Мировая революция - 2

Переводил впопыхах и на работе, так что могут быть ляпы и неточности. А вообще это глупо переводить перевод обратно на язык оригинала, но оригинал взять негде. Скажите кто-нибудь Тарасову об этом.
Мировая революция-2. Возврат к глобальной революционной
стратегии с учетом опыта XX века.
Предисловие автора 2009 года
Обращаю внимание читателей на тот факт, что эта статья была написана в октябре 2005 - январе 2006 года, т.е. почти четыре года назад. Поэтому все сравнительные даты в тексте (например, «15 лет назад») следует соотносить со временем написания статьи - так же, как и статистические данные, примеры и т.д.
К большому своему удивлению, мне не удалось в течение последующих лет найти ни одного издания - бумажного или электронного, включая те, которые считались безусловно левыми, - которое согласилось бы опубликовать этот текст. Почему-то он вызвал натуральный ужас и казался «слишком радикальным» (вообще или «при данных обстоятельствах»).
Поэтому сейчас, когда такая возможность появилась, я принципиально решил ничего не менять в тексте статьи, оставив все так, как было четыре года назад, - для того, чтобы дать читателям возможность тоже подивиться и подумать над вопросом: какую же такую «крамолу »находили редакторы в этом тексте?
Хотя, конечно, я мог бы добавить много примеров. Скажем, пример выборов в Гватемале, где Ригоберта Менчу уверенно победила в округах, население которых практически не знает испанского, а говорит на языке майя-киче, - и проиграла в идентичной социальной среде там, где население говорит на испанском языке и где оно обнаружило неспособность противостоять изящной предвыборной демагогии буржуазных партий. Или пример Непала, где маоисты, придя к власти, оказались вынуждены тотально перевести свою документацию, пропаганду и т.п. на английский - и сразу эксперты из спецслужб Индии (а также Великобритании и, очевидно, США) смогли, воспользовавшись языковой доступностью информации, быстро разработать и предложить своей клиентуре в Непале такую стратегию, которая создала серьезные проблемы для маоистов. Или пример Колумбии - единственной, насколько я знаю, страны, где не правые, а левые (ФАРК-ЭП) использовали тактику разрушения инфраструктуры (подрывая нефтепроводы, линии электропередач и т.п.). За это все другие левые их клеймили или стыдили (в зависимости от степени сочувствия к борьбе ФАРК) - и наконец, убедили отказаться от такой тактики как от «классовой чужой». Между тем, до начала этой кампании ФАРК имели едва ли 4,5 тысячи бойцов, а под ее конец - 12 000, что говорит о правильности материалистичного подхода к политике (не забываем, что политика - это всего лишь концентрированная экономика). Наконец, я мог бы написать об истерическом требовании американской администрации, под конец правления Буша-младшего, об автоматическом применении военной силы против любой страны, которая пытается ограничить доступ США к углеводородных ресурсам. Снова, как уже было много раз в течение последних ста лет, правые (капиталисты) оказываются на практике гораздо больше материалистами, чем левые. И думаю, пока ситуация не изменится, пока левые не перестанут противопоставлять вооруженной силе морализаторство - никаких побед левые не получат. Скрытый идеализм будет мстить за себя.
3-7 сентября 2009
Всемирно-историческое поражение советского блока в третьей мировой («холодной») войне дает нам возможность вернуться наконец к теме революционной глобальной антибуржуазной стратегии.
В течение XX века такая стратегия, основанная на глобальном видении и классовом подходе, предлагалась всего два раза. Первая была предложена большевиками, которые хорошо понимали, что судьба Русской революции зависит от революции мировой, что никакое «построение социализма в отдельно взятой стране» невозможно - и сознательно делали ставку на мировую революцию. Для осуществления этой цели, собственно, и был создан Коминтерн.
Сначала мировая революция мыслилась когда революция в развитых европейских странах, но довольно быстро большевики перенесли свое внимание на страны третьего мира, в первую очередь на колониальные и полуколониальные страны Азии.
Эта стратегия была отвергнута после контрреволюционного сталинского термидорианского переворота. Мелкая буржуазия, которая пришла к власти в СССР в ходе этого переворота, (конкретно - чиновничество, а по социальному происхождению преимущественно мелкая сельская буржуазия) ни в коем случае не была заинтересована в продолжении революции, в революционной борьбе и в неизбежно связанных с ней рисках. Как всякая буржуазия, она стремилась к стабильности (и тот факт, что в специфических советских условиях чиновничество было лишь виртуальной мелкой буржуазией, сути дела не меняет, поскольку стабильность - это категория социальной психологии, социального поведения). Революционная стратегия классового конфликта была заменена контрреволюционной стратегией Realpolitik. Классовая позиция была заменена государственной, то есть противостояние классов и их политических представителей было заменено противостоянием государств и - позднее - противостоянием военно-политических блоков (НАТО и Варшавского Договора, Запада и Востока и т.п.). Это стало откатом к классической политики, которая всегда проводилась на международной арене государствами, основанными на классовый эксплуатации.
В СССР утвердился общественный строй (а позже и в его сателлитах), - суперэтатизм (о суперетатизме подробнее см. мою статью «Суперэтатизм и социализм» / / «Свободная мысль», 1996, № 12), основанный на сочетании индустриального способа производства с государственной собственностью на средства производства, являясь парным и в настоящем смысле слова альтернативным капитализму (альтернатива, напоминаю, - это выбор из двух и более равных вариантов) в рамках одного - индустриального - способа производства. Объективно был ориентирован на включение в единую с капитализмом мировую экономику, на мирное сосуществование, а не на войну до полной победы.
Безусловно, советская верхушка со времен сталинизма была готова отказаться от противостояния с буржуазным миром, но не могла этого сделать из-за позиции буржуазного мира: экспроприация средств производства у частных собственников настолько испугала буржуазию и послужила столь опасным примером, что отказ от конфликта между СССР и капиталистическими странами могла быть основан только на возвращении экспроприированной собственности ее бывшим владельцам и показательной экзекуции экспроприаторов. Понимание этого заставило сталинское, а затем и постсталинское руководство продолжать государственное, военное и идеологическое противостояние с Западом, тем более что апелляция к октябрю 1917 была единственным основанием легитимности этого руководства.
Однако стратегия государственного противостояния была изначально обречена на провал: это была типичная, хорошо известная по истории классовых эксплуататорских обществ стратегия, основанная на государственной мобилизации, то есть в конечном счете на материально-техническом противостоянии имеющихся сил и ресурсов (включая военную и человеческую силу). Очевидно, что СССР (даже с сателлитами) был слабее (имел меньше ресурсов) чем мир капитализма. Кроме того, по причинам идеологического характера (поскольку советская суперэтатистская верхушка должна пользоваться чуждой себе социалистической идеологией - как прикрытием) СССР не мог так откровенно грабить и эксплуатировать страны третьего мира, как это делал Запад.
Итак, поражение СССР с союзниками в этом глобальном противостоянии была лишь вопросом времени. Это поражение и случилось 15 лет назад - у нас на глазах - вскоре после того, как на Западе возникли ТНК, объем капитализации которых превышал объем капитализации СССР (надо понимать, что в мировой экономике Советский Союз выступал как одна огромная монополия, которая была вынуждена - в отличие от западных монополий - конкурировать со всеми по всем видам продукции, во-первых, и тратить огромную часть прибыли на поддержку вооруженных сил и социальные цели, во-вторых).
Классовый конфликт, в отличие от государственного, развивается по другими законами и основан на ином принципе: это не борьба разных стран и блоков, когда противоборствующие силы готовы даже к тотальному уничтожению всего населения и всего народного хозяйства на территории противника, а борьба противоборствующих классовых сил при одни и те же народно-хозяйственные объекты (и ресурсы) Ни одна из сторон в этой борьбе не заинтересована в разрушении и уничтожении (тем более тотальном) этих объектов и ресурсов. Никакой пусть даже найшалениший реакционер не будет сбрасывать атомную бомбу на свои заводы только потому, что эти заводы в этот момент увлечены его же рабочими. Именно этот фактор ограничения дает реальную возможность революционным силам победить даже в тех случаях, когда противник объективно сильнее.
Второй раз глобальная революционная стратегия в XX веке была предложена Эрнесто Че Геварой - в его знаменитом «Письме на Триконтиненталь». Напомню, что в этом письме Че провозглашал США врагом человечества, призывал к созданию «двух, трех, многих Вьетнамов» в странах «третьего мира» - для того чтобы, во-первых, отрезать капиталистические страны от расположенных в «третьем мире» сырьевых, энергетических и экономических баз империализма, а во-вторых, чтобы втянуть империализм в такое количество локальных военных конфликтов на территории капиталистической периферии, что заставило бы империализм надорваться экономически. Фактически, Че предложил стратегию глобальной партизанской войны - с обязательным переносом ее на территорию стран «первого мира», чтобы противник не мог чувствовать себя спокойно даже в своих цитаделях, в капиталистической метрополии, чтобы он был вынужден вести вооруженную борьбу у себя дома и чтобы эта борьба увеличивала его экономические и политические проблемы, неизбежно подталкивая «первый мир» к открытым классовым конфликтам.
Эту стратегию Че предложил всем противникам империализма, включая, конечно, и советское руководство. Хотя к тому времени никаких иллюзий относительно СССР Че уже не имел, он понимал, что объективно - пусть даже вопреки воле советской номенклатуры - СССР был противником западного империализма. Однако контрреволюционное советское руководство (а другого нельзя было ожидать) отбросило стратегию Че как «авантюристскую». Ярлык «авантюристов» был наклеен и на всех сторонников стратегии, предложенной Че Геварой. Нет сомнений, что в конце 1960-х - начале 1970-х годов советская номенклатура - как социальная группа - уже готовилась к тому, чтобы стать не только руководителями, но и собственниками, то есть к отказу от чужой ей социалистической идеологии и к включению стран Восточного блока в мир капитализма. Даже «нефтяной кризис» 1970-х, который наглядно продемонстрировал правоту точки зрения Че Гевары, никак не повлияла на поведение советской номенклатуры.
Между тем сами империалисты по достоинству оценили предложенную Че Геварой стратегию. Не случайно Збигнев Бжезинский позже цинично признавался, что во времена Рейгана именно стратегия «два, три, много Вьетнамов» сознательно применялась Вашингтоном против Советского Союза: СССР заставили втянуться - с разной степенью вовлеченности - в целый ряд конфликтов по всему миру (Афганистан, Польша, Куш, Ангола, Мозамбик, Камбоджа, Никарагуа) для того, чтобы советская экономика надорвалась. Стратегия Че, как и следовало ожидать, оказалась успешной.
Кроме того, элементы этой стратегии активно использовали США для дестабилизации левых режимов. Например, де-факто партизанская война, развернутая руками ультраправых в Чили при Альенде, направленная на уничтожение народно-хозяйственных объектов и в первую очередь инфраструктуры (подрыв мостов, дорог, линий электропередач и электростанций, шахт и т. и), быстро создала экстраординарные экономические проблемы, вызвала недовольство режимом Альенде у значительной части населения и успешно подготовила военный переворот 11 сентября 1973.
Экономическое эмбарго, направленное на лишение неугодных Вашингтону режимов притока ресурсов и товаров извне, широко использовалось и используется до сих пор США как орудие дестабилизации.
Перенос боевых действий на территорию противника («экспорт контрреволюции») был успешно опробован в Афганистане (с территории Пакистана), Мозамбика (с территории ЮАР), Анголе (с территории оккупированной ЮАР Намибии), Никарагуа (с территории Гондураса).
В то же время противники империализма нигде не пытались использовать свою территорию как тыловую базу активной партизанской войны, с которой силы революции как периодически, так и методически могли бы успешно наносить удары по классовому противнику. Нигде не проводилась массовая стратегия разрушения инфраструктуры с целью дестабилизации экономики. Никто не пробовал блокировать, парализовать или разрушать традиционные пути, которыми материальные ресурсы «третьего мира» переправляются в «первый». Никто не пытался даже дезорганизовать работу биржи через устройства компьютерного сбоя (хотя очевидно, что это легко сделать)! И т. д. и т. п. Напротив, те слабые - вынужденно слабые, в силу ограниченности в людях и в средствах - попытки перенести войну в метрополию, сделанные революционерами в странах «первого мира», были ошельмованы контрреволюционным советским руководством , на этих революционеров были наклеены ярлыки «провокаторов», «агентов ЦРУ» (или Пекина) и советское руководство с удовлетворением приняло логику политического врага (Вашингтон), приравняв революционную вооруженную борьбу к терроризму.
Но если анализ Че Гевары был верен для конца 60-х годов XX века, то тем более верным он является сегодня. В последние десятилетия XX века - и особенно после краха СССР и Восточного блока - со все возрастающей скоростью идет процесс закрытия или консервации добывающих отраслей в странах «первого мира» и вынос добывающей промышленности в «третий мир». Позже к нему активно добавилась тактика сворачивания промышленного производства в странах «первого мира» и перевода промышленного производства в страны третьего мира. Это значит, что метрополия все откровеннее материально зависит от периферии, а значит становится все более уязвимым для стратегии мировой партизанской войны.
Если усреднить данные шести различных справочников по международной экономике, получаем, что в 2000-2002 годах зависимость капиталистической метрополии (включая Австралию, Новую Зеландию и Израиль) от периферии выглядела так:
по энергоносителям - 52% (а если брать только углеводородное сырье, то 79%);
по металлам - 81%;
по сырью для химической промышленности - 89%;
по сырью для пищевой промышленности и по сельскохозяйственной продукции - 46%;
по сырью и готовой продукции легкой промышленности - 67%.
В действительности, однако, эта зависимость еще больше, потому что официальная статистика не отражает реального положения. В качестве примера приведу макиладоры. Мексиканские макиладоры делятся на три категории в зависимости от их юридического статуса. Так вот продукция макиладоров третьей категории (имеющих права экстерриториальности) не попадает в статистику Мексики, а учитывается статистикой США. Но при этом и сами предприятия расположены за пределами США, и работают на них не граждане США, а мексиканские рабочие (которых североамериканская статистика, разумеется, не учитывает). Таким образом, получаем, что официальная статистика США, учитывая продукцию американских компаний, сделанную в макиладорах, не только преувеличивает общий объем производства США, но и завышает производительность труда американских рабочих.
Существует масса отдельных примеров, подтверждающих несоответствие официальной статистики реальному положению вещей. Скажем, у меня когда-то был компьютер, привезенный из США. По всем документам он проходил как персональный компьютер «белой сборки», произведенный в Силиконовой долине. Когда компьютер сломался и был разобран, оказалось, что в Силиконовой долине была сделана только материнская плата, а все остальное - на Тайване, в Индонезии, Сингапуре, Малайзии, Таиланде, Индии и Южной Корее. Хотя, безусловно, статистика уже посчитала этот компьютер как «сделанный в США». Иной пример: одна из моих бывших учениц, которая живет теперь в Мюнхене, мужу купила костюм для торжественных случаев - в магазине, торгующем только немецким дорогим мужским платьем. По всем документам выходило, что костюм сделан солидной и известной немецкой фирмой. И только дома, вывернув штаны наизнанку, моя ученица обнаружила в шве крошечный ярлычок, из которого следовало, что костюм в действительности сшит в городе Орше (в Белоруссии). Опять же, нет никаких сомнений, что этот товар учтен статистикой как таковой, что он сделан в ФРГ.
Иначе говоря, капиталистическая метрополия («первый мир») превратилась в коллективного эксплуататора капиталистической периферии («третьего мира»). За счет сверхприбылей, извлекаемых западными монополиями из «третьего мира», в странах «первого мира» осуществляется - через систему перераспределения доходов с помощью налогов - массовый подкуп населения, в том числе широких масс трудящихся. Это означает, что метрополия приобретает все более отчетливый характер паразитического образования - подобно метрополии в Римской империи, которая жила за счет эксплуатации и грабежа провинций и соседних земель.
В самом подкупе трудящихся правящими верхушками и классами нет ничего нового или удивительного: этот феномен давно описан классиками марксизма на примере «рабочей аристократии». Просто сегодня грандиозность сверхприбылей позволяет распространить эту стратегию на куда более широкие слои населения.
Одновременно с этим правящие слои и классы стран капиталистической метрополии, сделав вывод из опыта большевистской и прочих революций, проводят сознательную политику, направленную на максимальное сокращение многочисленного рабочего класса (а в первую очередь промышленного пролетариата) в странах «первого мира» - для того, чтобы изменить классовый состав населения, увеличить число мелких собственников и лиц, занятых в секторе обслуживания и развлечений, лиц, напрямую зависящих от интересов правящих классов и принадлежащих зачастую уже к паразитическим или полупаразитическим социальным группам. Лавочники, лакеи, проститутки и шуты вытесняют тех, кто своим трудом создает материальные блага - основу любой цивилизации.
Это означает, что традиционная ориентация левых в странах метрополии на рабочий класс обречена на поражение: во-первых, потому что подкупленый рабочий класс не может быть революционным, а во-вторых, потому что и сам этот рабочий класс численно очень быстро сокращается, что, разумеется, ведет к падению его влияния в обществе. Деградация социал-демократов и лейбористов до неолибералов вовсе не случайна и тем более не является продуктом чьей-то злой воли: это естественный ответ на социальные изменения, происходящие в Западной Европе.
Продолжение в следующем посте
|
</> |