Моя 10-ка лучших биохорроров - 2.

moskovitza — 29.10.2024

Начало здесь.


5. Сказки... сказки... сказки старого Арбата.

В год 70-летнего юбилея своего тестя, маститого драмодела Алексея Арбузова, режиссер Савва "Куля" Кулиш, пользовавшийся у коллег по цеху репутацией «беспомощной бездарности», запустился на студии «Мосфильм» с экранизацией «Сказок старого Арбата». Сам Арбузов, монопольно представлявший советскую драматургию за рубежом и без устали посещавший с женой театральные премьеры своих пьес по всему миру (в одной только Англии в середине 70-х они были в репертуаре 30 трупп), не без труда нашел время поучаствовать в сценарной адаптации этой антрепризной безделицы, написанной еще в 1968 году, механически сдвинув время действия на 10 лет вперед: из ровесника (и alter ego) автора главный герой - кукольный мастер Федор Балясников превратился в «ровесника Октября», от чего его и без того придуманная биография «заслуженного деятеля культурной революции» стала совсем уж неприлично фантастической:  «Я был актером у Мейерхольда, дружил с Коненковым, меня чуть не избил Всеволод Вишневский, Володя Маяковский сломал кий, играя со мной на бильярде, а мои первые куклы вызвали восторг самого Луначарского!»


За этой хвастливой трескотней пожилой хунвейбин Балясников (Игорь Владимиров, то и дело срывающийся на «театральный» крик) скрывает ужас перед открывающейся ему на старости лет злокачественной бессмысленностью и пустотой мира. «С годами так ясно вдруг видишь — все пустое, и только дело имеет истинную цену», - мог бы повторить за другим арбузовским героем Балясников, цепляющийся за свою работу как за подтверждение собственного существования, отчаянно пытающийся поддержать свое творческое реноме. «Я - мастер кукол», - представляется он швее Виктоше (жеманно прядущая ногами в немоторной попытке станцевать «цыганочку» солистка балета «Росконцерта» Лариса Сучкова, приторно озвученная Ольгой Гобзевой), материализовавшейся из сияющего сгустка эктоплазмы на пороге его мансарды.

«Твои куклы заменили тебе живых людей, или ты людей перепутал с куклами, и теперь играешь ими!» - надсадно выкрикивает банальности сын Балясникова Кузьма (предельно скованный в кадре Кирилл Арбузов, шурин Кулиша, мечтающий, чтобы его наконец оставили наедине с живо волнующими его «проблемами развития детского и юношеского театра Франции»). В спутанном сознании Балясникова - и на экране - Кузьма и Виктоша мутируют, превращаясь в мясных марионеток на нитях, прорастающих из их голов и конечностей и тянущихся куда-то вверх, в непроглядные рябые тени под потолком. Так субъ­ек­тив­ный опыт бытия кем–то («Я - мастер кукол») разрушается удуш­ли­вым галлюциногенным биохоррором. Балясников, понимая, что он не властен над этими порождениями сгущающейся тьмы, в отчаянии берется за изготовление их гипсовых двойников, чтобы вернуть себе хотя бы иллюзию контроля над ускользающим в ничто миром.



В пьесе процесс изготовления кукол не показан, а о его окончании сообщает подручный Балясникова Христофор Блохин (в фильме сыгранный Зиновием Гердтом в обычном амплуа «мудрого старого еврея»): «По Сивцеву Вражку он прохаживается потому, что утром он завершил главную часть своей работы». Это одно из немногих упоминаний арбатских топонимов в «Сказках...», писавшихся как «отступное» для Вахтанговского театра: незадолго до создания пьесы Арбузов женился на Маргарите Лифановой, бывшей жене Евгения Симонова, сына Рубена Симонова, и Арбат в названии служит исключительно  указанием на место дислокации труппы армянских лицедеев. Кулиш так же демонстративно дистанцируется от натужно-эксурсоводческой поэтики «переулочков Арбата»: ничего специфически арбатского в фильме нет (не считая пары кадров на ступеньках модного кафе «Адриатика») -- более того, он демонстративно начинается с обстоятельной панорамы Охотного ряда и окрестностей, снятой оператором Владимиром Климовым с крыши дома на площади Свердлова.



На эту крышу Климова привела главный художник Государственного центрального академического театра кукол Алина Спешнева, в квартире которой, расположенной этажом ниже, снимались эпизоды фильма «Душа» (Климов работал оператором на обеих картинах, премьеры которых состоялись в 1982 году с разницей в пять месяцев). Создание марионеток превратилось из одной сценической реплики в центральную сцену «Сказок...» именно благодаря приглашенным в съемочную группу Спешневой и ее мужу - режиссеру Николаю Серебрякову. В 1980 году вышел на экраны их анимационный opus magnum - психоделическая фантазия на темы Юрия Олеши «Разлученные», в которой шогготоподобные толстяки-архонты превращали детей в уродливые автоматоны, старый кукольный мастер изготавливал доппельгангера главной героини - девочки Суок, а закадровая песня в исполнении Михаила Боярского (Спешнева старалась избегать участия в проектах, в которых не был задействован этот популярный актер) фактически повторяла сюжетную канву «Сказок...»: «Потрудился мастер, куклу создавая - Девочка уходит - Мастер уходит - Кукла остается».

У изготовленных знаменитым конструктором кукол Владимиром Птицыным бледных, бескровных марионеток Париса и Елены, отсылающих к античным террактовым шарнирным куклам, нет ваги, как и у их мясных оригиналов - Кузьмы и Виктоши. Их нити уходят «вверх и в темноту», как пели участники популярного в 70-х годах прошлого века ВИА «Машина времени», сыгравшие в фильме «Душа» музыкальный коллектив, сопровождающий солиста Михаила Боярского. Эти уходящие в неведомую высоту нити, сплетенные из человеческих ужасов и надежд, позволяют Балясникову понять, что он - такая же марионетка, качающаяся под бесцветной пустотой, неспособная принимать самостоятельные решения и преследовать собственные цели и находящаяся во власти могущественных и невидимых существ.

Через полтора года после премьеры «Сказок...» - 19 апреля 1984 года Алина Спешнева шагнула с балкона своей квартиры на площади Свердлова в распростертое небо, отдав себя во власть этих неведомых высших сил... и вновь зародив у оставшихся в живых страшную мысль: а что, если никакого экстернализированного Мастера кукол нет, и все это - только развернутая защитными механизмами сознания экономия ужаса -  кукольная вселенная, в которой марионетки дергают за нитки сами себя, заговор без заговорщиков, но с кровавыми жертвами.


6. Шапка Мономаха.

«И если не отдохнешь, недремлющие химеры сожрут твой мозг, и все утонет в хаосе!» - предупреждал с экрана телевизора в польском мотеле актер Павел Галья. «Ха-ха! Это неважно!» - на бегу отмахивались дикие юнцы Черной Пальмиры, спешившие из «ТамТама» на Малом проспекте В.О. с концерта «Ножика» и «Химеры»  в «Тоннель» на Большом проспекте П. С. на эйсид-хаусный сет популярного DJ Габриэля. Десятью годами ранее будущий резидент «Тоннеля» и апостол гоа-транса Габриэль Воробьев сыграл тщедушного ленинградского восьмиклассника Алика Шубина в биохорроре маститого ленфильмовца Искандера Хамраева «Шапка Мономаха», зафиксировавшем последние судороги навсегда уходящего нейроуклада. Шубину и его ровесникам из «поколения Х» предстояло стать беспомощными свидетелями глобального изменения парадигмы контроля сознания: от репрессивного форматирования индивидуального разума к тотальной власти над роевым, коллективным интеллектом человечества.

«Лит-ры не будет!  - радостно сообщает одноклассникам Марина (трагически рано ушедшая из жизни Ольга Озерецковская), - Маман ведет нас в какой-то институт проверять мозги». Речь, разумеется, идет о ленинградском ордена Ленина филиале Института мозга Ленина имени Ленина, входившем в структуру зловещего ВИЭМа. В итоге систематического изучения архитектоники мозга вождя мирового пролетариата ученые пришли к тому же выводу, что и персонаж Павла Гальи: драматическое усыхание ленинского мозга ниже нормы (до 1340 грамм) явилось «результатом перенапряжения в работе». Недремлющие химеры изгрызли, как указывалось в заключении, «наиболее благородные в функциональном отношении извилины; окраска серого и белого вещества изменилась на оранжевую; образовались кисты и очаги разложения на плесень и липовый мед».

Уже академик Семашко указывал на опасность «чрезмерной мозговой деятельности», прямо увязывая ленинский «склероз изнашивания» с деятельностью «наиболее уязвимого места - мозга, то есть того органа, который выполнял самую напряженную работу». Вот почему предстоящее исследование при помощи нейрошлема «Шапка Мономаха» не вызывает у школьников особого беспокойства. «Туда закладывают голову и проверяют, у кого мозги есть, а у кого нет», - беспечно поясняет принцип мониторинга Алик Шубин. Но когда зритель вслед за секретарем директора школы Аллой Перфильевной проникает в лабораторию и краем глаза видит какое-то зафиксированное в кресле обросшее клочьями шерсти существо с торчащими из черепа пучками проводов, нейрохоррор вступает в свои права.



Сценаристку фильма Тамару Лихоталь, специализировавшуюся на медиа-контроле и индоктринации детской аудитории (она долгие годы проработала в радиопрограммах «Пионерская зорька» и «Ровесники») мало занимала тема школьной этологии, преобладававшая в янг-эдалт прозе «долгих 70-х» (от Алексина и Алексеева до Левинсона и Михасенко). Доминированию высокоранговых самок Наташи и Тани (Дарья Мальчевская и Наташа Латынская) над унылыми бета- и гамма-самцами ничто не угрожает до тех пор, пока  «шапка Мономаха» не оказывается на голове аутсайдера класса, троечника из неполной семьи Петрова (Коля Феофанов).

«Подумаешь, нахлобучили на голову кастрюлю и думают - гений! - злобно комментирует неожиданное - по итогам исследования -  возвышение Петрова в иерархии стаи теряющий позицию фаворита королев класса Шубин, - Теперь ему в рот смотреть будут!» Соавтор сценария и коллега Лихоталь по промыванию мозгов в Главной редакции радиовещания для детей Всесоюзного радио СССР Маргарита Мосякова, всегда живо интересовавшаяся космической темой (ее дебютом на радио стала пьеса о детских годах первого чувашского космонавта Андрияна Николаева), прямо отсылает зрителя к промежуточным результатам исследований в рамках медико-биологической программы «Бион». Ученые, занимавшиеся предполетной подготовкой макак-космонавтов в приматологическом комплексе в Химках, заметили, что обезъяны, которым вживлялись в кору головного мозга электроды и датчики, повышали свой ранг и авторитет в стае.



«Я Жаконя, я Жаконя - удалая голова!»,  - любил приговаривать любимец ленинградской детворы, герой популярной телепередачи о приключениях тряпичной обезъянки Жакони и его друзей - Тяпы, Ляпы и Телевичка. Неизвестно, о чем думал тезка Жакони из отряда космонавтов, когда в его удалую голову ввинчивали глубинные электроды. Первый космический запуск макак в рамках программы «Бион» состоялся 15 декабря 1983 года - ровно через год после телевизионной премьеры «Шапки Мономаха», а последний, закончившийся трагической смертью космонавта Мультика, - в декабре 1996 года, когда страхи, вызванные перспективой контроля мозга путем нейрохирургических вмешательств (за пионерским нейрохоррором Хамраева на экраны вышли «Мозги набекрень» Райнера, «Мозговой штурм» Трамбулла и сразу два «Мертвых мозга» - от Саймона и Джексона), сменились эйфорией от наступления эры доступного интернета и новых психоактивных веществ.

В том же 1996 году на страницах «Птюча» Габриэль Воробьев восторженно рассказывал, что «засэмплированная атмосфера и закодированные эмоции» в сочетании с «воздействием на человеческую психику стимуляторов» позволяют направлять «течение глюка публики» в заданное русло. Неинвазивный нейроинтерфейс, захватывающий восприятие через био- и медиа-каналы, оказался куда более эффективным, чем «шапка Мономаха», инструментом взлома и переформатирования мозгов с целью универсализации дизайна мышления, эмоций и поведения. Всемирная паутина, составляя с химически стимулируемым пользователем ризоматическое единство, представляет собой его единственно возможный акт мысли, церебральную кальку, похожую на мышление, но не являющуюся им. Захваченное желание тонет в управляемом хаосе реков и рилзов, не зная ни времени, ни пространства, мысля лишь собственное небытие.


7. Звездная командировка.

«Дымоход прочисть, нелюдь ты заморская», - кричит Дарья (Елена Кузнецова) вслед мужу - механизатору колхоза «Луч» Ефиму Тишкину (Владимир Носик), как будто предчувствуя, что ему предстоит волнующая встреча с инопланетянами и, может быть, даже романтическая абдукция. После этой реплики зрители, пришедшие в 1983 году на премьерные показы кинокомедии «Звездная командировка», понимающе перешептывались: назвали бы сразу - «Тишкин и анальный зонд». Ректальное квазимедицинское обследование стало визитной карточкой инопланетных визитов, окончательно закрепившейся в кинематографическом мэйнстриме после выхода «Близких контактов третьей степени», а инициалы Ефима Тишкина недвусмысленно отсылали к очередной поделке того же киноремесленника - «E.T. the Extra-Terrestrial».

Сюжетная завязка «Звездной командировки» обещает зрителю откровенное описание близких контактов седьмой степени: похищенному пришельцами плодовитому Тишкину - отцу как минимум семерых детей - предстоит в одиночку разрешить демографический кризис на дистопической планете Рюм, а поменявшемуся с ним местами двойнику - инопланетянину Глоузу - открыть для себя радости земной любви. Но очень скоро аудитория, избалованная эротическими сай-фай комедиями на любой вкус - от «Дьяволицы с Марса» и «Огненных дев из открытого космоса» до «Вторжения любовных дронов» и «Автоматических удовлетворителей с Альфа Блю», начинает понимать, что ей предлагается нечто иное. И хотя в фильме нет недостатка в откровенных сценах межгалактической эротики («Дай мне твои земные силы, Ефим, у тебя такое сильное биополе, - стонет в объятиях Тишкина истосковвшаяся по мужской ласке рюмянка Эйглория (Гражина Байкштите), - Как хорошо чувствовать себя снова настоящей женщиной»), разворачивающихся в нелепых ретрофутуристических декорациях из подручного реквизиторского хлама (робот Вася одет в выкрашенный серебрянкой ОЗК, а центральный пульт управления планетой собран из деталей старых теле- и радиоприемников) и приправленных обязательными пугалками в стиле Римского клуба об угрозе перенаселения/ вымирания/ гендерного дисбаланса (демографическая политика планеты Рюм колеблется между стазисом («обязательное бессмертие» и «запрет на размножение естественным путем») и евгенической депопуляцией («Из трех некондиционных рюмян мы синтезируем одного полноценного», - откровенничает диктатор Марзук)), все же «Звездная командировка» неуловимо отличается от усредненной жанровой продукции наподобие фильма Георга Тресслера «Эх, йодль, да еще йодль», в котором космический экипаж из пяти венерианок высаживается в одной из деревень Верхней Баварии и открывает охоту на мужчин, чтобы пополнить запасы семенного фонда для планетарной репопуляции.



«А вот вам и семенной фонд - пшеничка!» - приговаривает Тишкин, высыпая в ладонь робота Васи горстку зерен, случайно прилипших к запревшей портянке в раздолбанном кирзаче. Чуть раньше, когда он вынул из-за голенища другого сапога вяленую воблу, полную икры, зрители начали догадываться, что Тишкин прибыл на Рюм не как герой-осеменитель или донор спермы (подобно персонажам «Зеты Один» Майкла Корта или «Спермулы» Шарля Маттона), а как лишенное собственного целеполагания средство переноса живой материи во вселенной. Писатель Евгений Шатько не случайно назвал свою повесть, легшую в основу сценария фильма, «Пришелец-73». Именно в 1973 году Фрэнсис Крик и Лесли Орджел представили свою теорию направленной панспермии - намеренного распространения высокоразвитой внеземной цивилизацией «семян жизни» во Вселенной путем отправки к другим планетам простейших организмов, способных к выживанию в экстремальных условиях. Ефим Тишкин стал именно таким простейшим контейнером с семенами - космическим мусором (в повести Шатько прямо указывает, что Тишкин, уйдя из семьи, «поступил в военизированную охрану на мыловаренный завод»), переносимым по воле невидимых Хозяев Вселенной из одной звездной системы в другую.

«Даша, иди сюда, глянь, какая красота кругом», - кричит Тишкин в начале фильма, озирая невидящим взглядом печальный простор. Окружающие Тишкина сырые и ржавые пространства, по которым проехал бессмысленной бороной советский колхозный строй - это и есть те места, где упорствуют в своем выживании простейшие формы жизни. Тишкин - как и миллионы обитателей этих краев - экстремофил, способный существовать в неблагоприятных и даже враждебных условиях, и именно в этом качестве он используется для направленной панспермии.



Советские колхозные экстремофилы - живые организмы, чье аномальное существование не просто бросает вызов жизни, но ставит под вопрос критерии ее осмысленности. Так эротическая сай-фай комедия прорастает зернами биохоррора. Режиссер этого необычного жанрового сплава Борис В. Ивченко, очевидно, вдохновлялся недавней космической трилогией своего ровесника и коллеги Нормана Джей Уоррена (как и Уоррен, Ивченко начинал путь в кино с фолк-хоррора («Олеся», «Пропавшая грамота»), прежде чем перейти к фантастике («Под созвездием Близнецов»)). По Уоррену («Добыча», «В открытом космосе», «Инсеминоид»), человеческое тело оказывается не вполне человеческим, но вместилищем недоступной сознанию потусторонней сущности, инсталлированной в него инопланетным Другим. Ивченко выводит на сцену, делает зримой эту чужую субъективность, вложенную в человеческую телесность, активируя затаенный зрительский страх перед бездной космоса и осознание того, что тело не принадлежит человеку, а человек, возможно, не принадлежит Земле.

На следующий год после выхода на экраны «Звездной командировки» группа ученых обнаружила в Антарктиде древний метеорит, в материале которого после многолетних исследований были найдены микроскопические структуры, напоминающие окаменелые бактерии. О том, что марсианский метеорит принес на Землю внеземную жизнь, Борис Ивченко уже не узнал - 28 июня 1990 года он не вышел из очередного запоя, оказавшегося последним.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив