Мне на плечи кидается век-волкодав

Мне повезло на общение с ровесниками века. Был бы тогда умнее — общался бы больше и внимательнее.
Люди эти , буквально не чета нынешним — вынесли столько и такого, что теперь представляется чем то эпическим и на грани возможно — один из моих дедов ушёл добровольцем в лыжный батальон и воевал в Карелии.
Правда выбора у него не было — либо дисбат либо в добровольцы. И второе место по лыжным гонкам в РСФСР в 1938 году.
Воевали неделями в лесу в мороз от 30 до 40 градусов, однажды , замерзая , развели маленький костерок, прикрывая его от финнов — плащ-палатками. Финн с позиции , за несколко сотен метров, в ночном лесу, положил им мину прямо в костёр. Из восьми — осталось двое контуженых.
В Отечественную , дед уже сержант МГБ, служил в 5й ЛПБ НКВД. В феврале 1942 привёл , без единого выстрела, из псковской оккупированной области в Ленинград первый обоз с продовольствием. На мои вопросы , ответил — разведка живёт до первого выстрела. А маршрут надо тщательно готовить и знать когда и как идти.
Прочие сташие родственики тоже много успели и поучаствовали во многом.
Но мне они напоминают конкистадоров — совершали почти невозможное, но воспринимали это как обыденность. Они это умели и могли, и события не оставили в них ни глубоких обдуманных воспоминаний ни рассудительных мемуаров.
Квинтэссенцией этого является один из моих дядюшек
На мои вопросы
— Ты же штормовал в Бристольском заливе у Аляски, был в Анкоридже, на Аляске. Как там ,как выглядит например город Анкоридж?
ответил - Да хрен его знает. Что мне в городе делать? А в морском клубе, неподалёку от пирса, с одним норвежцем мы знатно вискаря попили.
При этом дядька много читал, был человек вполне живого ума, обошёл пол-мира. Но это не оставило в нём сколько-нибудь серьёзных воспоминаний.
Страшный и блистательный прошедший век они воспринимали как череду проходящих событий не делая из пережитого рассудительных выводов, не видя в прошедшем истории и не зная его места в череде огромной яркой и безжалостной жизни.
Исключением очевидно были прадед и дед по материнской линии.
Прадед был совершенно сибирский американец сделавший себя сам — в 14 лет придя в январе пешком в Иркустск, он устроился помошником прикащика те помошником продавца. К 35 годам он стал Председателем торгового товарищества и входил в управление банка взаимного кредита. В 1920 году распродав всё что ещё можно было распродать — уехал арендовав вагон сначала в Омск, там перегрузил вещи, и отправился в Усть-Каменогорск, где прежде не был и никто его не знал. Там вскоре стал директором кооперативной мясоперерабытывающей артели. Умер от сердца в 1943 году,в весьма преклонных годах.
Будучи в деревне неподалёку от Иркутска в 1918-1919 годах глядя на происходящее вокруг, а только что казаки влетевшие в деревню — выставили на площади пойманных большевиков, деловито распластали их шашками, останки сбросили в колодец, и засыпали туда же мешок соли, установили в колодезный сруб табличку — Солонина для красных — и мигом вскочив в сёдла, скрылись.
Прадед моей будущей бабушке сказал — после такого до чего люди дошли, ничего хорошего уже не будет.
И ведь верно он увидел. Очень верно.
Дед, офицер артиллерист, в1938 году надумал было переводится из Сибири на Украину. Вернувшись он сказал супруге — Вот что Люся, ни на какую Украину — ехать нельзя! Скоро будет очень большая война и лучше всего оставатся вам с Ирочкой жить в Сибири. Как нибудь да проживёте.
Погиб весной 1942 года под деревней Мясной Бор при прорыве из окружения частей 2й Ударной армии .
Уходя , взял на руки дочку-трёхлетку, обнимал её и горько плакал. Никаких иллюзий у него очевидно не было.
|
</> |