Мравинский

alex_vergin — 06.09.2023

Примеры подсоветской (и даже успешной) жизни представителей старого культурного слоя всегда интересны и поучительны. Судя по воспоминаниям близких Мравинскому людей, участвующих в этом фильме (Yevgeny Mravinsky: Soviet Conductor, Russian Aristocrat), советскую власть он ненавидел. Последней жене говорил: "Не надо ничем обрастать; мы всё потеряли в 1917 году и еще раз всё потерять я не смогу".

И действительно, похоже, что не обросли: эта жена его, уже 94 лет от роду, сгорела в своей скромной квартирке в Питере в позапрошлом году - видимо, жила одна и ничего не нажила. (Правда, семейный архив уцелел; особенно впечатлила меня редкая фотография на 6:30, подобной которой я уже не чаял найти: он там вместе с отцом, тайным советником, окончившим Училище правоведения с золотой медалью, и с дедом, инженер-генералом, попавшим под суд за небрежный осмотр лавки Кобозева 28 февраля 1881 года; об этом судебном процессе будет мой ближайший очерк в "Законе").

Ð¢ÑÐ¾Ðµ ÐÑÐ°Ð²Ð¸Ð½ÑÐºÐ¸Ñ — Трое Мравинских

Характерна цитата Мравинского, которую по-английски приводит один из его знакомых в конце фильма: "In a way you are lucky; you do not know what was Russia before the start of all this (before 1917)" - "В некотором смысле вы счастливый человек, поскольку не знаете, какой была Россия до того, как всё это началось (в 1917-м)".

ÐÐ¾Ð»Ð¾ÑÐ°Ñ Ð¼ÐµÐ´Ð°Ð»Ñ Ð¾ÑÑÐ°-ÑÑÐ¸ÑÑÐ°, Ð²ÑÐ¿ÑÑÐºÐ½Ð¸ÐºÐ° ÐÐ¼Ð¿. Ð£ÑÐ¸Ð»Ð¸ÑÐ° Ð¿ÑÐ°Ð²Ð¾Ð²ÐµÐ´ÐµÐ½Ð¸Ñ 1880 Ð³. https://genrogge.ru/isj/isj-091-4.htm — Золотая медаль отца-юриста, выпускника Имп. Училища правоведения 1880 г. https://genrogge.ru/isj/isj-091-4.htm

Из романа «Истоки» Марка Алданова:

"Инженер-генерал, ведавший санитарной частью столицы, как раз куда-то торопился. Ему очень не хотелось ехать в лавку. Он грустно спросил, нельзя ли отложить осмотр на один из следующих дней. Пристав так же грустно ответил, что собственно вполне бы возможно, но слышно, будто государь император завтра изволит проследовать в Михайловский манеж по Малой Садовой.

«Вечно эти дармоеды придумывают всякий вздор! Только даром беспокоят занятых людей. Подкоп из какой-то сырной лавки! А если в самом деле подкоп, то при чем тут санитарная часть?» — сердито сказал себе Мровинский, впрочем, сам в первую минуту подумавший о возможности подкопа: весь Петербург говорил о минах и о подземных ходах.

Разве только Александр Михайлов мог бы не растеряться от такого страшного, внезапного удара. В лавку вдруг вошел генерал в сопровождении пристава, помощника пристава, дворников. Богданович не имел стальных нервов Михайлова; он был измучен, как все участники покушения, и, увидев полицию, замер: все кончено!

Мровинский посмотрел на него насквозь пронизывающим взглядом, затем огляделся в лавке и с хитрым видом сказал, что приехал произвести санитарный осмотр.

— Говорят, сырость у вас. Надо посмотреть: проверить, значит, санитарное состояние, — с еще более хитрым видом пояснил пристав. Богданович растерянно ответил, что в лавке сырости нет. Разумеется, не могло быть никаких сомнений в настоящей цели осмотра. По позднейшему свидетельству самого Мровинского, лавочник был «беспокоен и встревожен». Однако это у генерала ни малейших подозрений не вызвало. Напротив, лавка произвела на него благоприятное впечатление. Перед иконой горела лампадка. Кинжалов и револьверов нигде не было.

Не зная, что, собственно, надо делать, Мровинский постучал в стену, хотя это не согласовалось с только что данным объяснением цели визита. Звук был обыкновенный: подкоп велся из второй комнаты, да и там стучать надо было бы гораздо ниже.

Во второй комнате было темно: одно окно было завешено.

— Зажгите свечу, — сказал Мровинский и, оглядевшись, велел отодвинуть какой-то сундук. За ним на стене было серое пятно. Генерал нагнулся, провел по пятну рукой и поморщился: у него пальцы почернели от пыли.

— В той комнате тоже пятно на полу. Это откуда?

— На масляной сметану пролили, — ответил, еле справляясь с дыханьем, Богданович. «Что делать? Сейчас конец!.. Что делать?» — с отчаяньем спрашивал он себя. Но генерал кивнул головой, вполне удовлетворенный ответом: действительно недавно была масляная. Он подошел к окну, — у Богдановича сердце перестало биться. Здесь генерал, для разнообразия следственных приемов, не стал стучать в стену, а вдруг сильно дернул к себе подоконник. Вероятно, он деятельность заговорщиков представлял себе по романам госпожи Радклифф: стоит в подземелье замка в надлежащем месте что-либо дернуть, где-либо нажать кнопку — и стена на шарнирах раздвинется или уйдет в землю. Подоконник никуда не подался, стена с места не сдвинулась. Это совершенно успокоило Мровинского. На расстоянии аршина от подоконника было отверстие подкопа, замаскированное наклеенными на доски обоями.

«Разумеется, вздор! Что-то им приснилось!» — подумал генерал и посмотрел на часы. «Уже опоздал…» Он все же заглянул в третью комнату. Она была завалена чем-то очень грязным, противно было заходить. Мровинский вернулся в первую комнату лавки.

— А здесь у вас что? — спросил генерал, показывая на покрытую соломой кадку.

— Сыры, — еле выговорил Богданович. Если б генерал приподнял горсть соломы, это означало бы смерть: в кадке, как и в сундуке, находилась вырытая террористами из подкопа земля.

Пристав Теглев, не желая отставать от генерала в усердии, обратил его внимание на то, что часть стены обшита досками. Мровинский тотчас сделал лавочнику внушение.

— Так не годится. Кусочки сыра попадают в щели, гниют. То-то у вас такой воздух. Вы это переделайте.

— Так точно, ваше превосходительство. Слушаю-с, ваше превосходительство, — сказал Богданович. Его почтительность понравилась генералу.

— Ваша фамилия Кобозев? Я еще другого торговца Кобозева знаю. Он вам не родственник?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Ну, что ж, кажется, все в порядке, — сказал генерал. Пристав почтительно наклонил голову. Мровинский благосклонно кивнул головой лавочнику, еще раз велел ему убрать доски и вышел в сопровождении свиты. Все они были вполне удовлетворены осмотром. Пристав же был особенно рад своей выдумке: так он хитро, в полном согласии с «хабеас корпус», принял меры для охраны его величества.

Когда они вышли, Богданович, еле дыша, добрался до второй комнаты и повалился на покрытый рогожей жесткий диван. Он даже не мог радоваться. «Только бы скорей! Все равно как, лишь бы скорее!..» — думал он, обливаясь потом."

Сохранено