Мысль семейная
aerys — 25.11.2024В честь обновления и опрофессионаливания журнала, мне захотелось вдруг поговорить о вечном. Например, об Анне Карениной. Сейчас принято укладывать все её проблемы в папку с надписью «Морфий» и объяснять трагедию внебрачной связи и самоубийства наркоманией вульгарной. Вряд ли Толстой взялся бы за такой примитивный случай. Просто современным обывателям хорошо знакома тема злоупотребления веществами (или же они так думают), и совершенно непонятна дилемма христианского брака и греховной страсти. «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает», ибо они уже не двое, но одна плоть. Что случилось бы, если Анна преодолела искушение и раз и навсегда отказалась встречаться с Вронским? Она осталась бы прекрасной матерью любимого Сережи, уважаемой женой государственного деятеля (карьера Каренина, вероятно, не пошла бы под откос), располнела бы еще больше, и, вероятно, погас бы тот резкий отчаянный блеск в её глазах... Не было бы второго ребенка, нелюбимой и ненужной никому кроме мужа, Ани. Княжна Бетси и Лиза Меркулова остались бы в восхищении у пьедестала недоступной, крутящей как угодно молодыми знатными поклонниками гранд-дамы Карениной, а графиня Лидия Ивановна утерлась бы со своими филантропами и ясновидцами. Вронский женился бы на княжне Сорокиной, протеже матери, и сделал подобно старшему брату блестящую придворную и военную карьеру.
Но страсть, влюбленный до безумия не просто светский щелкунчик, а честолюбивый и волевой мужчина, готовый всё бросить ради неё!.. Внезапно обнажившийся неравный брак, нелепые уши пожилого мужа, беременность, падение любовника с лошади на скачках, его попытка самоубийства... Анна и Вронский оставляют свет, отказываются от развода, забирают только общую дочь, и отправляются за границу наслаждаться красотами Италии.
Ни одному из них неаполитанских небес оказывается недостаточно.
Анне нужен сын, Вронскому — дело. "Во всяком случае я все могу отдать ей, но не свою мужскую независимость", - думал он.
Каренина уверена наперед, что возлюбленный не поймет её тоски по Сереже, она даже не хочет упоминать имя сына и не признаётся, что ищет возможности с ним видеться. Вронский, очевидно, мечтает о других детях, о наследнике своего имени и состояния. Анна же отказывается и втихую делает операцию женской стерилизации, как она признаётся Долли. Биологическая драма львиного прайда.
Алексей Вронский также не собирается отказываться от холостых ужинов с боевыми товарищами, общения с матерью и прежними светскими знакомыми, политической деятельности и сельского хозяйства. Ему-то что? «Хотя свет был открыт для него лично, он был закрыт для Анны. Как в игре в кошку-мышку, руки, поднятые для него, тотчас же опускались пред Анной.» Вронский напрасно уговаривает её не ездить в театр, чтобы не подвергаться оскорблениям, но сам-то он сидит в ложе друга как ни в чём ни бывало.
Именно это сводит Анну с ума. Она, бывшая недоступная и обожаемая красавица, безупречная светская дама, на которую смотрели сверху вниз такие девочки как Китти, теперь — блудница, которую осмеливаются навестить только ближайшие родственники, и то под угрозой для собственной репутации. Её веселые подружки Бетси и другие, спокойно изменяющие мужьям или официально разведенные, порхают по-прежнему в салонах и на балах, а на ней — клеймо неприкасаемой. Анна переносит все мучения уязвленной гордости, не смея пожаловаться. Ведь её партнер опозоренным не считается, перед ним как раньше открыты все пути, его уважают и жалеют за неудачный выбор. Стоит ему только отказаться от связи с Карениной — к его услугам и протекция бывшего сослуживца-генерала, и связи брата, и богатство матери, и улыбки юных княжон. Видимо, он остаётся с Анной только из сострадания и личной порядочности. И сколько это ещё продлится?
Вот этот демон: призрак жалости, заменившей страсть, которого не может вынести ни одна женщина. Общественное неравенство, дискриминация женщин и вседозволенность мужчин. Непонимание даже самых близких, изначальная свобода женатого многодетного брата изменять прежде любимой Долли, поблекшей от родов и домоводства.
Неудивительно, что начинаются домашние ссоры, скандалы, пресловутый морфий, и любовь гаснет в безвоздушной атмосфере светских условностей. Вронский прекрасно осознаёт, что его жизнь была бы намного легче без незаконной жены и ребенка, претензий и цепкости Анны. А ей больше не за что цепляться кроме него. Страсть угасла, общность семейного очага так и не родилась.
Та общность сочетаемой Богом плоти, о которой дважды напишет Толстой в эпилоге другой книги: «связь, которая держалась чем-то другим, неопределенным, но твердым, как связь её собственной души с телом.» «А жену разве я люблю?.. Ну, что я люблю палец свой? Я не люблю, а попробуй, отрежь его...» Та, что основана на непреодолимой разнице полов и примате девичьей невинности, верности женщины в браке и мужской независимости, бремени размножения, воспитания и социализации детей, лежащем исключительно на матери (муж одной из сетер Щербацких, вовлеченный отец Арсений, воспринимается большинством знакомых как дурачок). Та парадигма, которую так и не смог обосновать великий Лев, только испортив дело «Крейцеровой сонатой».
Что есть любовь, и может ли она существовать без равенства? Способен ли наш век ответить на этот вопрос?
|
</> |