МОЙ ПУТЬ В КПРФ
ledokol-ledokol — 04.06.2017 Я, родившийся в 1987 году, будучи еще в детсадовском возрасте, конечно не понимал переломных процессов, протекавших в стране, но, по крайней мере, их остро чувствовал. По разговорам взрослых, по их поведению можно было понять - сколько всего непривычного для них появилось в короткий промежуток времени. Эта неуверенность, падкость на новшества, все эти напряженные разговоры, – все говорило о том, что народ живет в период серьезных перемен.Более того, я на каком-то интуитивном, чувственном уровне понимал то откуда и куда двигается Россия. Я был безобидным, мечтательным ребенком, которому был чужд дух соперничества. Помню, что, прибывая в детском саду, я постоянно ощущал контраст моего тревожного душевного состояния с рисунками на стенах, со скульптурами, со всей материальной базой дошкольного учреждения, направленной на всестороннее развитие детей.
Конец 80-х – начало 90-х – время расцвета бесхозяйственности, нищеты, дефицита. Я знал, что облупившийся забор был когда-то очень красивым, сломанные качели работали, веранда была ухоженной, и вообще жизни было больше. Экономические причины этой разрухи были для меня скрыты, и я задавался вопросом – почему взрослые, создавшие все, что я видел, вдруг потеряли ко всему этому интерес, что изменило их? Складывалось отчетливое впечатление какого-то массового грехопадения, после которого многие начали осквернять былые святыни, которыми были для меня предметы культуры и различные детские, спортивные сооружения.
Ну и конечно усиливали боль о потерянной стране советские фильмы. Стоит ли говорить о том, какие характеристики старому и новому я выдавал, смотря старое доброе кино.
СССР также у меня связывался с материальным достатком. Идя с мамой по рынку, захаживая в магазины, я ничего себе не клянчил т.к. твердо знал – денег в семье мало. При этом я смотрел на мебель, бытовую технику, имевшуюся в доме и знал, что все это было куплено «тогда», а сейчас мы не можем заменить и малой части из всего этого. Лет до пятнадцати мне приходилось жить исключительно в мире вещей с маркой «сделано в СССР».
В моей семье не было коммунистов, политикой интересовались не больше других, но голос на выборах всегда отдавали за партию, считавшуюся у нас коммунистической. Главным мотивом тому была простая вещь – «при коммунистах нам жилось лучше». Я же пошел дальше.
Мое политическое самообразование начиналось с советских учебников по истории СССР, оставшихся от школьных лет мамы. В подростковом возрасте я уже начал читать общественно-политические газеты. Особенно важным для меня стало чтение газеты «Правда». Следующим моим шагом было вступление в КПРФ. Я надеялся, что, вступив в партию, я окажусь среди людей, преданных идеям коммунизма, в организации, очищенной от карьеристов и прочих корыстолюбцев. То, что я в этом ошибся не оттолкнуло ни от партии, ни от идей, которые она, как мне казалось, представляла. Я много размышлял, обдумывал, но ни разу не возникало сомнений в том, что свободное развитие каждого является условием свободного развития всех, и что КПРФ при всех своих недостатках – это лучший в РФ инструмент по восстановлению социализма.
Меня всегда тяготило то, что на партийную пропаганду социалистического пути развития накладывается отпечаток парламентской деятельности, включение партии в институт депутатства. Я всегда скептически относился к возможности через выборы сменить общественно-экономическую формацию, а избирательную кампанию воспринимал, прежде всего, как, мобилизующий партийный актив, фактор, и как возможность использовать парламентскую трибуну для пропаганды. Я понимал, что для Зюганова и его ближайшей команды вся эта парламентская деятельность значат больше, чем она того заслуживает, но это я воспринимал как, можете смеяться, жертву. Я думал, что с помощью примирительных речей партийное руководство, идя против своих принципов, снимает давление буржуазной власти с рядовых коммунистов, создает им условия для действительно коммунистической пропаганды. Нам объясняли, что программа КПРФ – это программа большинства, нужно только донести ее до каждого гражданина, и я верил, что, сделав это, буржуазная власть рухнет. Таким образом, множественные противоречия между названием партии и содержанием ее работы я выдавал за хитрую, в чем-то иезуитскую, тактику подрыва капитализма. Такое впечатление усиливали слова Зюганова о том, что мирным путем, через выборы, коммунисты не придут к власти и что без вывода больших масс людей на улицу не обойтись.
После выборов 2016 г. мне стало ясно – предвыборная программа «10 шагов к достойной жизни», как и все предыдущие партийные программы реформирования страны, были обречены остаться не воспринятыми населением в той степени, в которой это требовала социалистическая революция.
Одной из причин такого отношения населения к КПРФ и ее предложениям мне думается в том, что люди в своей массе всегда стараются избежать потрясений государственного масштаба. Особенно боятся потрясений русские, пережившие в двадцатом веке две радикальные и потому болезненные ломки общественного строя. В традиции нашего народа особенно выражено стремление держаться за действующую власть до тех пор, пока сохраняется надежда на улучшение ситуации без кардинальных перемен. Несмотря на продолжающееся падение уровня жизни трудящихся, уровень доверия к власти у народа еще не понизился до последней черты.
И вот в такой ситуации оппозиционные партии могут добиваться запуска своих государственных программ двумя способами. В одном случае ставка делается на диалог с властью, в котором массовая поддержка граждан лишь аргумент давления. Здесь партия стремится скорректировать политику, не меняя резко сложившуюся систему власти, ее основные кадры. Второй путь можно назвать революционным. В нем основная роль отводится народному движению, с помощью которого оппозиционная партия овладевает рычагами управления страной. Многим политикам с альтернативной точкой зрения на стратегию развития страны самым соблазнительным кажется использование первого способа прихода к власти, но он содержит серьезный недостаток. Сила его использующая сращивается по нескольким каналам с действующей властью. Такие оппозиционеры обрастают определенными привычками, входят в зависимость от государственного финансирования. В итоге партия снижает свою боевитость, обрастает карьеристами.
КПРФ выбрала путь, определяемый первым способом. Народ, как показывает история, такую хитрую тактику воспринимает слабо и не готов поддерживать оппозицию лишь для того, чтобы она компенсировала недостатки власти, он или полностью за, или полностью против. А власть РФ хотя и неоднородна, но даже в ее «державном» крыле коммунистам не найти союзника, на что я также надеялся, находясь под влиянием не только Г.А. Зюганова, но и некоторых публикаций Анатолия Александровича Вассермана.
Отсюда я сделал вывод, что массам нужно объяснять не только губительность либерального курса правительства, а в первую очередь обличать весь капитализм, вводить в оборот марксистско-ленинскую терминологию общественно-экономических отношений. Вместе с этим политика руководства партии стала выглядеть для меня не коммунистической-хитрой, а вредной, мешающей людям осознать свои классовые интересы. Это вредительство я пока еще считал результатом слабости Зюганова и его соратников, которые материально и духовно несколько сроднились с властными элитами.
На этом этапе моего прозрения я охотно теоретизировал на тему поворота КПРФ на путь действительно коммунистической партии. В среде молодых кпрфовцев я высказывал мнение, что партии стоит упор сделать на возбуждение протестных леворадикальных настроений и обособить эту деятельность от соглашательской линии, дабы она не смешивалась в массовом сознании. Я считаю, что самым могучим оружием революционизирования и поднятия сознательности масс является марксизм-ленинизм и мне хотелось, чтобы партия, называющаяся коммунистической, перенаправила основные средства с пропаганды проектов законов на воспитание классового сознания. Одной из задач такого воспитания, по моему мнению, должна быть ломка стереотипов и образов мысли, которые поддерживают в массах высокую степень аполитичности, индивидуализма. Нынешняя же официальная риторика КПРФ строится на тех народных воззрениях, которые освоены или вовсе были созданы буржуазными СМИ. В массовое сознание нужно внедрять термины и понятия с большой идеологической нагрузкой, чтобы, затем опираясь на эти кирпичики, вести более содержательную пропаганду и агитацию к солидарности трудящихся. Кроме того, финансовые возможности партии мне представляются достаточными, чтобы в каждом регионе наладить курсы подготовки пропагандистов, которые бы могли выпускать в достаточном количестве людей, способных простым языком объяснять обычным людям скрытые причины их личных проблем, проблем страны и мира, давать им азы марксистской политэкономии. Но вместо этого большие деньги партия тратит на выборные компании, выпуск газет, содержание которых явно не направлено на формирование в сознание масс цельной картины мира, в которой корнем всех проблем будет значиться частная собственность на средства производства, а единственным путем решением их – социализм. Также в КПРФ неоправданно слабо развиты юридические службы, которые могли бы решать ближайшие проблемы людей, помогали бы трудящимся организовываться для борьбы с капиталистической эксплуатацией человека. В общем, я настаивал на том, чтобы КПРФ из предвыборного штаба и одного из аналитическо-конструкторских бюро сферы буржуазного законодательства превратилась в образовательное учреждение, в штаб протеста и борьбы за власть трудового народа.
Дальнейшие размышления об этой организации зародили во мне подозрение, что партийные лидеры вовсе не страдают от своего соглашательства и не надеются, что рядовые коммунисты своей более радикальной позицией поднимут народ на захват власти. Мне были давно знакомы обвинения КПРФ в оппортунизме, не раз приходилось спорить на этот счет с представителями РКРП и ВКПБ, но только в этот момент я серьезно обратил внимание на то, что лежит в основе этой критики. Последним ударом, разбившем мое мнение о КПРФ как о нездоровой на голову, но все-таки во-многом коммунистической партии, стали выступления Юлина Б.В. С него я вышел на «ИА Ледокол», в работниках которого я сейчас вижу самых эффективных борцов за социализм.
Несмотря на то, что программу КПРФ в лучшем случае можно считать социал-демократической, я знаю, что на низовом уровне есть много порядочных людей с действительно коммунистическим настроем (грамотных марксистов в ней не встретишь), которые если не понимают, то ощущают малополезность пропагандистского материала, который спускается им сверху для распространения. Такая ситуация, при которой официальные мантры в коммунистичности, большое влияние этих заявлений на принятие решения вступить в КПРФ противоречит с реальной политикой ее руководства, дает основание считать, что если бы каким-то чудом из Устава КПРФ не просто убрали бы пункт 2.5, запрещающий создание внутрипартийных фракций, а заменили бы его на прямо противоположный, поощряющий такие формирования, то большинство партийцев, избавившись от излишнего бюрократизма и получив определенную самостоятельность, нашли бы способ эффективной борьбы за власть трудящихся.
Феликс Колчев
Примечание редакции. Товарищи коммунисты, подумайте, что вам делать в буржуазной социал-демократической партии парламентского типа?
|
</> |