно.

М. Королева― И мы продолжаем «Особое мнение». Ну чтобы закончить тему с памятником, здесь сразу несколько sms пришло, вот из Санкт-Петербурга, из Нижнего Новгорода: ну что себя обманывать, когда все в курсе, что это памятник В.В, видимо, Владимиру Владимировичу, мы все знаем о каком Владимире Владимировиче идет речь, все понимают, что памятник будут ставить не столько князю, сколько Владимиру. Что скажите?
А. Кураев― Знаете, как только Владимир Владимирович, упомянутый в вашей sms, отпустит бороду, я начну соглашаться с вами. Но пока этого нет, можно еще не бояться этого. Потом знаете, мир иконы, а в данном случае это все-таки близкое к иконе, предполагает именно четкую узнаваемость и Имя, которое человек произносит, видя то или иное изображение. Потому что то, что общего есть между образом напечатанным или излитым из бронзы и первообразом, то есть самой личностью, общее это только имя, которое я произношу, видя его. Если в вашей голове будет именно такая ассоциативная связь, для вас этот памятник будет памятник президенту Путину. Но все-таки это вы его создали, потому что там на постаменте будет другое имя и другие иконографически узнаваемые черты. А вообще та новость, с которой вы начали, сегодняшнее объявление, что к 4 ноября памятник обязательно будет стоять, меня радует. Сознательно или нет, но она опубликована в день другого крестителя. По церковному календарю сегодня день Ивана Купалы. Иоанна Крестителя. И если это не специально подогнано, то для меня это некий интересный знак. Но, может быть, у них такие опытные пиарщики.

М. Королева― Ух ты. Хорошо. Это мы себе записали, пометили, поставили галочку. Теперь посмотрим, когда будет объявлено уже место установки памятника. Мы о других событиях совершенно не монументальных, я бы сказала даже антимонументальных. Слышали же про скандал, потасовку на вечеринке одной известной радиостанции. «Серебряного дождя», когда туда ворвались православные активисты во главе с протоиреем Дмитрием Смирновым. И наши слушатели вас спрашивают: как относиться к тому, что представители церкви ведут себя агрессивно?
А. Кураев― Здесь надо по полочкам разбирать. Первое, у любого человека есть право заявить свой протест против тех действий соседей, которые, как ему представляется, вторгаются в его личное пространство.

М. Королева― То есть ворваться в квартиру соседнюю.
А. Кураев― Заявить свой протест. Право такое есть. Дальше. Я несколько раз в году, особенно летними короткими ночами жаркими, ненадолго засыпаю с мечтой о том, — эх, был бы у меня в квартире гранатомет системы «Муха».

М. Королева― Подождите. Вы священнослужитель и вы это говорите.
А. Кураев― Да. Утром, правда, когда просыпаюсь, говорю: Господи, слава тебе, что его у меня не было. Есть в Евангелии такие слова, которые надо повесить при входе в любое общежитие: «друг друга тяготы носите, и так исполните закон Христов». Нам трудно жить в муравейнике. Мы без этого не можем, но и вместе нам трудно. И поэтому научиться вместе жить в мегаполисах это очень-очень непросто. И понятно, что все мы поэтому раздражены, все мы толкаемся, хотим толкаться локтями и так далее. Но к чему я хочу привести. Естественная реакция это естественная реакция. Но христианская вера призывает к тому, чтобы какие-то наши реакции были выше стереотипа и выше естества и выше физиологии.

М. Королева― Ну вот же.
А. Кураев― И поэтому кроме моей идентичности как жителя, уставшего, раздраженного жителя мегаполиса, есть у меня эта идентичность. У меня есть какие-то иные идентичности, избранные мною. Идентичность как христианина и идентичность в качестве священнослужителя. И вот с этими двумя идентичностями то, что произошло, трудно совместимо. Если бы они просто пришли туда, пусть даже прервав службу, то, что отец Дмитрий называет крестным ходом и просто встали бы рядом. Это было бы нормально. И если бы они провели автомобильный крестный ход, и на машинах стали бы гудеть клаксонами, заглушая музыку и обращая внимание, что что-то не так.

М. Королева― Православно гудеть.
А. Кураев― А почему нет. Почему нет. Это тоже было бы нормально, но это не насилие. Это тоже призыв к диалогу. Мы тоже можем мешать вам, но давайте подумаем, как унять и то и другое. А когда силовой прорыв на сцену, когда есть видеозапись, глее со сцены о. Дмитрий заявляет «все, концерт окончен» - он этим самым выходит за свои полномочия. Но вот вопрос о полномочиях отца Дмитрия. Они у него очень велики. Вот в чем штука. Если бы это был я или настоятель какого-то другого обычного храма, ну тогда понятно, иногда от безвыходности любой из нас делает какие-то не очень умные поступки. Не слышат меня: небоскребы, небоскребы, а я маленький такой.

М. Королева― И тут вы берете гранатомет «Муха» и отправляетесь на вечеринку.
А. Кураев― Но отец Дмитрий это человек отнюдь не маленький. Я не имею в виду его рост. Он в течение десяти лет возглавлял отдел московской патриархии по взаимодействию с армией и правоохранительными органами.

М. Королева― И он декан факультета православной культуры Ракетной Академии.
А. Кураев― Это не так важно в данном случае. Он член высшего церковного совета до сих пор. Он настоятель, который возродил несколько храмов именно в этом районе Москвы. Что это означает. В данном случае это означает, что у него в мобильном телефоне есть мобильные телефоны всех местных чиновников и начальников. И поэтому просто набрать этот номер, сделать 2-3 звонка, и эту проблему решили бы без участия обычных прихожан… То, что он естественным телефонным правом не воспользовался, а решил пойти силой продавливать, вот это мне очень непонятно.

М. Королева― А вы считаете, это было какое-то спонтанное движение, как вы говорите, эмоциональное. Движение души или это была некая спланированная акция.
А. Кураев― Этого я уже знать не могу, потому что речь идет о мотивах человека. Я, глядя со стороны, говорю, что здесь не было альтернативы: или просто смириться с тем, что службы в этот день не будет. Или же пойти драться. Нет тут только такой жесткой развилки. Есть промежуточные методы воздействия на ситуацию. Но они вполне законные и мирные.

М. Королева― А какие кстати промежуточные?
А. Кураев― Я уже назвал. Главные из них – звонки в управу, муниципалитет, префектуру и так далее.
М. Королева― Тоже ничего себе конечно. Но все-таки не самим идти.
А. Кураев― Я вам честно скажу, если бы пришли туда жители возмущенные соседних домов и это устроили, я был бы всецело на их стороне. Я не понимаю, почему их там не было.

М. Королева― Может быть, не так сильно мешали. Я вам хочу привести пример, на который многие ссылаются. Например, я прихожу в воскресенье на радио. Открываю окно, и у нас звонят колокола довольно сильно. Они, например, мешают мне сосредоточиться бывает. Я же на работу прихожу. Но мало ли действительно кто кому мешает. Но мы не ждем от верующих людей, плакатно верующих и представителей церкви неких агрессивных действий. Вот журналист Валерий Панюшкин про то написал. «Церковь часть моей жизни, но теперь я должен терпеть, что вот эта часть такая». Вот как верующему человеку обычному с этим смириться и к этому относиться.
А. Кураев― Здесь все немножко для меня печальней и сложнее. То есть я вновь хотел бы зафиксировать, никто из нас не святой. Ни я, ни отец Дмитрий, ни наши радиослушатели. Мы сложные, разные, у нас много идентичностей. И альфа-самец живет в каждом из нас, и раздраженный москвич. Но какой из своих секций я разрешаю проявить себя сейчас? Подчинить всего меня, обе мои ноги, обе мои руки, мой язык подчинить себе? Отец Дмитрий Смирнов очень необычный священник. Умница, человек с огромной иронией и самоиронией. Человек, способный на очень необычные и очень интересные суждения. В хорошем смысле провокатор. С хорошим эстетическим вкусом. И так далее. И почему вдруг вот сейчас эти его замечательные таланты вдруг проявили себя именно таким образом. Вы знаете, я полагаю, что это не только личная его проблема.

М. Королева― И третья часть «Особого мнения» дьякона Андрея Кураева. Давайте я вам несколько sms прочитаю. Потому что люди бурно реагируют. Например, Игорь: а слово «закон» господину Смирнову разве не знакомо, а про полицию он разве не слышал. Или вот: в светском государстве должна церковь уступать, терпеть, и никакого телефонного права, — пишет Татьяна, верующая. Или вот Андрей из Самары: чего кривите душой, церковь соскучилась по власти, по влиянию на людей.
А. Кураев― Я не кривлю душой, просто реклама или новости прервали ход моих размышлений. Я фиксировал, что каждый из нас сложный человек. В каждом из нас живет какой-то альфа-самец, мягко скажем.

М. Королева― Это вы про Дмитрия Смирнова?
А. Кураев― В каждом из нас. И надо держать его на цепи. Так отчего же я принимаю решение, а поступить именно по районско-пацанским понятиям? Когда такой человек как о. Дмитрий, умнейший человек, опытнейший, вдруг решает, что я это сделаю, это не просто личный уже поступок. Это результат той атмосферы, которую патриархия создает в церкви и обществе уже несколько лет. По меньшей мере, с 2012 года. Когда церковь хочет выглядеть силовым ведомством.

М. Королева― То есть агрессивное наступление. Наступательность.
А. Кураев― Да, и вот тогда такого рода акции они становятся возможными о востребованными. Потому что кажется, что есть уже разрешение, это получит одобрение наверху и что это по-христиански… Кстати, сколько дней прошло - и ни в одном из блогов, который ведут випы московской патриархии, никакого упоминания инцидента с о. Дмитрием. Есть такое карманное информационное агентство московской патриархии, называется Интерфакс-религия. Они согласуют с Легойдой все свои публикации о жизни церкви. И вот там нет ни слова об этом происшествии. Просто ничего. Естественно, не только официальный сайт патриархии, но и блоги випов патриархии тоже об этом молчат. Ничего не произошло, все нормально. Это молчание это гораздо серьезнее, чем сам инцидент, произошедший в субботу.

М. Королева― Дмитрий из Свердловской области вам задает такой вопрос: отец Андрей, не кажется ли вам, что Дмитрий Смирнов открыл ящик Пандоры. И теперь так будет разбираться каждый. То есть люди посмотрели, верующие, как должен вести себя настоящий верующий. Придти, разогнать вечеринку. Потасовку устроить.
А. Кураев― Это очень серьезный прецедент. Какие нехорошие на мой взгляд последствия? Во-первых, вы сами уже упомянули колокольный звон. Это сегодня кажется: ну что вы, как это можно снова по большевистски запрещать колокольный звон?! Но пройдет несколько лет и десятилетий и эта тема в нашем мультикультурном обществе может все обостряться и обостряться. Как в западном мире. И тогда у противников колокольного звона появится мощный аргумент. Смотрите, как православные реагируют на звуки, которые им не нравятся и кажутся слишком громкими, вторгающимися в их жизнь. А почему же у нас не может быть аналогичных прав и претензий?
Вторая проблемка. Отец Дмитрий это не обычный священник. Он очень авторитетен в церковной среде и мире духовенства. Заслуженно авторитетен. И в самом хорошем смысле этого слова. И поэтому многие обычные батюшки могут сказать: если отец Дмитрий так делает, значит и мне можно. Хотя я должен сказать, что я сегодня беседовал и с архиереями и с очень опытным духовником. И они в частных беседах тоже выражали недоумение - почему все-таки он повел себя так, как повел. Но это частные беседы и беседы со мною, а не декларации.

М. Королева― Вообще хотела вас спросить, а с чем связана такая постоянная обиженность верующих. Оскорбление чувств верующих…
А. Кураев― Это не постоянная обиженность верующих. Это намек из патриархии: обижайтесь и демонстрируйте свои обиды.
М. Королева― Вы серьезно что ли?
А. Кураев― Да, это последние три года всего лишь.
М. Королева― Просто я посмотрела из последних новостей, например, чувства православных верующих в Австралии оскорбил экспонат выставки – перевернутый купол храма.
А. Кураев― В Астрахани.
М. Королева― В Австралии. Православные верующие оскорбились тем, что на выставке современного искусства был продемонстрирован перевернутый купол храма. Организаторы этого гнева не поняли в Австралии, но вот такая история. Что это такое. Вы серьезно уверены в том, что это сигнал сверху. Обижайтесь и дастся вам.
А. Кураев― Совершенно верно.

М. Королева― А зачем?
А. Кураев― Затем, чтобы иметь потом возможность, во-первых, мобилизовать народные массы. Во-вторых, выставлять руководителей в качестве защитников этих обижаемых народных масс. Тут много можно бонусов сиюминутных получить. Для того чтобы, в конце концов, боялись. И главное, был замечательный рассказ Честертона «Сломанная шпага». Вкратце сюжет таков. Отец Браун, детектив в данном случае, хотя и католический священник, расследует давнее событие. Смерть какого-то генерала героя Великобритании. Очень странно он повел свою армию в заведомо проигрышное сражение. Проиграл его. Ну почему он это сделал? И в итоге Браун приходит к выводу, что перед боем генерал убил одного из своих офицеров. А дальше в рассказе была такая фраза: где лучше всего спрятать сорванный лист? - В осеннем лесу. Где удобнее спрятать труп? – на поле боя. Где удобнее спрятать собственный провал, критику в свой личный адрес?– а подставить под критику миллионы.

М. Королева― Но вот Виталий, наш слушатель задает такой интересный вопрос. Это церковь потребовала у властей расширенных полномочий или власть заставляет служителей так себя вести. Кто в этой истории был первым.
А. Кураев― Нет, нет, власть, честно говоря, сама фигеет от такого рода действий. Там уверяю вас, тоже копится, мягко говоря, недоумение.

М. Королева― То есть вам кажется, что это как-то в скором времени должно разрешиться.
А. Кураев― Не знаю. Что значит скорое время. Мы мыслим столетиями. Поэтому я боюсь ввести в заблуждение наших радиослушателей.

М. Королева― Мы сегодня много с вами говорили о религиозных делах, что понятно, учитывая человека, который сидит в студии. Но я вас хотела спросить все-таки еще о другом немного. Виталий Милонов известная личность, депутат петербургского заксобрания предложил ввести правила поведения для россиян за границей. В частности запретить пенные вечеринки, нетрезвое поведение. А еще стало известно, что представители социальных служб будут проверять, что россияне делают во время пребывания на больничном. Вопрос: а почему у нас к гражданам страны относятся как к детям. Они того заслуживают вообще?
А. Кураев― Во-первых, это традиция. И, пожалуй, даже многовековая. И не только советская. Наша история учит нас скорее удивляться тому, что вдруг государство что-то нам разрешает. А не тому, что какой-то правитель что-то запретил или решил проконтролировать. Но в данном случае да, я с каждым месяцем молодею. Потому что новостные ленты приносят такие знакомые информационные брызги, стереотипы поведения, реакций, речи. Которые были мне памятны по моей комсомольской юности.

М. Королева― По вашей комсомольской юности.
А. Кураев― Ну конечно.
М. Королева― Вы еще и комсомольцем были.
А. Кураев― Мы в 70-е годы вполне себе возвращаемся. Скоро увидим выездные визы какие-нибудь, партком, профком…
М. Королева― В правилах поведения живо напомнили песню Высоцкого, что там можно, что нельзя.
А. Кураев― Надо ведь будет где-то отчитаться в знаниях этих правил. Наверное, в Шереметьево неудобно перед посадкой в самолет пограничнику доказывать, что я знаю, что мне можно, что нельзя. Значит, должны быть выездные комиссии по месту работы и жительства, наверное.

М. Королева― Кстати, в связи с тем, о чем вы сказали, что вы слышите какие-то знакомые интонации, в том числе из советских времен. Я слышу, например, и другие интонации. Например, в публичной речи становится все больше резкостей. Взаимных оскорблений. Тут, например, Сергей Нарышкин, спикер ГД назвал вашингтонских политиков «жалкими клоунами». Это самое мягкое, что звучало в последнее время. Эта речь на грани нервного срыва, о чем это говорит?
А. Кураев― Так, может быть, действительно у них есть нервный срыв. Почему бы и нет. Я с теми властями не общаюсь и как-то особо их жизнью не интересуюсь. Но вот то, что входит в мой дом, так или иначе, это господин Киселев и его телевидение. И вот это вызывает мою дикую ярость, я признаюсь. Потому что меня возмущает то, что ведущие, независимо от возраста и пола, говорят в одной и той же искусственной истерической интонации. У них точно те же позы, что у Киселева, столь же смешные, столь же искусственные. Те же гримасы, те же ужимки. И это телевидение становится все больше похоже на северокорейское. Где главное — эмоциональный прессинг. Обратите внимание, какой интонацией закадровый голос передает цитаты из западных массмедиа или западных политиков. Гнусавый, как во времена перевода на видеокассетах конца 80-х годов. В такой интонации это принято теперь подавать. Вы что, не можете найти девушек в России, у которых нормальный, грамотно поставленный голос?

М. Королева― Вы думаете, это специально делается?
А. Кураев― Абсолютно специально.
М. Королева― Я хотела как раз спросить, с чем связано появление большого количества оскорблений, агрессивной лексики, может быть это просто отражение того, что происходит на улицах.
А. Кураев― Нет.

М. Королева― Где здесь начало. Кто первый.
А. Кураев― Нет, кстати, в федеральных массмедиа конечно же это установка сверху. Это военная мобилизация, доведение людей до военной истерики, убедить их, что нам объявлена война, война веками ведется западным миром против нас. На всякий случай напомню, что все серьезные войны, в которых Россия воевала с кем-то из западных стран, она всегда это сделала с кем-то из западных союзников. Будь то Северная война, когда Дания и Польша воевали на стороне Петра Первого, а отнюдь не Карла XII, или война с Наполеоном, когда Великобритания и Испания воевали на стороне России. Не говоря уже о Первой и Второй мировой войнах. Но надо создать образ врага, мобилизовать народ, раздразнить его, сказать, идет война, и по мере продвижения к чему-то классовая борьба будет только обостряться. Они не придумали еще к чему мы продвигаемся, и какая именно цель стоит того, чтобы страна жила в нищете и считала врагами всех окружающих. Потому что идея борьбы с гомосексуализмом она слишком мелкая.
М. Королева― То есть вам кажется, что объект еще не выбран. Это не Запад разве во всех его проявлениях.
А. Кураев― Вот надо придумать какое-то очень мерзкое проявление.
М. Королева― Скажите, раз мы говорили много о церкви, нет ли у вас ощущения, что церковь здесь одна из колонн…
А. Кураев― Не церковь, а патриархия, да, конечно.

М. Королева― Даже так.
А. Кураев― Все-таки эти вещи надо различать. Есть аппаратная верхушка, которые не то что идут вслед, а готовы скакать впереди и подтявкивать устами того же отца Всеволода Чаплина: любые сумасшедшие проекты одобрять и заявлять, что мы еще большего хотим и вообще, слава богу, что будет война. А церковь в массе своих священников скорее все-таки способна переключать людей на несколько другой регистр и успокаивать.

М. Королева― Как вам кажется, возможно, вопрос может быть и фантастический в России такое, что этот принцип отделения церкви от государства будет нарушен?
А. Кураев― Он может быть нарушен как всегда только в одну сторону. Если государство пожелает контролировать церковную жизнь. Но здесь патриарх им особо не даст. Патриарх Кирилл не из тех людей, которые готовы делиться своими полномочиями с кем бы то ни было.

М. Королева― Я имею в виду, что Россия становится не светским государством, а православным.
А. Кураев― Вы считаете, что Путин готов делиться с патриархом своими полномочиями?
М. Королева― А вы считаете, что нет.
А. Кураев― Считаю, что нет. А с кем он готов делиться своими полномочиями, простите?
М. Королева― Дьякон Андрей Кураев, сегодня это было его «Особое мнение». Всем спасибо, всем счастливо.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив