Мой сын, мой друг и я

|
Когда я был маленьким, соседский мальчик показал мне, как взрослые занимаются сексом. Мы разделись догола, и он терся об меня своим костлявым телом. Мне не понравилось, и я весь дрожал от страха.
На первом курсе универа мне сделал минет старшекурсник. Мне захотелось большего. Когда я сам попробовал то же самое, у меня сработал рвотный рефлекс, стало жутко противно. Весь день я искал языком волоски во рту, и у меня совсем не было аппетита.
Когда я влюбился в парня, который показал мне, как хорошо и красиво это бывает, он навсегда уехал. Раздираемый горем и любопытством, я начал испытывать судьбу с девочками, и даже женился, но вскоре, на очередной свадьбе однокурсника, познакомился с таким же, как я, женатым парнем и отцом сына. У нас был многолетний роман, и мы дружили семьями. Потом я ушел из обеих семей и вместе со своим малолетним сыном уехал в другую страну.
Я долго не влюблялся, но позволял себя любить, и некоторое время даже жил в "золотой клетке". Потом мне все надоело. Захотелось свободы. Я ходил по барам и ночным клубам. Часто забывал имена партнеров или просто не спрашивал, как их зовут.
Однажды я стоял в баре и присматривал новую жертву, как вдруг ко мне подошел спортивный красавчик с двумя бокалами пива и, обратившись по имени, предложил выпить. Красавца звали Оливером. А мое имя он знал, потому что, будучи студентом, подрабатывал здесь барменом, а я, заказывая у него напитки, записывал их на свое имя, а расплачивался перед уходом, так было заведено. Оливер запомнил меня и мое имя. А я его нет, потому что всегда был занят другими...
В тот вечер мы оба много выпили, и он потащил меня к себе домой в трехстах метрах от бара. На рассвете я тихо искал свою одежду, джинсы, носки, чтобы незаметно исчезнуть из его жизни. Он поднял голову и спросил: "Ты куда?"
Мне ничего другого в голову не пришло, как сказать, что надо выгулять собаку, хотя на самом деле я спешил к своему сыну. Я боялся, что он проснется и испугается, что его папы нет дома. Хотя за сыном присматривала моя сестра. Этого я Оливеру говорить не стал. "Ну, да, - словно простонал он в ответ, - такие они, геи, бабочки-однодневки". Он взял ручку и салфетку, начеркал на ней свой номер телефона и даже не стал провожать меня до двери.
Прошел день-другой-третий, но я не решался звонить, в моей жизни не было места мужчине. Моим главным мужчиной был маленький сын и большая ответственность за него. Но однажды раздался звонок в дверь. Когда я ее отворил, то передо мной стоял тот спортивный красавчик с большим плюшевым мишкой в руках. "Привет, раз ты не решился мне позвонить, я пришел сам и принес подарок твоему сыну", - скороговоркой выпалил он и переступил через порог.
Оказалось, что нашлись общие знакомые, которые открыли тайну моего молчания и рассказали, где я живу. Весь вечер мы провели дома втроем: мой сын, его отец и незваный, но, кажется, долгожданный гость, от которого малыш просто не отходил: "Оливер, давай поиграем в эту игру, Оливер, а что значит вот это, почему, зачем, откуда?" И вопрос ножом в сердце: "А ты к нам снова придешь?" Оливер пообещал обязательно прийти, и ребенок, поцеловав меня в щеку и пожав руку Оливеру, побежал в свою комнату видеть счастливые детские сны... Мне кажется, я никогда прежде так много в своей жизни не говорил. Мы сидели на балконе и пили вино, общались, и нам было даже странно подумать, что уже светает. На сей раз Оливер у меня искал свои вещи: джинсы, носки, ботинки. Я спросил его, куда он собирается? Он совершенно спокойно ответил: "Пойду погуляю с собакой, а ты убери посуду, я в твоей кухне пока еще плохо ориентируюсь". Переезд Оливера к нам случился уже через пару дней, сначала приехал его чемодан, потом теле-радиоаппаратура, а вскоре у дома стоял грузовичок с его скарбом. Мы стали семьей, и нас было четверо, все мужики: мой сын, его папа, Оливер и пес Микки.
Папенькин сыночек
Тому, что нам с другом посчастливилось вырастить и воспитать сына, мы больше обязаны не моей бывшей жене, а самому сыну. Это он, будучи шести лет отроду, принял такое решение. Мой отъезд в Германию должен был поставить все точки над "i" и в отношениях с бывшей женой, с которой мы все еще жили под одной крышей. Мы оба были уверены, что ребенок останется с мамой. Мне предстояло объяснить малышу, что навсегда уезжаю в другую страну. В один из вечеров мы втроем, жена, сын и я, сели за "стол переговоров". И я начал этот трудный разговор.
"Знаешь, Артем, твой папа должен уехать в Германию, а ты останешься с мамой в Москве. Мы будем видеться очень часто, ты с мамой будешь приезжать ко мне в гости", - мой голос звучал нарочито твердо.
Артем внимательно посмотрел в мои, а потом в мамины глаза и неожиданно для нас обоих произнес: "А я хочу с папой!" И уже всхлипывая, добавил: "Я поеду с тобой!"
Так в одночасье я оказался отцом-одиночкой. Мы с бывшей женой пытались убедить сына, что с мамой ему будет лучше, но он ни в какую не соглашался. Артем с самого рождения был "папенькиным сыночком". Это понимала и его мама, но согласиться с желанием сына никак не решалась.
"Если ты хочешь лишить его благополучного будущего, воспользуйся правом матери и не подписывай разрешения на выезд". Мои слова отрезвляюще подействовали на Татьяну, и она сдалась с условием, что сможет видеться с сыном при каждой возможности.
За год жизни в Кельне мы дважды встречались: один раз на месяц к нам приезжала мама, потом мы к ней в Москву. Когда мы вернулись в Кельн, Артем меня по-детски попросил: "Папа, если ты снова женишься, то обещай мне, что только на моей маме!" Я был готов к честному ответу: "Я больше не женюсь, у тебя будет только одна мама". Мне показалось, что он хотел услышать именно это.
Одна мама и двое пап
О том, что у моего сына отец гей, он узнал не от меня. Однажды за другом-одноклассником, который гостил у нас, заехала его мама. Когда она вошла в квартиру и огляделась по сторонам, то первый ее вопрос был неказистым: "Артем, а твой папа - гей?" Не знаю, что точно ответил сын, но когда мы с другом, наконец, решили открыть ему, 14-летнему подростку, нашу великую тайну, он только усмехнулся: нашли, чем удивить, я давно в курсе.
В курсе был и весь его класс, благодаря любознательной маме друга. "А еще, - совсем по-взрослому сказал сын, - я видел у вас гей-журналы. Наш учитель географии тоже гей, а у Бетины две мамы!" От такой неожиданности я был готов провалиться сквозь землю, но инициативу перехватил Оливер: "Зато у тебя двое пап! А тебе самому кто нравится - девочки или мальчики?" "Мне нравится Катя". Он выпалил это признание и, слегка смутившись, добавил: "Успокойтесь, я гетеро".
На следующий день мы увидели на стенах его комнаты постеры с красивыми длинноногими и полногрудыми девицами. Мой друг хитро кивнул мне: быть тебе дедушкой! Через год у нашего "скороспелки" появилась подруга, но звали ее не Катей, а Ниной, потом Николь, а сегодня Сенди. И с ней у него все очень по-взрослому и очень серьезно. Они даже недавно съехались, а мы с родителями Сенди дружим семьями: ее мама с папой и нас - двое пап. С мамой Артема им еще предстоит познакомиться.
Лучший друг моего сына, турок по происхождению, недавно признался одноклассникам, что он, как говорят немцы, с другого берега, то есть Schwul. Удивились не одноклассники, а он сам - тому, что никто не придал этому особого значения. А сын дома с улыбкой заявил: "Я давно об этом догадывался, у меня нюх на вашего брата!"
Сын с подругой очень ценят дружбу со "швулем", они говорят, что у него отличный вкус и что он клевый парень! И компания у них очень пестрая. Может быть, все потому, что дело происходит в Кельне? А скорее, потому что подрастает новое поколение, которому наплевать, какой ты сексуальной ориентации, главное, чтобы ты был "клевым парнем".
Нашей семье исполнилось двенадцать лет. Сын сегодня живет отдельно, пес Микки состарился, и у него отдышка. Доктор говорит, что это нормально для пятнадцатилетней собаки. Мы по-прежнему заботимся о сыне, радуемся, когда по воскресеньям он с подругой приходит на обед. Каждый раз пытаемся удивить молодых изысками кулинарии. А они нас своей взрослостью.12 лет - много это или мало? Для жизни, наверное, мало. А вот для партнерских отношений - целая жизнь: со взлетами и падениями, со смехом и слезами, с печалями и радостями. Трудностям "переходного возраста" сына можно посвятить целую книгу. Артем любит своих, как он говорит, современных пап и свою единственную и неповторимую маму, а она нас - всех троих. Так, по крайней мере, она говорит. И мы ей верим. Я часто вспоминаю нашу первую встречу с Оливером. Если бы я не пришел тогда в тот самый бар на Rudolfplatz, где и с кем я был бы сегодня? Но главное в другом, не приди тогда Оливер со смешным плюшевым мишкой из его собственного детства, я никогда бы, наверное, ему не позвонил, и мы бы не стали семьей. Но теперь я точно знаю, что когда-нибудь я бы об этом очень сильно пожалел.